Мила Бачурова - Страна цветущего шиповника

Ник выскочил из-за кресла и нажал кнопку, приводящую в движение крышку бассейна. Он засекал — времени, пока Кларк будет карабкаться по ступенькам, должно хватить на то, чтобы крышка сдвинулась полностью.

Так и произошло. Крышка бесшумно собралась в гармошку и замерла. На краю вышки появился Кларк. Сложил руки над головой и прыгнул.

Успел ли он заметить, что бассейн пуст, Ник не знал. Наверное, успел — показалось, что слышал короткий вскрик перед тем как раздался звук удара. Глухой, негромкий, будто мешок с песком уронили.

«Вот и всё», — глупо подумал Ник.

Подошел к бассейну. Заглянул внутрь.

Он не испытал ни ужаса от того, что сделал, ни торжества от того, что Кларка больше нет. Даже глядя на размозженную голову Кларка, ничего не почувствовал.

«Вот и всё, — крутилось в голове. — Теперь уж — точно всё».

* * *

Через три часа Ник припарковал мотоцикл возле мастерской. На заполошные звонки матери, они начались около часа назад, не отвечал, решил, что перезвонит, когда доберется.

Вышедшая из кафе напротив Сюзанна поливала из шланга асфальт у входа.

— Сюзанна, — подойдя к ней, вполголоса попросил Ник. — Если тебя вдруг спросят — я вернулся домой в семь утра. О’кей?

Сюзанна отвела в сторону руку со шлангом. Невозмутимо уточнила:

— Копы?

— Да.

— Хорошо. — И женщина, все так же невозмутимо, вернулась к помывке асфальта.

— Даже не спросишь, в чем дело? — Ник, сам того не ожидая, вдруг сорвался. — Может… может, я человека убил?!

— Не кричи, — одернула Сюзанна.

Быстро оглянулась по сторонам. Снова отвела руку со шлангом, посмотрела на Ника. И погладила его по щеке. Темные, глубоко посаженные, обведенные сеткой морщин глаза глядели внимательно и чутко.

— Я давно живу на свете, мальчик. И я знаю тебя. Хорошего человека ты не убил бы. А мрази всякой и жить незачем… Мы бежали сюда от войны. Сорок лет прошло, а я помню — всё, что было. Брата моего убили, первого мужа убили… Ваши женщины не поймут. А я… — Сюзанна не договорила. Кивнула в сторону мастерской и твердо велела: — Иди домой, тебе поспать надо. Я запомнила, что ты приехал в семь, не беспокойся.

«Не беспокойся»… Ник был, кажется, близок к истерическому смеху. С трудом подавил смешок. Но Сюзанна смотрела спокойно и твердо.

— Что сделано, то сделано, мальчик. — Она положила шланг на землю, взяла Ника за локоть. — Иди домой!

И он пошел, подчинившись.

Следующую неделю запомнил плохо. Как и следующий месяц. И еще девять лет…

Сколько раз за эти годы Ник мечтал, как выкупит «Шиповник», сломает чертов бассейн!

И пусть это не та овальная лужа, на краю которой когда-то вдребезги разбилось детство. Пусть это совсем другой бассейн, все равно сломает. И дом снесет.

Ник видел в каком-то фильме, как сносят дома: подъезжает манипулятор с подвешенным на стреле здоровенным шаром. Стрела манипулятора поворачивается вокруг оси, будто размахивается — и лупит шаром в стену. Треск, грохот, осколки стекла, клубы штукатурной пыли…

Хорошо-о! — думал Ник. Туда ему и дорога, «большому дому».

Он все в «Шиповнике» снесет к чертовой матери. Проклятый бассейн сровняет с землей и засыплет! А потом напишет дарственную, и пусть Ти своим «Шиповником» подавится.

Ему тут больше нечего делать, он уедет. На север — в Швецию, в Норвегию, в Россию, или еще подальше. Туда, где холодные моря, идет снег и никогда не цветет шиповник.

Он выбросит из головы Ти, Кларка, леди Маргариту. Он забудет о том, что у него были детство и юность. Услуги того, кто сможет присмотреть за могилой матери, оплатит на годы вперед. И будет считать, что родился тридцатилетним…

Так когда-то мечтал Ник.

Поначалу он не верил, что Ти его подставила, чтобы завладеть наследством. Она ведь не знала, какой сволочью был Кларк! Она не могла подумать, что Ник убьет его!

Или могла?.. Ведь что она, по сути, знала о нем? Бродяга с темным прошлым, уклоняющийся от налогов… Так Ник начал думать через год, не получив от Ти ни единой весточки. Хотя бы просто «спасибо» — за то, что ни словом не помянул ее на процессе.

А потом он узнал, что Ти вышла замуж за Боровски. Денег Кларка ей, видимо, оказалось мало.

Потом — что развелась, став владелицей собственной компании. Потом — что родила ребенка хрен знает от кого. Даже с этим мужиком, видать, не захотела делиться деньгами… Что ж, молодец. Всегда мечтала быть богатой и успешной.

Так думал Ник, и год за годом росла и крепла злость.

Та, которой он верил больше всех, его обманула. Попользовалась и бросила, ни словом, ни взглядом не помянув. За девять лет, небось, забыла, как его звать-то… Что ж, он напомнит. И, если ей так дороги деньги, отберет их у нее. Пусть рыдает над каждой монетой и локти кусает, а он посмеется. Он в голос будет ржать наслаждаясь триумфом!

Но триумфа почему-то не получилось.

Когда Ник тянул деньги с Ти, сам себя ненавидел. Когда поминал ее дочку, самому себе хотелось дать по морде.

Ник заканчивал мерзкий фарс с шантажом из чистого упрямства, очень уж хотелось швырнуть к ногам Ти дарственную на «Шиповник». Развернуться и уйти. И все, больше он уже ничего не хотел.

Понял, что не сможет разрушить дом, в котором столько лет прожила мать. Дом, в который когда-то привела их когда-то леди Маргарита…

Он сроет бассейн. И всё. В тот же день встретится с Ти и швырнет ей дарственную. Дальше пусть делает, что хочет. Его это уже не будет касаться.

Ник повернул ключ в зажигании. Изношенный мотор загудел не сразу — натужно, неохотно.

Вот же пылесос тупорылый! И кто только придумал машиной обозвать?.. Скорей бы уж сдать эту помойку обратно в прокат, добраться до дома. Сесть на байк и погнать куда глаза глядят, подальше от «Шиповника» и воспоминаний. Плюхнуться за стойку в каком-нибудь баре, нажраться до синих крокодилов. Если повезет, ему еще и морду набьют…

Ник бросил конверт с документами на пассажирское сиденье. Поправил убогое зеркало. И тронулся, выруливая с парковки.

* * *

… — Вам плохо, сеньорита? — Джузеппе участливо заглядывал Тине в глаза.

— Что? — пробормотала Тина. Зацепилась за слово «плохо». — Я… Мне плохо, да. Мне нужно выйти, извини. Где здесь?..

Джузеппе понимающе закивал:

— Войдете в кафе, и направо от барной стойки. Вас проводить?

— Нет. Спасибо, не нужно.

Тина выбралась из-за столика. Номер Ника начала набирать на ходу.

Он ответил быстро.

— Не надо мне звонить, — услышала Тина вместо «Алло». — Деньги я тебе не верну, но и новых выплат не потребую. Обещаю. Можешь считать, что я сдох. — и Ник отключился, Тина слова сказать не успела.

Прислонившись к барной стойке — ноги едва держали — торопливо набрала его снова. Ник сбросил звонок.

И второй, и третий.

После третьего пришло сообщение: «Не звони. Нам не о чем разговаривать», и Ник отключил телефон.

Сообщение Тины: «Это важно! Прошу, поверь мне! Не садись на байк! Позвони, я все объясню!» — осталось висеть в непрочитанных.

Тина еще дважды набрала Ника — глухо, телефон отключен.

Тогда она набрала Эрнесто.

— Эрнесто, пожалуйста! — прокричала, не здороваясь. — Можно исправить мотоцикл?!

— Э-э-э…

— Пожалуйста! Срочно!

Посетители кафе на Тину недоуменно оглядывались. Официантка, знакомая Джузеппе, скользнула к выходу. Вероятно, сообщить старику о странном поведении дамы.

— Эрнесто!!!

— Э-э-э… Можно, сеньора, — отозвался тот. — Сейчас позвоню парню…

— Когда он сможет всё исправить?

— Н-ну… Дайте прикинуть… Ехать ему часа три. Это, если сразу дозвонюсь, да если быстро на поезд сядет… В общем, при хорошем раскладе, к ночи доберется.

— К ночи?! — Тина увидела, что от дверей кафе к ней спешит Джузеппе. — А раньше никак?

— Никак, сеньора. К ночи — это в лучшем случае, если мой знакомый нигде не задержится.

— Что с вами, барышня? — Джузеппе был уже рядом, его сопровождала взволнованная официантка. — Кричите, народ перепугали… Ох, чуяло мое сердце, не надо вам ничего рассказывать!

Тина заставила себя глубоко вздохнуть — знала, что это помогает успокоиться. Зацепилась взглядом за костюм Джузеппе.

Ткань недешевая, и пошит неплохо. Цвет приятный, но вышедший из моды лет пятнадцать назад. На какой-то распродаже ухватил. Или жена ухватила — что более вероятно…

Так, всё. Она собралась. Она спокойна.

— Я перезвоню, Эрнесто, — сказала Тина в трубку.

— Извините, что напугала посетителей. Проблемы в личной жизни не спрашивают, когда им прийти, — обаятельно улыбнулась официантке.

Обернулась к бармену, замершему за стойкой, ему тоже достался край очаровательной улыбки.

— Прости, Джузеппе, — Тина доверительно тронула старика за рукав.

— Ох, барышня, — горько вздохнул тот. — Зачем только я…

— Ты все сделал правильно, — твердо сказала Тина.

Недавняя паника ушла. С Джузеппе разговаривала спокойная, уверенная в себе женщина.

— Ты молодец. Дай бог всех благ, тебе и твоей семье… Я позвоню. Спасибо. Сожалею, но сейчас мне надо идти. — Тина вытащила бумажник — догадываясь, что расплатиться ей не позволят.

Не ошиблась.

— Я заплачу, барышня. — Джузеппе накрыл ее руку своей. — Бегите… Я вижу, дела у вас. Да не забудьте Ники передать то, что я просил. — Крепкие загорелые пальцы сжали Тинину руку, Джузеппе заглянул ей в глаза. — Не забудете?

— Не забуду. — Голос у Тины дрогнул. — Клянусь, не забуду.

Она осторожно высвободилась, коснулась губами морщинистой щеки Джузеппе. Повторила:

— Спасибо. Я позвоню.

И поспешила к машине.

Погода начала портиться, когда Тина выбралась за город. Она вспомнила прогноз, предсказанный синоптиками утром: дожди, местами сильные. Шквалистый ветер.

Утром Тину не беспокоил прогноз. Утром она была уверена, что к вечеру напьется в хлам — дома, за закрытыми наглухо дверями.

Марию, по просьбе Тины, няня увезла на два дня в детский парк развлечений. Ночевать они должны были в отеле при парке, а на следующий день Тина обещала присоединиться.

Завтра, когда очнусь, думала она. Знала, что долго спать не будет, пьяный сон — короткое забвение. Наглотается таблеток от похмелья, вызовет такси и поедет к дочери. И навсегда выбросит из головы Ника.

«Он сам виноват. Я пыталась договориться по-хорошему…»

Это было утром. Сейчас Тина, наплевав на камеры, мчалась по скоростному шоссе.

Только бы успеть. Только бы успеть… Мачты освещения, за стеной дождя, сливались в смазанную полосу. Не проморгать бы съезд, сто лет здесь не была.

Тина сбросила скорость. Вовремя — указатель поворота увидела раньше, чем завопил навигатор.

Свернула с автострады на шоссе. Здесь на освещении экономили, фонари стали тусклыми, расстояние между ними увеличилось.

Тина постепенно спускалась к морю. Не видела его в темноте, но знала, что спускается. Запах моря пробивался сквозь дождь.

«Море — оно такое, — вспомнились давние слова Ника, куда угодно пробьется».

«Ты поэтому так любишь море?»

«Я разве сказал, что люблю?»

«Нет. — Тина улыбнулась. — Но ты и мне не говорил, что любишь».

Ник тогда как-то выкрутился. Засмеялся и перевел разговор на другое — а может, просто обнял покрепче. О том, что любит ее, он сказал гораздо позже. А тогда слова были не нужны, тогда они и так все знали.

Скоро по правую руку потянулись скалы.

Где-то там, высоко — обрыв, куда привел ее когда-то Ник.

«Сидел вон там, — вспомнила Тина, — и думал: вот сорвусь сейчас, и никто меня не найдет. Они ведь даже знать не будут, где искать! И жутко этим гордился».

Теперь она знала, от чего прятался Ник.

«Думал, стану взрослым — и сразу все проблемы закончатся. Просто, сами собой исчезнут»…

Не исчезли. Догнали и пустили жизнь его под откос. А она, Тина, собиралась поставить последнюю точку.

Нет!.. Тина нажала на газ.

С трудом выровняла вильнувшую на мокром асфальте машину и сбавила скорость — поняла, что ехать быстрее, чем сейчас, не сумеет.

Звонить Нику она уже не пыталась, бесполезно. Надеялась только на то, что доберется до городка раньше, чем он решит оседлать байк.

В конце концов, дождь! Ветер. Не сумасшедший же он, куда-то ехать по такой погоде!..

Так Тина пыталась успокоить себя, а в глубине души знала — сумасшедший. Ему плевать на погоду, не зря же в штормовом море купался. Захочет — поедет, и никто его не остановит. Русский — а они, говорят, все ненормальные. Может, за эту отчаянность она его и любит.