Среди знакомых мужчин, а было их в жизни Тины немало, такие, как Ник, не встречались. Способные на то, чтобы зачеркнуть собственную жизнь — и ведь даже не ради женщины.

Ради нее, Тины, сейчас она это поняла, Ник молчал на процессе — хотя у него наверняка было что рассказать. Кларк ведь не по доброте душевной не стал писать заявление в полицию, когда у него появилась возможность упрятать Ника за решетку. Еще тогда, двенадцать лет назад, когда застукал их с Тиной в сарайчике для инструментов… Чем-то Ник сдерживал Кларка все эти годы — значит, доказательства у него были. Он держал Кларка за горло, но почему-то не сжимал кулак. Почему?..

Да потому, что верил Кларку! — поняла вдруг Тина. Тот, вероятно, дал обещание прекратить свои гнусности, и Ник поверил. А потом узнал от меня о «благотворительности». Его ведь так и подбросило от слова «школа», а я тогда не обратила внимания… Господи, какая я была дура!

Ник пошел на убийство, вспомнив то, что сам пережил когда-то, и не желая своей участи незнакомым пацанам. Он ненавидел Кларка. И в тот день ненависть захлестнула настолько, что на последствия стало плевать.

Тина поняла, что впервые называет Эндрю по фамилии. И поняла, что думает о нем с гадливостью, так же, наверное, как думал Ник.

Пожалуйста, — взмолилась она, — прошу тебя, Ник, сиди дома!

Напейся, воткнись в телек, приведи бабу — делай что хочешь, только не прикасайся к байку! Пожалуйста, умоляю!..

И в этот момент Тина увидела впереди огонек фары. Он едва пробивался сквозь дождевые струи, но второй огонек виден не был. Перед Тиной ехала не машина, мотоцикл.

В темноте. В дождь. По дороге, идущей вдоль скал — на скорости, сопоставимой с той, что показывал спидометр Тины…

«Это не он, — попробовала Тина успокоить себя. — У кого-то просто не работает одна фара. Или это другой байкер. Это не он. Не он!»

Дорога вышла на прямой участок, Тина прибавила скорость.

Скоро стало видно, что надежда на неработающую фару — ерунда. Перед ней ехал мотоцикл.

«Это не он…» Справа мелькнул дорожный знак — опасный поворот.

Догнала. Фары осветили байкера.

Ярко-желтый шлем. Черную пантеру, приготовившуюся к прыжку…

— Стой! — Тина кричала — понимая, что кричать бесполезно, Ник входил в поворот. — Стой!

Она попыталась обойти его. Прикрыть, заслонить собой от столкновения со скалами. От того неминуемого ужаса, когда у мотоцикла сорвется колесо, и Ник ничего не сможет сделать.

— Сто-о-ой!!!

Тина опоздала. Вылетев за поворот, увидела упавший на бок мотоцикл — скользящий, будто по льду, по мокрой дороге влево, к обрыву.

И увлекающий за собой человека — за руль Ник уже не держался, откинулся назад.

Ярко-желтый шлем будто катился по асфальту, и казалось, что изображенная на нем пантера пытается уцепиться за поверхность когтями.

Тина закричала. Не удержала машину, ее занесло. Попыталась выровнять руль — уже понимая, что не сумеет. Машина жила своей жизнью. Развернулась и врезалась в скалу.

* * *

Море. Теплое, ласковое море. Тина не плывет — раскинула руки и лежит, качаясь на волнах. А Ник где-то здесь, рядом. Она знает, что стоит повернуть голову, и увидит его.

Но голова отчего-то не поворачивается. И руки… они тоже не поднимаются. Тина силится повернуться, сбросить невидимые оковы — и не может.

— Ник! — зовет она. — Ник! Помоги мне!

— Я здесь, — отвечает он, — сейчас.

Ник появляется перед ней.

Моря вокруг уже нет, волны исчезли. Есть только Тина и Ник.

Тина видит лицо Ника, видит, как он тянет к ней руки.

— Сейчас, — повторяет Ник, — сейчас… Не могу до тебя дотянуться, что-то мешает. Посмотри?

Поворачивается к Тине спиной, и она видит, что голова у Ника размозжена, по спине стекает кровь.

Это не он. Это Эндрю! Поднимается со дна бассейна.

— Хочешь искупаться, Ти?

Тина кричит от ужаса и снова проваливается в небытие.

* * *

— Ох!.. Наконец-то вы очнулись, сеньора.

Полная женщина в белом халате поправила подушку под Тининой головой. Представилась, предупреждая вопрос:

— Меня зовут Анна, я сиделка. Вы находитесь в больнице. Сейчас я позову доктора.

— С-с… — язык во рту едва ворочался.

Сиделка покачала головой:

— Вам пока не стоит разговаривать.

— С-скажите, — все же выдавила Тина. В горле будто песок скрипел, она откашлялась. — Скажите… Ник жив?

— Кто, простите? — Сиделка наклонилась к ней, прислушиваясь.

— Байкер. Я попала в аварию…

— Да-да, верно! Хорошо, что вы помните, сеньора. Это очень хороший признак.

Тина досадливо отмахнулась.

— Там, на дороге… я видела, как упал мотоциклист. Он выжил?

— Не знаю, сеньора. — Сиделка отвела глаза. — Меня не посвящали в подробности аварии. Я сейчас позову доктора. И, если не возражаете, позвоню няне вашей дочери — она просила сообщить, как только вы придете в себя.

— Ох, — спохватилась Тина, — конечно. С Марией все в порядке?

— Да-да, не беспокойтесь. Девочке не говорили про аварию, сказали, что вам пришлось срочно уехать по делам.

— И правильно. Спасибо… Может, я сама позвоню домой?

— Я думаю, вам не стоит лишний раз напрягать связки… Подождите немного, скоро придет врач. — Сиделка вышла.

Тина откинулась на подушку.

«Ты жив, Ник! Ты не мог разбиться, это было бы чудовищной несправедливостью».

Она изо всех сил старалась забыть про отведенные в сторону глаза Анны.

* * *

— Мамочка, что с тобой?! — Мария бросилась к Тине прямо с порога. — У тебя болят руки?

— Немного. — Тина улыбнулась дочери. — Не беспокойся, моя хорошая. Все пройдет.


«У вас сломаны обе руки, сеньора. Подушка безопасности компенсировала удар, благодаря ей вы живы. Но переломы сложные, срастаться будут долго. Кроме рук, повреждены два ребра и носовая перегородка. Тяжелое сотрясение мозга, ушибы…»

Голос врача долетал как будто издалека. Тина его почти не слышала, да и не пыталась услышать. На главный вопрос врач уже ответил.

«Скажите, пожалуйста. Тот мотоциклист, на дороге, который тоже попал в аварию… Он жив?»

Врач покачал головой:

«Увы, сеньора. Он погиб на месте. Сломал шею от удара об асфальт, с такими травмами не живут. Но вашей вины в аварии нет! Экспертизу провели в тот же день, это доказано. Вам не о чем беспоко…»

«По…гиб? — Тина не смогла внятно произнести слово, окончание зажевалось, будто пленка в старом магнитофоне. Она собралась с силами, впилась глазами в лицо врача. — Нет. Не может быть. Он не мог погибнуть! Не мог, понимаете?!»

«Успокойтесь, сеньора. — Врач кивнул кому-то, осторожно взял Тину за плечи. — Вам нельзя волноваться, вы едва успели прийти в себя…»

Тина смотрела на него.

Невысокий, худощавый. Лицо немолодое, но приятное. И голос приятный. И профессиональное сочувствие в глазах… Поверила она не словам врача, а этому фальшивому сочувствию.

Погиб.

Погиб…

Когда в плечо вонзилась игла, Тина даже не вздрогнула.

«Вам надо отдохнуть, сеньора, — врач бережно помог ей опуститься на подушки. — Надо поспать».


— Не беспокойся, моя хорошая. Все пройдет. — Тина улыбалась через силу. Заставляла себя улыбаться, как заставила себя позволить няне привести сюда Марию. — Расскажи скорее, как твои дела? Я очень по тебе соскучилась.

— У Эвиной соседки родились котята! — немедленно выпалила главную новость дочь.

— Не у соседки, а у ее кошки, — поправила няня, — как у соседки могут родиться котята?

— То есть, у кошки, — прыснув, поправилась Мария. — Две серых, один черный, а один — непонятно какой! Представляешь?..

Тина, по-прежнему старательно улыбаясь, кивала в такт словам дочери. Из беспечной болтовни Марии расслышала едва ли первую фразу.

«Все пройдет», — сказала она Марии.

И обманула.

Нет. Не пройдет.

Глава 29

— Вы опять не прикасались к эспандеру, сеньора. — Врач покачал головой. — Я ведь объяснял, никакие лекарства и процедуры не помогут вам лучше, чем упражнения!

— Да, я помню. — Тина через силу улыбнулась. — Я обязательно позанимаюсь, обещаю.

Врач вздохнул.

— Уверены, что хотите остаться в больнице? Может быть, все-таки домой? Упражнениями можно заниматься дома, я порекомендую хорошую медицинскую сестру…

— Спасибо, нет. — Тина поджала губы. — Мне удобнее остаться здесь. Мы ведь договорились — все, что не покроет страховка, я оплачу.

— Что ж, как угодно. — Врач поднялся. — Советую вам перед обедом выйти на улицу, подышать воздухом. Погода сегодня чудесная. И не забудьте эспандер.

— Да, конечно. Непременно.

Дождавшись ухода врача, Тина откинулась на подушку. Ей не хотелось выходить на улицу. Ей ничего не хотелось.

Сколько прошло дней — пять, десять? Двадцать? Все они были так похожи один на другой, что слились в единую ленту, серую и тягучую.

Няня с Марией навещали Тину каждый день, и к их приходу она старалась взбодриться. Улыбалась, говорила что-то. А после ухода вздыхала, будто сбросив с плеч тяжелый камень. Всё, ушли. Можно больше не притворяться.

Тина ложилась в кровать и молчала, то закрывая глаза, то глядя в потолок.

«У вас тяжелая депрессия, сеньора. После аварий такое бывает. Вам нужны позитивные эмоции, старайтесь чаще общаться с дочерью. Если хотите, можем выписать вас пораньше…»

«Нет! — Мысль о том, что притворяться придется постоянно, повергла Тину в ужас. — Я… мне удобнее остаться в больнице. Спасибо».

Она послушно пила какие-то таблетки. От беседы с психологом отказалась — сказала, что доверяет только своему врачу, который сейчас якобы находится в отъезде.

О чем ей говорить с психологом?.. О том, что убила мужчину, который, единственный, что-то для нее значил?

Что, оказавшись перед выбором, снова струсила? Что теперь ей стыдно смотреть в глаза дочери, разговаривать с ней?

Что она прячется в больнице, потому что ей стыдно выходить отсюда? Что ей попросту стыдно жить?!

Причину так называемой «тяжелой депрессии» она и без психолога отлично знает. И у нее нет ни малейшего желания из этой депрессии выбираться.

Редкие звонки из офиса Тина старалась сворачивать побыстрее. Разговоры с сотрудниками в основном сводились к «действуйте, как считаете нужным, я вам полностью доверяю, спасибо».

Когда-то Тине казалось, что без ее присутствия, ее неизменной «руки на пульсе» бизнес немедленно загнется. Она редко позволяла себе надолго выпадать из текущих дел, два-три дня — максимум, на который была способна. Беременная Марией, ездила в офис едва ли не до последнего дня, а уже через месяц после рождения дочери снова появилась на работе. Тина любила свой бизнес, это была ее гордость, творение, созданное ее руками. А сейчас стало наплевать и на него.

— Врач попросил вывести вас на прогулку, сеньора. — В палату вошла медсестра. — Присядьте, пожалуйста, я помогу вам одеться.

Тина вздохнула и села. О том, что отвертеться от «врач попросил» не удастся, знала по опыту.

* * *

— Чудесная погода, не правда ли? — Медсестра заботливо придержала перед Тиной дверь. — Помочь вам выйти в сад?

— Я справлюсь, спасибо. У меня сломаны руки, а не ноги.

Медсестра дежурно улыбнулась. Проследила за тем, как Тина спускается по ступенькам крыльца, и закрыла дверь.


«Садом» называлась платановая аллея, уставленная аккуратными скамейками и вазонами с цветами. Тина села на ближайшую скамейку. Далеко идти не хотелось. Ей ничего не хотелось.

Высвободив из повязок, опустила на колени руки, одно плечо и оба предплечья оставались упакованными в гипс. В правой руке Тина держала эспандер — ей полагалось сжимать его в кулаке, в каждой руке поочередно, чтобы побыстрее восстановить подвижность пальцев. Тина ненавидела эспандер всей душой и ей не было никакого дела до подвижности пальцев, пусть хоть вовсе не восстанавливается. Приступать к занятиям не спешила.

Сидела, с неловко сведенными загипсованными руками на коленях, и бездумно рассматривала аллею.

Больные на скамейках редко сидели по одному — обычно по двое-трое, беседуя друг с другом и посетителями. К Тине тоже скоро придут Мария с няней. И ей тоже придется с ними беседовать…

Тина услышала странный звук. Через мгновение поняла, что издает его сама — что-то среднее между стоном и щенячьим поскуливанием. Оборвала звук, торопливо оглянувшись, не услышал ли кто. Но нет, все заняты. Общаются.