Поскольку все это происходило постепенно, то на перемены поначалу не обращали внимания. Ну, дефицит – подумаешь… Социалистическая плановая экономика – то густо, то пусто.

Но «густо» все не наступало. И чем дальше, тем хуже. А потом грянула перестройка. И жить стало еще тяжелее.

Когда Володя вернулся из армии, завод уже не работал на оборонку. Там теперь делали кастрюли и сковородки. Правда, денег в доме от этого больше не стало. Мать болела (возраст!), работать уже не могла, ей инвалидность дали.

Володя пошел разгружать вагоны. Днем на заводе, вечером – на железнодорожной станции. Сил хватало. Только вот цены росли, и заработанные рубли за день превращались в копейки… И ничего, абсолютно ничего нельзя было изменить – хоть как ни надрывайся.

Но надо, надо было что-то срочно сделать, поскольку от безысходности отец вдруг запил.

И вот тогда… И вот тогда Володя с ребятами стали грабить вагоны. Через Дольск шли поезда к Москве, набитые всякими интересными вещичками. Вагоны, конечно, были пломбированными, и охрана часто присутствовала, но это не мешало банде юнцов совершать дерзкие набеги на товарняки. Однажды очень крупно повезло – на перегоне застрял состав, полный видеомагнитофонов. И ребята, сбив пломбы, сорвали изрядный куш. Видеомагнитофоны были в большом дефиците и стоили немалых денег… Тысяч шесть, что ли? Почти по цене неплохой отечественной машины они шли… Это кому сейчас сказать, когда все дешевой техникой завалено, когда чуть ли не первоклашки с сотовыми ходят – не поверят.

А они тогда почти полвагона импортных видиков уперли! Он – Крюков, Эмиль и еще ребята… Потом удачно толкнули украденную партию одному серьезному дяде, тот все оптом купил. Чуть продешевили, конечно, но зато и мороки никакой не было.

Володя некую сумму отдал матери, сказав, что заработал (та от радости буквально плакала, называя сына кормильцем), а другую, большую часть, решил вложить в дело.

Это же скучно и бессмысленно – прокутить такие деньги… Большинство ребят из их команды именно так и поступили, а они – Володя и Эмиль – сбросились и установили палатку на центральной площади Дольска. Торговали пивом, сигаретами, разноцветными ликерами, сделанными не пойми где (чистая химия, но девушки обожали все эти «амаретты», сладкое пойло расходилось на ура!).

Но очень скоро пришли рэкетиры и потребовали, чтобы им отстегивали дань. И заломили такую сумму, что всякая торговля становилась бессмысленной… Эмиль с Володей позвали своих ребят и попытались разобраться с наглыми сборщиками дани.

Ларек рэкетиры сожгли в результате. Опять ребятам пришлось потрошить товарняки. Опять Эмиль с Володей установили новый ларек в центре города. И опять явились те – за данью… Но закадычные друзья уже были готовы идти до конца. В общем, случилась заварушка – с перестрелкой.

Скоро заварушка переросла в настоящую войну.

Уже много позже, когда времена малиновых пиджаков закончились, а «бригады» и «братки» ушли в тень, Крюков с интересом (но не без содрогания) посмотрел несколько сериалов на эту тему. И смешно, и страшно. Очень похоже на правду.

Но Крюкову с Эмилем тогда повезло – они прошли через все испытания, и, в конце концов город стал принадлежать им.

Закадычные друзья поставили еще несколько палаток в городе. Потом открыли кафе на вокзале. Затем – магазинчик, торговавший шмотьем, привезенным «челноками» из Польши.

Именно тогда, в период становления их с Эмилем бизнеса, Крюков познакомился с Машей. У него было много женщин, но все не то, не те… Вот Маша оказалась его единственной.

Милая, светлая, ласковая и абсолютно некорыстная… Ангел, а не девушка. Крюков терпеть не мог «охотниц», он их сразу вычислял. И хабалок тоже очень не любил – грубых, прямолинейных, с их вокзальной, убогой «правдой жизни». В Маше была волнующая тайна, хотя Крюков знал о своей жене абсолютно все. Как там, у какого-то поэта – «и прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен…» (Крюков услышал однажды эти строчки, сидя в авто и слушая радио, и затрепетал – так о Маше, именно о Маше они!)

Ради нее и родившейся вскоре Ритки Крюков был готов горы свернуть. После того как умерли родители, он всю свою любовь обрушил на жену и дочь. Он любил их так, что у него буквально сердце трещало, не в силах вместить в себя это огромное чувство.

Машу он, конечно, о своих делах, о своем прошлом не информировал. Жена была слишком правильной, слишком доброй и жалостливой. Не поняла бы, расстроилась, а то бы и возмутилась! Может быть, даже ушла бы от него… Нет уж! Пусть думает, что муж ее не бандит и разбойник с большой дороги, а хороший человек.

Собственно, ради Маши (ну, еще и времена стали меняться, чего лукавить-то) Крюков стал отходить от прежних дел. Чтобы все чисто, все пристойно, все открыто.

Он не бандит, он – бизнесмен.

Они с Эмилем затеяли строительство гостиницы и макаронной фабрики. Они создали рабочие места. Они подняли город из руин. Они стали благодетелями Дольска.

Правда, Эмиль ворчал все время – себе в убыток быть честными. Они были бы значительно богаче и сильней и жизнь складывалась бы проще, если бы не занимались показухой…

Именно тогда их пути стали расходиться: Крюков стал «хорошим», а старый друг не захотел меняться… То есть имидж-то Эмиль поменял, само собой, но вот внутри остался все тем же, беспощадным, беспринципным и жестким. Жестоким даже…

Эмиль шиковал, менял девочек, менял авто, открыл в Дольске игровой зал (это был только его бизнес, отдельный от Крюкова), обложил мелких торговцев данью.

Крюков же спонсировал строительство новой школы и вбухал кучу денег в ремонт старинной церкви – Святого Киприана.

Но это уже после того, как Маша умерла (даже лучшие доктора не смогли спасти жену). Крюков пытался замолить свои грехи, он действительно раскаивался в том, что творил раньше…

После смерти Маши он целиком ушел в работу. С утра до ночи пропадал на фабрике, налаживал производство, ездил в Италию специально, чтобы набраться опыта… В сущности, он для фабрики делал гораздо больше, чем Эмиль.

Несколько раз Крюков вступал в брак, чтобы найти новую маму Ритке (сам-то дома почти не бывает!). Но ничего не получилось, уж лучше бы и не связывался с этими мерзкими бабами.

И вот ему уже почти пятьдесят. И что?

Один, живет только ради дочери.

И грустно, и скучно, и руку никому не пожмешь… Эмилю, что ли, руку жать? Ох он гад, ох, творит теперь такое… Чума он для Дольска, этот Эмиль. Вреден и опасен.

И еще что. Время опять стало как-то неуловимо меняться, словно возвращались лихие девяностые. То есть, с одной стороны, открытого беспредела не было, на вид – чинно-благородно, но все, что можно, опять погрязло во взятках и кумовстве… Что поделать – и Крюкову приходилось играть по этим правилам, хотя и противно уже было.

А Эмиль – так тот вообще в какого-то мафиози стал превращаться, даже кино «Крестный отец» пересматривать не надо. Казино теперь работало подпольно. Все в городе знали о существовании этого заведения, но все молчали. Еще много чего Эмиль себе позволял…

В какой-то момент Крюков отчетливо понял, что если Эмиль будет продолжать в том же духе, то скоро их тихий и мирный городок превратится в станицу Кущевскую.[1]

Крюков этого не хотел. И тогда он решился устранить своего товарища и компаньона. Нет, убивать бывшего друга Крюков не собирался, он теперь принципиально никого не мог убить, но засадить Эмиля за решетку по липовому обвинению – запросто. И был задуман план… Благородный план по спасению Дольска от будущего Цапка.

Эти события как раз совпали с еще одним, тоже очень важным событием – но уже конкретно для него, для Владимира Крюкова.

…Представьте себе: последние дни осени. Холодное солнце – такое яркое, что пробивается даже сквозь тонированные стекла машины. Черный лес. Золотой ковер из листьев на земле. Все такое мрачное, красивое…

А на душе – тревожно. Одна мысль – только бы все получилось с этим подстроенным взрывом в администрации фабрики! На днях план будет приведен в исполнение… И муки совести еще – ведь, по сути, друга предает. («Ну а что друг, что друг – если от Эмиля все вокруг стонут?! Истина дороже дружбы!» – яростно спорил сам с собой Крюков.)

И вдруг за окном машины внезапно открылась удивительная картина. На открытой поляне стояла девушка, а напротив нее – волк. Сон или мираж? Вот же она, как на ладони – точеная девичья фигурка, светлые волосы треплет ветер, а волк – все ближе, ближе к ней… Через мгновение все исчезло.

– Славик, тормозни!

Крюков выскочил из машины, побежал назад и обмер, стоя у края дороги. Так и есть, не примерещилось. Вот она, девушка. И волк почти рядом с ней!

Волк потянулся всей мордой к ее руке… Времени почти не было. Тогда Крюков выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Бах! Хищник моментально удрал, с криками взвились птицы, сидевшие на ветвях.

– Что творишь? Спятила совсем?.. – заорал он, сбегая по склону вниз.

Девушка обернулась, и сердце у Крюкова снова обмерло. Какое милое, испуганное, нежное личико… Огромные светлые радужки глаз и, на контрасте – черные, резкие, бездонные зрачки.

Кто сказал, что нет любви с первого взгляда? Умолкните, черствые люди. Володя Крюков в один момент потерял свое сердце – точно мальчишка шестнадцати лет.

…Его любовь звали Иоанной. Слышали такое имя? Потрясающее, музыкой звучит! Иоанна…

Она жила в гостинице, она была журналисткой, она была свободна. Кто сказал, что деньги, власть приносят удовольствие? Нет, они дают удовлетворение, а удовольствие, счастье приносит только любовь.

Да еще такая, как случилась у Крюкова в его почтенные года, – светлая, чистая. Небесная любовь к ангелу по имени Иоанна. Да, кстати, про ангелов-то… Иоанна, Иванка до безумия напоминала покойную жену Крюкова. И внешне, и характером.

Меж тем план с арестом Эмиля сработал, партнера загребли под белы рученьки за покушение на убийство… И Крюков продолжил встречи с небесным созданием.

Никакого хабальства, никаких хищнических инстинктов (чего Крюков терпеть не мог в женщинах) в Иванке не было и в помине. Вся такая возвышенно-поэтическая… Но не дурочка, нет. С очень жесткими принципами. Мягкая, но непреклонная. И тайна, тайна в ней была еще, та тайна, которую мужчина должен разгадывать всю жизнь, до гробовой доски.

Да, вот еще что! Рита, доченька, тоже буквально влюбилась в Иванку. Они как подружки стали. Даже лучше, чем подружки – потому что Иванке было не наплевать на Ритку.

Иванка все замечала, все видела, она боролась с Риткиными недостатками, наставляла молодую дуреху, которую отец воспитать не сумел… Почти как мать.

Нет, ну, мать – конечно, сильно сказано… Но все равно, Иванка с Ритой много возилась. Они втроем гулять в лес ездили, на снегоходах катались, еще много чего… Как семья, ей-богу. Иванка вроде тоже стала потихоньку влюбляться в Крюкова… Рано или поздно они поженились бы и стали настоящей семьей, это сто процентов.

И тут Эмиля выпустили, чего Крюков никак ожидать не мог. Видимо, бывший приятель настолько оброс связями, настолько задружился с сильными мира сего, что ему море стало по колено. Это был удар для Крюкова.

Крюков сразу почувствовал, что Эмиль будет мстить. Старый товарищ не из тех, кто прощает.

Так оно и случилось – под самый Новый год Эмиль с дружками вздумал по его дому стрелять. Наверное, именно это подкосило Иванку, такую нежную, пугливую. Именно тогда она решила сбежать, как догадался Крюков.

И в разгар новогодней ночи девушка исчезла. Причем одновременно пропала и Рита! Позже Крюков переговорил с администраторшей – молоденькой, глупенькой, еще не ученой жизнью… Что выяснил – Иванка расплатилась за свое проживание в гостинице и скрылась в неизвестном направлении. Да! Когда Иванка рассчитывалась, Риты рядом с ней не было. Хотя зачем Рите тащиться с Иванкой к администраторше? Ритка, проспавшись (это ж надо, сколько шампанского ребенок в ту ночь выпил!), наверное, сразу отправилась вон – через запасной выход.

На улице девчонки встретились, сели в машину и уехали в неизвестном направлении.

Так думал Крюков, когда узнал об исчезновении дочери и Иванки. И не сильно волновался, поскольку уж Иванке он точно доверял. Была такая мысль даже – Иванка увезла Ритку в Москву, к себе, подальше от ужасов здешней жизни. Решила спасти свою молодую подружку. А что? Вполне в Иванкином духе – насколько Крюков успел ее узнать… Обеспокоенный отец стал названивать и дочери, и Иванке. Бесполезно – у обеих телефоны были выключены. И это даже успокаивало – слегка. Сговорились девчонки, точно!

Кончилась новогодняя ночь, первый день января тоже перевалил за половину. Крюкова стали терзать сомнения. Ведь Рита могла бы предупредить отца. эсэмэску послать, записку оставить, да и просто намекнуть заранее, что надоела ей здешняя жизнь и она решила удрать в Москву. Но – никакой зацепки. Да и Иванка… Не могла она так поступить с Крюковым – знала же, как отец любит дочь. Не в характере журналистки делать пакости людям, демонстративно их наказывать.