– Вы свободны. Оба. Иваночка, прости меня, что я с тобой так… Князь, и ты меня прости. Спасибо тебе. Я успею доченьку спасти, – повторил он, словно заклинание, уже для самого себя.

* * *

Иванка и Дмитрий стояли посреди улицы, рядом с припаркованной у обочины машиной. Было еще светло, в воздухе кружился снег. Дмитрий, оцепенев, смотрел на ключи в своей ладони – словно не знал, что с ними делать. Вхождение в транс отнимало у него слишком много сил – об этом Иванка уже знала.

– Погоди… Ты устал. Как же ты за руль сядешь? – Иванка обняла его. – Идем в гостиницу, тут два шага. Выпьем кофе.

– Да, – согласился Дмитрий. – Да…

Но они продолжали стоять, обнявшись.

– Я так боялся, что потерял тебя, – пробормотал он. – Я думал, это – моя плата за то, что я искал Алису.

– А что, если ты ошибаешься? Если нет никакой платы? – осторожно возразила Иванка. – Может, раньше были просто совпадения?

– Нет. Ты не понимаешь. За все надо платить. И за то, что я искал сейчас Риту – тоже.

– Неправда. Ты хороший. Ты делаешь доброе дело. Ты помогаешь. Ты не должен платить! – Иванка обняла его еще сильнее.

Дмитрий положил ладонь ее на затылок, прижал ее щекой к своей груди.

– Я слышу, как бьется твое сердце… – прошептала она.

– Оно не мое больше.

– А чье?

– Твое.

Иванка улыбнулась, чувствуя, как глаза жгут слезы. Засмеялась.

– Чему ты смеешься? – удивленно спросил Дмитрий.

– Ты глупый. Ты очень-очень глупый! – с нежностью произнесла она. – Ты что, так и не понял? Это и есть твоя плата, про которую ты мне столько твердил. Ты потерял свое сердце. А я его нашла.

– Да? А ведь правда…

Иванка подняла голову, и Гагарин поцеловал девушку. Это был совсем другой поцелуй, не похожий на тот, что случился в зимнем саду, в новогоднюю ночь. В этом, новом – было столько мучительной, тягучей нежности… Из-за облаков выглянуло солнце, и этот последний, вечерний, оранжево-малиновый свет заставил Иванку жмуриться.

…Обнявшись, они побрели к гостинице.

– Рита жива? – спросила Иванка. – Что ты видел, когда вошел в транс?

– Я ее видел. Но… но я не уверен ни в чем. Я обычно по взгляду определяю – жив человек или нет. А тут – никак. Не хотела Рита на меня смотреть! – с досадой произнес Дмитрий. – И этот холод… Тоже непонятно – то ли она находится в месте, в котором холодно, то ли… – он не договорил, махнул рукой. – В общем, когда человек мертв, от него тоже исходят волны холода. Не всегда точно удается трактовать видения. Но, я надеюсь, жива твоя Рита.

– Конечно, жива, – убежденно произнесла Иванка. – Ты же вовремя успел рассказать все Крюкову! И с ней все в порядке будет…

Они зашли в бар при гостинице, заказали кофе.

Сидели друг напротив друга, держась за руки, точно подростки – пока ждали заказа.

– А что же дальше? – спросила Иванка.

– А дальше надо надеяться.

– Нет, я не о том…

– Что будет с нами? Ты об этом? Я не знаю будущего. Могу только предполагать.

– И что ты предполагаешь? – опять спросила она.

– Вот чего, – он поцеловал сначала одну ее руку, потом другую. – Вот что будет…

Им принесли кофе.

– А помнишь – там, в зимнем саду, под Новый год…

– Все время помню, – шепотом ответил Дмитрий. – Это знак.

– Какой знак?

– Если мы провели новогоднюю ночь вместе – значит, целый год будем вместе.

– Год… не много ли? – с иронией произнесла Иванка. Но не договорила – к столику подошел мужчина, с ноутбуком под мышкой. «Волосов… Писатель. До сих пор тут? – удивилась Иванка. – Как его имя? А, Виктор Андреевич!»

– Добрый вечер, – доброжелательно произнес Волосов. – Извините, что помешал… Но не мог не воспользоваться ситуацией.

Иванка посмотрела на Дмитрия. Тот, понимая ее без слов, кивнул, предлагая писателю сесть за стол.

– Спасибо, я ведь завтра днем уезжаю, – продолжил Волосов. – Вот, Иоанна, подошел с вами попрощаться.

– Прощайте, – сказала Иванка.

– Перед праздниками дописал роман, надо ехать в издательство, заключать договор… Но это к десятому, еще без спеху, – тут же торопливо добавил он и вдруг замялся, глядя на Дмитрия.

– Вы хотите меня о чем-то спросить? – спокойно проговорил тот. – Спрашивайте.

– Я уж и не надеялся… – усмехнулся писатель. – Вот, высидел, вымолил наконец-то и себе аудиенцию… В самый последний момент. Тут, говорят, нехорошие дела стали твориться. Слышали? – Волосов понизил голос. – Дочка у Крюкова пропала?

– Найдут, – сказала Иванка твердо. – Уже ищут.

– Я так понимаю, не без вашего участия, Дмитрий… – Волосов не успел договорить, как тот его перебил:

– Руку свою дайте мне, пожалуйста.

– Что? Ах да, конечно!

Дмитрий около минуты держал Волосова за руку, потом отпустил.

– О работе своей спросить хотите, да?

– Да… – немного растерянно произнес писатель, глядя на свой ноутбук. Потом метнул быстрый взгляд на Иванку. – Я с Иоанной уже делился своей проблемой как-то. Я хочу найти хорошего литагента. Именно хорошего. Помогите мне.

– Зачем вам литагент?

– Ну как… – Волосов немного растерялся. – Я надеюсь стать известным. Я… мне надоело быть среднестатистическим, малоизвестным автором. То есть не так… – он вдруг рассердился сам на себя. – Да сколько можно прозябать в безвестности! У меня маленькие тиражи, у меня маленькие гонорары – это обидно, унизительно для человека с моими способностями… Ведь у меня есть талант, я это точно знаю! Невозможно смотреть, когда читающая публика поклоняется всяким графоманам! В то время как есть авторы, гораздо более достойные, интересные, самобытные… Литагентов полно, но вот как найти среди них нужного? Очень вас прошу, подскажите!

– А славу не за талант дают, – вдруг заявил Гагарин.

– Как? – опешил Волосов. – Дмитрий, да что вы такое говорите…

– За все надо платить.

– Пожалуйста, я готов! Сколько? Я не так богат, но я готов любую сумму в пределах разумного…

– Одиночеством придется расплачиваться – за славу-то, – сказал Дмитрий. – Или здоровьем. Хотите, чтобы вам отрезали ногу или руку?

– Что? – побледнел Волосов.

– Я говорю, вы готовы ради славы стать инвалидом? Нет? У вас есть дети?

– Сы… сын есть, – чуть заикаясь, ответил Волосов. – Ему двенадцать, он с матерью живет. Мы с ней в разводе. Но я не понимаю, при чем тут это…

– Вы готовы принести его в жертву? – мрачно спросил Дмитрий. – Допустим, я подскажу вам, где надо искать литагента, способного вам помочь. Вы найдете его. Литагент поможет пробиться вам к славе. Но за эту славу вам, именно вам придется чем-то платить. И я вас спрашиваю – чем вы готовы расплатиться? Своим сыном? Здоровьем? Чем? Чего меньше всего жалко?

– Вы… это серьезно?

– Абсолютно, – серьезно ответил Дмитрий.

– Господи… Да я же только литагента прошу помочь мне найти!

– Нет. Ваша цель – деньги и слава.

– Бред какой… – дрожащим голосом произнес Волосов. – И ради того, чтобы выслушать этот бред, я тут больше месяца торчал?..

Писатель вскочил, дрожащими руками подхватил свой ноутбук и на полусогнутых ногах помчался к выходу.

– Ну вот… – с иронией произнесла Иванка. – Ты всех своих клиентов разогнал. Больше ни одного не осталось.

– И хорошо, – усмехнулся Дмитрий, с наслаждением отпивая из чашки кофе. – Надо было раньше с ними поговорить. Хотя нет, не помогло бы. Всякому решению свой день и час.

– Послушай… Ты вот все о плате говоришь… – осторожно начала Иванка. – О том, что ты должен платить, что они должны платить… Я не понимаю. Ты правда так считаешь? Что за любую просьбу, любое желание, любой поступок придется расплачиваться?

– По большому счету – да. Но я, говоря об этом, имею в виду еще и нечто другое. Плату за обращение к потусторонним силам. Платят оба – и экстрасенс (как посредник), и тот, кто обратился к нему с просьбой. – Дмитрий допил кофе, перевернул чашку и показал на лужицу кофейной гущи, растекшейся по блюдечку. – Когда ты, желая узнать свою судьбу, «взламываешь» истинный, закономерный ход событий – и с помощью астролога, колдуна, экстрасенса, мага, кого угодно узнаешь правильный ответ. То есть ты, вместо того чтобы решить уравнение, заглядываешь в конец учебника и подглядываешь нужную цифру. Вот за это и платишь. За подсказку.

– А так нельзя? Даже если мучаешься, и страдаешь, и мечешься, ищешь выход и не можешь найти…

– Лучше не надо. По совести надо жить, а не по предсказаниям! – Дмитрий притянул к себе Иванку и поцеловал ее в щеку. – Испытания нам зачем-то посланы. Надо пройти их.

– Даже если потеряешь все?

– Увы.

– А если сходящая с ума мать, например, обращается к тебе и просит найти доктора, который спас бы ее ребенка от смерти?

– Я помог Ибрагиму спасти дочь, – пожал плечами Дмитрий. – Теперь он платит.

– Чем?

– Разлукой с ней. Разлукой с внуками. Он, по сути, добровольно сделал себя моим рабом.

– О господи… – прошептала Иванка.

– А почему, ты думаешь, некоторые люди, когда просят у судьбы, у Бога о чем-то, обязательно дают какой-либо обет? Обет пойти в монастырь, построить церковь, усыновить сироту… Да что угодно обещают, любое доброе дело… И это правильно. А вот если вдруг не знаешь о том, что надо платить, или если отказываешься от своего обета – тогда плохо дело… Но это если просишь у Бога. А вот к кому люди обращаются через меня, кому я служу – не знаю, – мрачно произнес Дмитрий, глядя Иванке в глаза.

Та вздрогнула, взяла его за руку.

– Все кончено, – шепотом сказала она. – Все ушли. Никого нет. Крюкову ты помог. Слышишь? Всё! Ты свободен теперь.

– Я тоже на это надеюсь.

Они некоторое время сидели молча.

– Я только одного боюсь – потерять тебя, – вдруг произнес Дмитрий.

– А никто меня и не берет, – улыбнулась она.

– Нет, я беру тебя. А взамен ты – меня! Вот тебе и равноценный обмен, – усмехнулся он.

Гагарин расплатился за кофе, они вышли на улицу.

– Дима… А что, теперь Волосов никогда не станет известным писателем? – с любопытством спросила Иванка.

– Если будет продолжать в том же духе, то станет, – возразил Гагарин. – Ему даже не надо к другим экстрасенсам обращаться. Ему, по большому счету, и литагент не нужен. Он сам пробьется на вершину успеха – потому что желает его столь страстно. Он просит его у судьбы всеми силами. И кто-то там, в Зазеркалье, рано или поздно услышит его просьбу… Он получит свое. И тогда ему придется расплачиваться.

Иванка с Дмитрием шли к машине. Чистый, белый снег мягко проминался под их ногами. Стемнело – зажглись фонари.

– А вот еще такое бывает… – не могла успокоиться Иванка. – Когда человек чего-то очень хочет, очень-очень… А у него ничего не получается.

– Значит, внутренне этот человек не готов расстаться с чем-либо, – признался Гагарин.

– А если Волосов просит у потусторонних сил успеха, а сам не готов ни с чем расстаться?

– В том-то и дело… Я, когда взял его за руку, почувствовал – он из тех, кто готов платить.

– То есть он готов заболеть или отдать жизнь своих близких? Нет, я в такое не верю… – возразила Иванка. – Какой нормальный человек может пожертвовать ради славы своим ребенком?!

– А иногда люди сами себе боятся признаться, что ради успеха готовы на все. Я это тебе уже как психолог говорю… – Дмитрий открыл дверцу машины, помог Иванке сесть в салон. – Скорее всего, Волосов будет платить одиночеством. Он уже один.

– Погоди… – продолжила Иванка, когда Дмитрий сел рядом, на водительское сиденье. – А если человек честно работает как вол и у него все получается? И он в конце концов становится богатым и знаменитым… Он что, тоже должен платить? – возмутилась она.

– Если как вол – тогда, значит, заслужил. Хотя платить все равно придется, – Дмитрий нажал на педаль газа. – Ведь сама знаешь, трудоголикам не до семьи…

* * *

…Они гнали на машине, точно сумасшедшие.

«Убью. Я его убью, точно, – с холодной ненавистью думал Крюков об Эмиле, опустив голову. – Он не человек. Он – зверь…»

– Владим Владимыч, сейчас куда? – перед поворотом чуть притормозил Славик. – Сворачивать?

– Да.

За окнами было совсем темно. Потом из-за туч выплыла луна, осветила засыпанные снегом поля. Полоска черного леса на горизонте.

Давно Владимир здесь не был. Одно лето, помнится, и Эмиль тут жил, с ним вместе, под присмотром крюковской родни. Вот откуда этот бес знал о домике в деревне!

…Детство – счастливая, безмятежная пора. Жили бедно, но зато как спокойно и радостно было просыпаться утром! Теперь говорят – тоталитаризм, стагнация, не было свободы слова… Фигня. Людям не нужна свобода, людям нужен покой. Пусть бедность, но зато телеящик не транслирует с монотонным садизмом эти ужасные новости, после которых руки начинают трястись, а сердце холодеет от гнева и страха.