В коридоре было темно. Перед лицом мелькнули еще какие-то вспышки – точно фейерверк зажгли, – и он ощутил толчок в грудь. Но Крюков продолжал ломиться вперед. Лишь через несколько мгновений до его сознания дошло: «А меня ведь, блин, ранили…» И сразу навалилась неприятная слабость.

Словно сквозь вату до его ушей донесся Иванкин голос. Что она кричала, Крюков не понял.

Он не стрелял – боялся задеть девушку.

Коридор закончился, перед глазами засиял белый свет. Это был еще один выход из корпуса. Чьи-то тени на фоне белого… Крюков вдруг почувствовал, что силы его кончаются быстрее, чем он бы хотел. Тяжело дышать, он устал… И больно.

Владимир машинально прикоснулся к груди, почувствовал ладонью что-то влажное, но смотреть вниз не стал – знал, что там кровь, боялся на нее посмотреть.

И в последнем усилии он вывалился на крыльцо, упал. Но тут же приподнялся, опершись на локоть.

Посреди маленького дворика стоял Эмиль. Одной рукой он держал пистолет и целился в Крюкова, другой прижимал к себе Иванку.

– Отпусти… Отпусти ее!

– Предатель! – завизжал Эмиль. – Ты – предатель…

Он выстрелил, но не попал. Крюков же не стрелял – боялся задеть Иванку.

Эмиль потащил девушку за собой, прикрываясь ею, точно щитом. Владимир увидел чуть дальше большой двухместный снегоход.

– Садись… Садись, а то пристрелю его! – заорал Эмиль на Иванку, продолжая целиться в Крюкова. – Ну!..

Иванка быстро села на заднее сиденье. Эмиль пристегнул ее своим ремнем, прыгнул на переднее сиденье и дал по газам, подняв снежную волну. Миг – и снегоход исчез между деревьями.

Крюков застонал сквозь стиснутые зубы. В этот момент на крыльцо выскочил Петрик.

– Владим Владимыч, ранены? Бли-ин, кровищи-то… Держитесь, я сейчас!

Петрик принялся расстегивать на хозяине куртку.

– Сейчас перевяжу… Гуськова подстрелили, и Славика тоже. Но и мы им кузькину мать показали!

– Эмиль ушел, – с трудом произнес Крюков, показал подбородком направление. – Туда. На снегоходе укатил.

– Владим Владимыч, вам надо в больницу. Сейчас машину к тому входу подгоню, только не знаю, как вести буду – нога…

– Эмиль ушел, ты слышишь! Девушка с ним, Иванка!

– А вам в больницу надо! – вдруг заорал Петрик. – Я вас спасать должен, а не ее!..

* * *

Ворота турбазы были открыты. Дмитрий заехал внутрь. Страха он не испытывал, скорее его не отпускала тоскливая одержимость. Будь что будет, но он пойдет до конца…

Гагарин миновал главную аллею, затем выскочил из машины, огляделся – кровь на снегу, все затоптано.

На большой площадке перед главным корпусом двое тащили третьего… Славика, что ли? Кажется, это ребята Крюкова.

– Что тут случилось? – крикнул Дмитрий.

– Заварушка была, князь! Но мы их хорошо отметелили… Разбежались, как тараканы! – ликующе заорал Славик, лежа на руках своих товарищей. – Знай наших!

«Идиот, – с отвращением подумал Дмитрий. – И я тоже идиот… Чего еще я ждал?»

Он зашел в корпус, увидел, как двое других молодцев с трудом тащат на себе Крюкова.

– Как он? – спросил Гагарин, вглядываясь в синевато-бледное лицо бизнесмена.

– Похоже, серьезно ранен… Дмитрий, уходите отсюда, – ответил один из помощников Крюкова. «Как его? Петр?»

– Петр, а девушка? – дрогнувшим голосом спросил Дмитрий.

– Эмиль ее увез.

– Куда?

– Я не знаю… Пропустите, Дмитрий, – пропыхтел помощник Крюкова и кивнул на своего хозяина, находившегося без сознания. – Это мне Владим Владимыч сказал – Эмиль увез Иванку на снегоходе. Да я думаю, ничего он ей не сделает, его теперь в розыск объявят, после такого-то… так что прорвемся. За Владим Владимыча весь город, его народ поддержит! Давно этих бандюков надо было приструнить… А вы все равно уходите. Мало ли – вернутся эти гады…

Крюкова понесли дальше, а Гагарин остался один посреди холла, засыпанного битым стеклом, с пятнами крови на лакированном паркете.

Экстрасенс не разделял оптимизма Петра, заявившего: «Ничего он ей не сделает!» Наоборот. Если человеку уже нечего терять, то он на все способен. Тем более такой человек, как Эмиль.

«Куда он мог направиться? В город? Нет, вряд ли. Тем более на снегоходе… Он поехал сейчас лесом, скорее всего. А куда потом – неизвестно».

Дмитрий отшвырнул ногой кусок битого стекла и сел прямо на пол, скрестив ноги по-турецки. Еще несколько часов назад он был уверен, что никогда и никого больше не станет искать. Что с экстрасенсорикой покончено навсегда.

Чтобы ни случилось – ни за что и никогда.

Потому что хватит уже. И так последнего друга потерял, Ибрагима. Теперь терять больше нечего.

«Как нечего? – возразил голос внутри. – А ты сам? Ты-то пока еще жив!»

– Ну и хорошо… – пробормотал Дмитрий, спрятав лицо в ладонях. – Ну и отлично. Значит, мне еще есть чем платить!

Он замер, постепенно отрешаясь от всего.

…Туман. Густой, плотный – хоть ножом его режь. Воздух с трудом проходит в легкие. Дмитрий сделал шаг вперед – тело с трудом повиновалось ему. Еще шаг. Туман не пускал его дальше…

«Иванка! Иванка, где ты!» – позвал он. Голос терялся, глох. Но, может, она услышала?..

«Иванка!» – заорал он что было сил.

Чей-то вздох. Она совсем близко… Еще шаг, еще…

Туман вдруг рассеялся, и Дмитрий увидел смутный силуэт. «Иванка!» Преодолевая сопротивление пространства, экстрасенс постарался приблизиться к девушке. Это была она, его Иванка. В джинсах, короткой куртке, светлые волосы вьются по ветру…

Там, в Зазеркалье, она выглядела такой же милой, такой же волнующе-нежной. «Жива?» – с замиранием сердца он поймал ее взгляд.

О да, жива. Но с каким страхом и отчаянием она смотрит… Обреченность в ее взгляде очень не понравилась Дмитрию. Иванка в опасности…

Где она? Эмиль все еще с ней? Что там происходит?

Перед глазами Дмитрия промелькнуло еще несколько картинок, и он резко вынырнул из транса.

Пошатываясь, Гагарин покинул здание, остановился посреди большой площадки и постарался перевести дух. Сил почти не было – как всегда после вхождения в транс.

Вороны летали над лесом, кричали хриплыми, тревожными голосами – и крики этих птиц напомнили экстрасенсу о смерти.

Он поднял голову, огляделся. Справа, в помещении, напоминавшем ангар, зияла распахнутая дверь. Что там? Какой-то инвентарь?

* * *

Острый зимний ветер бил прямо в глаза, залеплял кожу ледяной коркой. Не сбрасывая скорости, Эмиль давил на газ, хотя прекрасно понимал, сколь опасно мчаться по насту.

Девушка сзади заворочалась.

– Тихо! – крикнул Эмиль повелительно. – Сиди тихо, я сказал!

Снегоход подскочил на небольшом пригорке, пролетел в воздухе несколько метров, потом бухнулся в снег, подняв облако алмазных брызг, и снова заскользил вперед. Здорово тряхнуло…

– Эй, ты жива там? – не оборачиваясь, спросил он.

Без ответа.

Эмиль никого и никогда не боялся. Наоборот, риск, ощущение близкой опасности его только распаляли. Чувство полной, абсолютной безнаказанности не покидало Эмиля. «Бог хранит меня!» – не раз хвастался он. Вот и сейчас он мчал, не думая ни о чем. Последствий заварушки на турбазе он тоже не боялся. Обойдется и в этот раз.

Знакомых в полиции много, кому денег даст, кому пообещает кой-чего… Откупится. Вроде кого-то из его ребят убили – тоже не страшно. Их семьям деньжат подкинет, все чин чином. На него никто не покажет, все его боятся.

Дело замнут, забудут. Да и Крюкову не с руки переполох поднимать, у него тоже рыльце в пушку. Пошумел, повоевал старый приятель, скоро утихомирится. А может, и навсегда угомонится («Куда я ему попал? В грудь?»). Так-то еще лучше. Так только он, Эмиль, хозяином в этих местах станет.

Всё обойдется. Главное – уйти вовремя.

Уйти, пересидеть, сделать несколько важных звонков, повернуть ситуацию в свою пользу… В конце концов, это Крюков налет на турбазу устроил!

Остается помощник Гагарина, татарин тот, которого пришлось еще сегодня пристрелить? Ой, да не смешите. В морге доктор даст справку – мужик умер от переохлаждения, вызванного алкогольным опьянением. Сколько уж таких бумажек написали… Никто против него, Эмиля, в Дольске не пойдет. А нечего было татарину топором перед собой махать!

В принципе, он, Эмиль, не злой. Он справедливый. Специально никому не гадил. Только ответные действия предпринимал. Защищался!

И не садист-маньяк он… Вон, дочку Крюкова – вообще даже пальцем трогать запретил. В одеяльце велел закутать. Пусть лежит в домике, своей смертью умирает. Не он, Эмиль, убивал – сама умерла!

Но не умерла. Спасли. Колдун, говорят, помог Крюкову найти Ритку. А ведь мерзкая девка она, эта Рита, пробу на ней негде ставить… Жалко даже ее отца.

Да, жалко Крюкова! Эмиль к нему всегда по-хорошему относился. Друзья детства, огонь-воду вместе прошли. Вместе дело начинали, вместе богатели. И еще богаче стали бы, если б Володька не стал ерундой страдать. Типа, он теперь белый и пушистый… а Эмиль – сволочь и бандит недорезанный. Лицемер он, Володя Крюков.

И такую подлость этот Володька придумал, в тюрьму решил его, старого друга, засадить… Взрыв на фабрике подстроил, во всем его, Эмиля обвинил. А все равно не вышло ничего у Володьки.

Но подлость, подлость-то какая! Предатель он, Володька. Душеспасительными разговорами прикрывался, а на самом деле все себе захотел забрать. Единственным хозяином Дольска решил стать. О, змей, змей он…

Когда Эмиль думал о бывшем друге, даже сердце немело от праведного гнева.

Девушка позади опять зашевелилась.

– Тихо там! – заорал Эмиль. – Всмятку расшибиться хочешь?..

Девушку он себе возьмет. Она ему нравится. С виду овечка, а внутри у нее – огонь. Это сразу чувствуется. И он ей тоже нравится. Как он может ей не нравиться, если всегда всем девушкам нравился и они его любили – всегда…

* * *

С того самого момента, как убили Ибрагима, а ее затолкали в черный джип, Иванку преследовала навязчивая мысль, что все происходящее – только сон. Страшный сон… Только вот проснуться почему-то не получается.

…Ее долго везли куда-то, натянув на голову мешок, потом вытолкнули из машины, повели.

Иванка слышала, как хрустит снег под ногами, потом какие-то ступени – она стукнулась о них ботинком, запнулась, но ей не дали упасть – держа под локти, пронесли над ступенями, потом телом внезапно ощутила тепло, идущее со всех сторон. Они в каком-то помещении.

Мешок с ее головы сорвали.

И, первое, что Иванка увидела – лицо Эмиля.

– Ты как? – дружелюбно спросил тот.

Иванка невольно отшатнулась. Потом огляделась.

Они находились в каком-то техническом помещении, без окон, с мониторами во всю стену. На экранах – деревья, снег, ворота, какие-то здания, опять деревья… «Мы где-то в лесу, – догадалась Иванка. – Пансионат, дом отдыха, что ли? А это, наверное, комната охраны».

У мониторов, за столом, сидел парень в пятнистой военной форме, еще двое стояли у дверей – уставились на Иванку. «Ну и рожи…» – с тоской подумала она. Если бы у нее имелась такая возможность, она обошла бы этих людей за три версты.

– Не бойся, – сказал Эмиль, придвигая ей стул. – Я тебя не обижу.

Иванка упала на стул, а Эмиль присел перед ней на корточки – низ его черного пальто распластался по полу, точно крылья у летучей мыши.

– Кофе, чай? – приветливо спросил мужчина. Иванка не ответила. Эмиль крикнул помощникам повелительно: – Эй, не пяльтесь… за мониторами лучше следите.

Он снова повернулся к девушке, взял ее за руку.

– Зачем Ибрагима убил? – содрогаясь, прошептала Иванка.

– Так он меня сам вынудил… нечего топором махать! – несколько удивленно ответил Эмиль.

– А я тебе зачем?

– Странный вопрос… – опять удивился тот. – Зачем мне молодая, красивая женщина?.. Затем же, зачем ты нужна Володьке Крюкову и этому твоему колдуну.

– Но зато ты мне не нужен, – тихо, с ужасом и отчаянием произнесла Иванка.

– Здрасьте… всем я нужен, а тебе вдруг – нет! – огорчился Эмиль. – Почему же такая несправедливость, а?

Иванка молчала.

– Ты бы знала, как девушки меня любят… – улыбаясь, пропел Эмиль. – Ох как они меня любят! Дерутся за меня – вот они как меня любят.

Двое у дверей грохнули от смеха.

– Заткнитесь там! – свирепо заорал в их сторону Эмиль, потом повернулся к Иванке: – Ты думаешь, я вру, цену себе набиваю? Я же… я же сладкий. Да, я – сладкий! – простодушно признался он, хлопая длинными черными ресницами.

Иванке стало совсем уж жутко от этого актерства. И в то же время она не могла не верить Эмилю. Он не врет – верно, женщины любят его, такого красивого, такого опасного. И дерутся из-за него – тоже наверняка…

– Ты – убийца, – тихо, раздельно произнесла Иванка.

Лицо у Эмиля даже не дрогнуло. Он ответил все так же спокойно и простодушно: