– Что ж, пусть будет так. – И, повернувшись, быстро пошел к выходу.

Его удаляющуюся фигуру провожали благосклонные взгляды посетительниц клуба, и, хотя Керри немедленно выбросила из головы то, что они так высоко оценивали, вечер с этого момента потерял интерес. Ее друзья вскоре разошлись по домам, и оказалось, что только Керри приехала издалека, и ей нужно было ехать домой на такси.

Когда Алексис ушел, она еще долго танцевала. Она была так зла на него, что танцевала не останавливаясь, забыв про плохое самочувствие и все рекомендации врача.

Чуть позже, взяв свой жакет, она спускалась по ступенькам клуба. У нее сильно кружилась голова, и она чувствовала себя немного пьяной, хотя выпила всего два бокала вина. И почему-то ей было очень тоскливо.

Поток холодного воздуха заставил ее задержать дыхание и посмотреть вверх. Еще не приблизившись к возвышающейся в дверном проеме фигуре, она поняла, что это Алексис. Она узнала его по волосам, дыбом вставшим на затылке.

– Убирайся! – пробормотала она негодующе. Вздохнув, она попыталась пройти мимо него, но он словно стальным обручем обхватил ее за плечи. Его сильные руки крепко держали ее.

– Алексис, я не нуждаюсь в няньке! – в бешенстве крикнула она ему.

– Я провожу тебя домой, – настаивал он своим низким голосом. Он привлек ее к себе, чтобы дать пройти другим, и она оказалась прижатой к его твердым как камень мышцам. Сделав вдох, она почувствовала головокружение и повисла на Алексисе, уцепившись за него пальцами. Услышав его смех, она злобно спросила:

– Что тут смешного?

– Ничего. Но, кажется, я впервые вижу тебя пьяной, – объяснил он тихо.

– Я не пьяна! Я больна!

Алексис повел ее, не обратив внимания на эти слова. Он крепко держал ее за талию, пока подзывал свой лимузин.

Ночной воздух показался ей нестерпимо холодным. Она дрожала и тупо смотрела на освещенную улицу, внезапно почувствовав себя намного хуже.

Алексис открыл дверцу машины и велел ей сесть. Керри, теряя сознание, задела носком туфли за бордюр и упала бы, не приди он ей на помощь. Уже в комфортабельном салоне дорогого автомобиля он отрывисто бросил шоферу:

– В гостиницу!

Керри не понимала, почему у нее так кружится голова, почему ноги онемели.

– Вот что значит быть пьяной, моя милая крошка Керри, – сказал он ей иронично. Он не был раздражен, в глубине души он забавлялся.

– Я не пьяна! Это вирус, я же тебе говорила, – слабо запротестовала она.

– Ну, если ты говоришь, пусть будет так, Керри, – мягко согласился он.

Она повернулась, чтобы посмотреть на него. Он всегда был с ней так надменен, так неприступен, как будто считал ее ребенком. Она понимала, что они подошли к поворотному моменту в их отношениях, и его взгляд подтвердил это. Смех смягчил таинственное выражение его лица. Он всегда был опасен. Керри знала это с самого первого дня их знакомства, но теперь решила пренебречь этой опасностью. Слабая, но заинтригованная, она провела пальцем по нежной ткани его рубашки снизу до бабочки. Неуверенно расстегнув бабочку, повисла на его плече. Расстегнула две верхние пуговицы на рубашке. В этот момент он остановил ее, нежно сжав пальцы загорелой рукой.

– Нет, Керри, подумай, где мы находимся. Нужно быть терпеливой, моя дорогая. Я понимаю, мы слишком долго ждали этого. Подожди еще немного, – тихо шептал он, осторожно обняв ее.

Керри не возражала. Она погрузилась в насыщенный аромат его мужественного тела. Она смотрела на его мускулистую грудь и понимала, что это теплое, страстное, манящее и, как ни странно, надежное прибежище. Закрыв глаза, она прислонилась к нему, следуя бессознательному порыву.

Керри болтала ногами в спокойной воде Эгейского моря. Она всегда думала, что ее дом – Лондон, поскольку она там выросла. В четыре года родители привезли ее туда из Ирландии. Но когда она вернулась в этот город после нескольких лет пребывания в Греции, оказалось, что это больше не ее дом, как она думала раньше.

До знакомства с Питером Керри чувствовала себя одинокой и очень несчастной. Познакомившись с ним, нежно полюбила его и всегда скучала по нему. Как и сейчас, хотя знала, что с ним все в порядке – Одри за ним ухаживала.

Звонок Петроса был сигналом бедствия, но и она чувствовала себя несчастливой до встречи с Алексисом и при первом же удобном случае полетела на остров. Алексис вернул ей радость и вкус к жизни, который был у нее, пока она жила в Греции. Простые человеческие радости. Керри чувствовала, что ее судьба связана с этим прекрасным местом, которое она могла назвать своим домом.

– Керри, – позвал Петрос, – иди скорее сюда, у меня есть для тебя хорошие новости.

Керри шла босиком по мелкому золотистому песку навстречу своему крестному. Он постарел за последние несколько недель. Он был обеспокоен не только угрозой лишиться средств к существованию, но и тем, что судьба многих моряков и служащих была поставлена на карту.

– Да, Петрос, что такое?

– Алексис. Он приедет к нам. Он хочет поговорить о бизнесе. Алексис сказал, что это предварительный разговор, но он заинтересован в инвестировании флотилии «Афродита». – Петрос взял ее руку, и улыбка преобразила его озабоченное лицо. – Это было бы чудесно!

Керри, улыбнувшись, спросила:

– Когда нам его ждать?

Они шли по террасам сада к освещенному бассейну.

– Он будет здесь завтра после обеда. Алексис принял мое предложение остаться ночевать. Он спрашивал о тебе, моя дорогая. – Петрос, обернувшись, посмотрел на Керри. – Я начинаю думать, что он скоро потеряет от тебя голову.

Керри фыркнула.

– Вот праздничек-то будет! Да он не способен любить даже собственную мать!

– Керри, ты говоришь ужасные вещи, и ты знаешь, что это неправда, – одернул ее Петрос. – Я знаю Елену – она хорошая женщина, правда, довольно высокомерная, – признался он.

– Такая же, как и ее сын, – надменная и властная. Я познакомилась с ней, когда мы провели с ними день на его яхте, помнишь? Сначала она была со мной нелюбезна, ворчала на меня, но я не стала слушать, а сразу села и стала ей читать.

Керри улыбнулась при мысли о Елене. Ей было приятно узнать, что операция по возвращению зрения прошла для Елены успешно.

– Я отлично помню, какими глазами Алексис смотрел на тебя. Никто так не разговаривал с его матерью, даже он сам. Он был поражен тем, как ты себя держала, не обращая внимания на ее придирки, и как она была довольна, – сказал Петрос задумчиво. – В тот день ты произвела на него большое впечатление.

– Правда? Я помню, как вы все сидели и слушали мои рассказы. – Она улыбнулась, и веселые искорки мелькнули в ее глазах. – Вы все аплодировали. Ты помнишь, Петрос? А потом он все испортил этой ужасной игрой.

– Да, я это очень хорошо помню. Ты накричала на него за то, что он жульничает, а он поставил тебя в неловкое положение.

Керри проигнорировала комментарий Петроса по поводу игры и Алексиса. Она еще отомстит за это. Он заставил ее краснеть. А может быть, ее заставляли краснеть нескромные девичьи мысли о мужчине, сидящем напротив нее? Ее мысли об Алексисе были, мягко выражаясь, интересными. Но Алексис все испортил, сказав:

– Полковник Мастард делал это в библиотеке своим кинжалом. – И потом добавил с дьявольским смехом; – Он угрожал кинжалом мисс Скарлет.

Керри мысленно покраснела. Она была в этот день мисс Скарлет, одной из жертв в этой игре.

– Он вовсе не поставил меня в неловкое положение, Петрос. А ты помнишь, что я рассказывала? Теперь ты вспоминаешь?

Петрос кивнул и рассмеялся.

– Конечно, вспоминаю, но ты все равно расскажи. Вздохнув, Керри начала:

– Эта история не из книги, ее мне часто рассказывал отец. Она называлась «Дочь моря». Он ведь любил море? – спросила она задумчиво. – По иронии судьбы море и стало причиной его смерти.

– Море не было причиной его смерти. Он умер от сердечного приступа, когда был на море. Или, скорее, от разрыва сердца. Ему так не хватало твоей матери. И нам всем тоже. Она была чудесной женщиной, – тихо произнес Петрос.

Ее мать была настоящей ирландкой, голубоглазой и такой острой на язык, что с ней предпочитали не связываться. Она умерла при вторых родах, оставив Керри и ее отца осиротевшими.

Отец ее происходил из скандинавской семьи. Его предки поселились в Южной Ирландии в восемнадцатом веке. От них Керри унаследовала светло-золотистые волосы. Те самые волосы, которые так любил Алексис.

Керри улыбнулась. Если быть честной, она все еще была в шоке от предложения Алексиса. Правда, она сама пришла к нему в офис, чтобы уговорить его помочь Петросу, и могла бы использовать свои женские чары, чтобы достичь этого, но иметь от него ребенка – это совершенно другое!

Женские чары! Она не могла удержаться от смешка. У нее не было и мысли очаровывать его. Вопреки тому, что Алексис думал о ней, опыт Керри был весьма ограничен. Он был лишь вторым мужчиной, с которым она целовалась, а о занятиях любовью и говорить не приходилось. Самым интимным эпизодом в ее жизни была та ночь, когда Алексис привез ее в почти бессознательном состоянии к себе в гостиницу. Он был слишком благороден, чтобы воспользоваться обстоятельствами.

– Спи, Керри, – прошептал он ей на ухо, внеся к себе в номер.

Она проснулась в незнакомом помещении с задернутыми тяжелыми шторами. В висках стучало. Осмотревшись, она вскрикнула.

– Алексис!

Его имя сорвалось с ее губ от неожиданности.

Он спал поверх одеяла в одних бермудах.[1] Она, не отрываясь смотрела на него; он выглядел так же безукоризненно, как манекенщики, которые их рекламируют.

Керри покраснела. Приложив руку к пульсирующему виску, она закрыла глаза, и в памяти ее начали мелькать эпизоды минувшей ночи.

– Ты слишком много выпила, милая крошка, – прошептал ей Алексис на ухо.

Вскочив на кровати, она инстинктивно потянула одеяло на себя и замотала головой. Алексис был слишком близко, чтобы чувствовать себя спокойно.

– Ух, ты! А еще несколько часов назад ты не отличалась скромностью. Ты всем своим видом показывала, что страстно хочешь раздеться, – проворчал Алексис, приподнявшись на локте и мрачно глядя на нее сверху вниз.

– Я вовсе не хотела!

Заложив прядь платиновых волос ей за ухо, Алексис прошептал:

– Нет, ты хотела. Знаешь, как я люблю твои волосы? И эти чудесные ирландские глаза, особенно когда ты смотришь на меня с ненавистью.

Керри внезапно почувствовала, что краснеет от его взгляда, остановившегося на ее губах. Она нервно провела языком по нижней губе и только потом поняла, что Алексис воспринял это как призыв.

– Не смей! – закричала она, поняв его намерения, но ей недоставало убедительности.

Он очень медленно опустил голову и нашел ее губы, заглушив возможные попытки возражения поцелуями. Он всегда любил подчинять, и эта ситуация не была исключением.

– Ты очень хотела этого вчера вечером, Керри, – сказал он между поцелуями, которые одурманивали ее.

Она пыталась сопротивляться этому чувству, но губы не слушались. По напрягшимся мышцам Алексиса она ощущала силу его возбуждения и отказалась от дальнейших попыток сопротивления.

Яростно оттолкнувшись от его широкой груди, Керри закричала:

– Алексис, нет, я не хочу этого!

Он внимательно посмотрел ей в лицо и прошептал:

– Нет, ты хочешь. Я мог бы заняться с тобой любовью несколько часов назад, но я хотел, чтобы ты знала, что происходит, и, конечно, участвовала в этом.

Керри подтянула одеяло к подбородку, чтобы скрыть свое смущение.

– Я была пьяна и нездорова. Джентльмен не станет заниматься любовью, как ты это называешь, с больной женщиной.

Алексис резко рассмеялся.

– Значит, ты еще многого не знаешь о мужчинах, если так думаешь. Некоторые могут удовлетворять свои желания, даже если у женщины припадок.

Гримаса исказила лицо Керри.

– Это омерзительно! И так похоже на тебя! Ты отвратителен уже потому, что привез меня сюда!

Керри замахнулась на него, что было страшным оскорблением для грека.

Алексис сердито фыркнул и спрыгнул с кровати. Греческое ругательство он произнес так, что у Керри мороз пробежал по коже.

– Я заставлю тебя вымаливать у меня прощение за эти слова, ирландская злючка. Никто не смеет оскорблять Стефанидеса!

– Я это сделала, – сказала она, загнав его в угол. Он был величествен в своем гневе, а в том, что он страшно рассержен, у нее не было никаких сомнений. Керри с грустью подумала, что зашла слишком далеко.

Он выглядел устрашающе. Его кулаки были с силой сжаты. Но вместо того чтобы преследовать свою жертву, он подошел к телефону и заказал такси, чтобы отвезти Керри домой.

Алексис повернулся к ней, угрожающе прошептав:

– Я желаю, чтобы ты убралась из моего номера, пока я буду принимать душ, или, клянусь небом, я проучу тебя так, что ты это запомнишь на всю жизнь!