Мэри Патни - Странные клятвы

После смерти короля Генриха Первого в 1135 году наступили времена, именуемые анархией. Генрих яв­лял собой пример безжалостного, жестокого, но спо­собного и деятельного монарха. Он имел больше двад­цати внебрачных детей, но единственной законной наследницей была дочь Матильда, в юном возрасте вышедшая замуж за германского императора. На ро­дине мужа Матильду любили и почитали. В возрасте двадцати лет она овдовела и вернулась в Англию, где ее стали называть императрицей.

Затем Генрих выдал дочь замуж за Жоффрея, че­тырнадцатилетнего наследника герцогства Анжу. Этот союз вызвал бурю негодования среди политических группировок и всего нормандского дворянства. Нор­мандия и Анжу считались заклятыми врагами. Но король не изменил своего решения – у него было достаточно власти, могущества и денег, чтобы откры­то бросить вызов своим баронам и заставить их при­сягнуть на верность Матильде, наследнице трона.

Но как только Генрих скончался, о своих правах на престол заявил его племянник, герцог Стивен из Блуа, первым, в свое время, присягнувший на вер­ность своей кузине Матильде и даже бывший какое-то время ее возлюбленным. Дружелюбный, привет­ливый, прекрасный воин, он привлек на свою сторону церковь и знатных землевладельцев. Однако амбиции Стивена опережали его возможности, и через несколь­ко лет церковь отвернулась от него, как и большинст­во других сторонников.

Роберт Глостер, старший внебрачный сын короля Генриха, был одним из наиболее крупных английских землевладельцев, сыскавшим всеобщую любовь и ува­жение за честность и справедливость. Весной 1138 года он выступил в поддержку своей сестры по отцу и, фактически, против притязаний Стивена на трон. Роберта поддержали запад и юг Англии, и в стране началась гражданская война.

Сражения велись в основном между западными сторонниками Матильды и восточными привержен­цами Стивена. Многие землевладельцы приветство­вали анархию, без зазрения совести принимая от обеих партий подарки, титулы и поместья. Имели место массовые убийства, леденившие кровь очевидцев даже в тот жестокий век. Роберт Глостер, однако, сделал очень много для поддержания порядка в своих зем­лях.

Матильда была близка к победе, но получить же­ланную корону ей все же не удалось. Высокомерие, властность и предательство – черты, типичные для королей-мужчин, – не позволили Матильде достичь желаемого. Мужчины не терпели подобных качеств в женщине. С тех пор ситуация почти не изменилась.

После смерти Роберта Глостера в 1148 году Ма­тильда вернулась в Нормандию. Она больше не посе­щала Англию, однако за дело взялся ее сын Генрих, правивший герцогством Анжу, доставшимся ему в на­следство от отца.

Настоящий последователь Вильгельма-завоевате­ля, он в возрасте четырнадцати лет завоевал Англию. Не прибегая к силе, юноша даже уговорил короля Стивена выплатить жалованье его наемникам.

В романе «Странные клятвы» описываются собы­тия, происходившие в 1148 году. К этому времени страна разделилась на два противоборствующих ла­геря, причем оба не могли добиться победы. Запад по-прежнему поддерживал Матильду, восток – Сти­вена, а на границах их владений вспыхивали крова­вые стычки.

Аббатство Фонтевиль,

Шропшир,

25 декабря 1137 года.

Бледное рождественское солнце садилось, знаме­нуя окончание ужасного дня, когда два рыцаря, осед­лав коней, отправились в далекий путь. На темном небе все еще виднелось зарево – кровавое, мрачное, торжественное. Рыцари мчались во весь опор, остав­ляя за собой мили родной английской земли, ехали молча, не произнося ни слова.

В полночь добрались до последнего на их пути хол­ма. Не сговариваясь, юный рыцарь и его старший то­варищ натянули поводья, останавливая взмыленных коней и вглядываясь в пустынную долину внизу, где лежало аббатство Фонтевиль, освещенное холодным серебряным светом луны.

– Хотел бы я, чтобы ты оказался законнорожден­ным, – с горечью проговорил старший. Уолтер Эвешем, капитан стражи де Лэнси, был почти членом их семьи, и теперь, когда разразилась катастрофа, же­лал умереть вместе с ними.

Уголки рта юного рыцаря опустились в горькой гримасе – он с ранних лет страдал от своего дву­смысленного положения.

– Ты не можешь желать этого больше, чем я, но одного желания мало, оно не может изменить тот факт, что моя мать была не женой, а лишь служанкой отца.

Капитан перевел взгляд на спутника. Несмотря на худощавую фигуру, Ричард Фитц-Хью считался за­каленным, опытным и храбрым бойцом. На прошлой неделе его посвятили в рыцари, и все были уверены, что юноша заслужил это право, а ведь ему исполни­лось всего лишь восемнадцать лет.

– Ричард, ты лучший из сыновей лорда Хью, – мрачно проговорил Уолтер. – Для Уорфилда было бы гораздо лучше, если бы наследником являлся ты.

Юный рыцарь не обратил внимания на эти слова и махнул рукой в направлении аббатства.

– Ты недооцениваешь моего брата Адриана, а зря.

– Он болезненный, хрупкий, набожный мальчишка, – проворчал старый капитан. – Было бы лучше, если бы он остался в Фонтевиле и принял обет. Что он может сделать, чтобы держать в руках власть над землями, словно сошедшими с ума?

– Очень многое. Я знаю Адриана, он дьявольски умен и хорошо владеет мечом, – Ричард плотнее за­кутался в плащ, наброшенный поверх доспехов. На декабрьском ветру металл был холоден, как лед, но из-за катастрофы, разразившейся в поместье, они не решились ехать не вооруженными. – Думаю, несмотря на молодость, брат сумеет удержать власть над Уорфилдом и будет управлять не хуже отца.

– Я и забыл, что вас вдвоем направили на воспи­тание в Кортеней, – сэр Уолтер пришпорил коня и, нахмурившись, раздумывал над оптимизмом Ричарда.

– Да, мы жили в одной комнате и вместе тренировались все пять лет, пока Адриан не решил обратить­ся в лоно церкви, – Ричард последовал за спутником, вспоминая, как двое мальчиков, втайне друг от друга страдающих от тоски по дому, держались вместе, ок­руженные множеством незнакомых и, зачастую, враж­дебных лиц. Они по праву считали себя братьями, крепко сдружились и привязались друг к другу. Неза­коннорожденный сын сэра Хью чувствовал себя хо­рошо с Адрианом, чего нельзя было сказать о других сыновьях лорда.

– Адриан хорошо владеет оружием? – в голосе капитана слышалось недоумение, потому что это ни­как не вязалось с образом, сложившимся в его пред­ставлении.

– Да, очень хорошо. К тому же, у него сильная воля. Мы проверяли свое мастерство друг на друге, ну, как делали все остальные ученики, – Ричард хит­ро улыбнулся. – Не будь я старше и опытнее, мне бы никогда не удалось победить его. Так что наши силы были практически равны.

– Он мог победить тебя? – сэр Уолтер изумленно взглянул на молодого человека – не шутит ли тот, но выражение лица юноши было серьезным.

– Адриан пришел в Фонтевиль потому, что любит Бога, а не потому, что боится человека, – Ричард понимал – он не в силах объяснить истинные причи­ны, побудившие брата стать монахом. – Кроме того, ему, как младшему сыну, нечего было наследовать. Теперь все изменилось.

Сэр Уолтер, упорно не желавший изменить свою точку зрения, уже открыл рот, чтобы возразить, но, взглянув на луну, пробормотал:

– Пресвятая Матерь Божья, – капитан натянул поводья, останавливая коня.

Юный рыцарь поднял глаза к небу и задохнулся от ужаса, увидев, что напугало его спутника. На правиль­ной формы серебряно-белый диск луны надвигалась тень. Затемненный участок тускло мерцал зловещим багряным светом – так, наверное, горит пламя в аду.

– Это ничего не значит, – торопливо проговорил сэр Уолтер, тщательно скрывая беспокойство и не отрывая глаз от страшного видения. – Я уже видел такое раньше, это пройдет, и ровным счетом ничего не значит, – однако капитан сам не верил своим сло­вам. Затмение всегда трактовалось как предзнамено­вание великих и зловещих событий и, возможно, впол­не подходило для такого трагического дня. Пришпорив усталого коня, мужчина размышлял, хорошее ли это предзнаменование для юноши, неожиданно для себя ставшего новым владельцем Уорфилда.

Сторож недоверчиво рассматривал двух рыцарей и долго расспрашивал о цели визита, прежде чем впус­тить их. В те времена даже служители Господа были осторожны, и это казалось вполне обоснованным. Двое усталых людей спешились и пошли через двор аббат­ства, направляясь к жилищу монахов. Ветер подни­мал сухие листья, с тихим шорохом носившиеся по промерзлой земле. Тень закрыла уже половину луны, посылая на землю зловещий кровавый свет.

Из церкви доносилось стройное пение монахов. Согласованность и красота звуков напомнили о су­ществовании высшего, лучшего мира и принесли ус­покоение измученной душе сэра Уолтера. Рука креп­че сжала рукоять меча, бывшего свидетелем многих жестоких битв. Кто знает, может, Ричард и прав на­счет Адриана.

Зала для посетителей отличалась простотой и скромностью убранства. Ее украшением служили лишь незатейливая мебель и распятие. Однако к услугам и вящей радости мирян там имелся очаг и вино, чтобы согреть промерзшие кости. Опустившись на скамью, сэр Уолтер попивал божественный, как ему сначала показалось, нектар, на самом деле являвшийся дрян­ным винишком, годным лишь для нищих бродяг. Фонтевиль принадлежал цистерцианскому монашескому ордену, славившемуся своим аскетизмом и равноду­шием к мирским заботам, богатству и славе. Капита­на удивило, что юноша питал нездоровую страсть к отсутствию удобств.

Ричард Фитц-Хью мерил шагами сумрачную залу, время от времени прикладываясь к вину – мрачные мысли не давали покоя его усталому телу. Эвешем восхищенно смотрел на юношу. Великолепное телос­ложение, золотистые волосы и красивое лицо рыцаря прекрасно дополнялись мужественным характером. Именно капитан настоял на том, чтобы этот молодой человек после окончания Кортенея вступил в ряды стражей Уорфилда. В глубине души сэр Уолтер ду­мал о нем как о сыне, которого у него никогда не было. У лорда Хью имелось достаточно детей муж­ского пола, конечно, он мог пожертвовать наименее важным и дорогим из них. Эвешем вздохнул и отпил вина. Его хозяин уже на небесах, а Ричард Фитц-Хью никогда не сможет занять его место на земле. Неко­торые вещи невозможно изменить. Незаконнорожден­ность – одна из таких проблем.

Когда заутреня и хвалебные гимны были законче­ны, аббат Вильям прошел в залу. Предупрежденный о посетителях, он мрачно хмурился. Аббаты обязаны заботиться о благополучии своего монастыря, но Виль­ям считал, что на первом месте должен стоять Гос­подь.

Обменявшись приветствиями с гостями, аббат по­интересовался:

– Вы хотите видеть Адриана де Лэнси?

Коротко сэр Уолтер объяснил причину, добавив:

– Он ведь еще не принял обет?

– Нет, юноша сможет сделать это лишь через месяц, когда ему исполнится шестнадцать лет, – длинное лицо аббата сморщилось. – Я так понимаю, что теперь Адриан потерян для нас. Жаль, у него к этому настоящее призвание, – повернувшись, настоятель приказал монаху привести послушника, затем уселся и молча ждал, положив руки на стол и полуприкрыв глаза.

Через несколько минут юноша вошел в комнату. Горел один единственный факел, посетителей скры­вала тень, поэтому у капитана имелась возможность внимательно рассмотреть Адриана, устремившего взгляд на аббата. В прошлом рыцарь обращал мало внимания на младшего сына лорда, а сейчас старался как можно быстрее понять его.

Адриан де Лэнси оказался не худеньким низко­рослым юнцом, каким помнил его Уолтер. Прибли­зившись к возрасту возмужания, юноша подрос, до­стигнув среднего роста, и под грубой белой рясой цистерцианского ордена вырисовывалось здоровое, крепкое тело. Он прошел по комнате с изящной, тиг­риной грацией воина, а не смиренной походкой слу­жителя Господа.

Юноша унаследовал золотые волосы отца и стар­ших братьев, но у него они были намного светлее и казались почти серебряными. На правильных чертах лица лежала печать спокойствия и умиротворения, не отражая ни удивления, ни тревоги от того, что его вызвали в такой поздний час. То же выражение отчужденности и спокойствия было присуще Адриану с детства, наверное, поэтому под взглядом этих холод­ных глаз сэр Уолтер никогда не чувствовал себя спо­койно.

Адриан поклонился аббату.

– Вы хотели поговорить со мной, отец? – его ни­зкий голос был приятен и казался таким же холод­ным и спокойным, как и внешность.

– К тебе посетители, – отец Вильям указал на едва различимые силуэты.

Юноша обернулся. При виде брата его серые гла­за потеплели.

– Ричард! – с уважением и явным удовольствием он пожал протянутую руку.

Брат радостно ответил на рукопожатие. Вглядев­шись в полумрак, Адриан узнал сэра Уолтера, и с его лица исчезло выражение радости, сменившись выжи­данием и тревогой – присутствие капитана стражи родового замка говорило о весьма необычной причи­не визита. Отпустив руку Ричарда, послушник прого­ворил: