Елена Белкина - Странные женщины

Короче, все притихли. Тут входит биологиня Кузя, она же Кузьмина Евгения Леонтьевна. Что, говорит, Валерия Петровна, решили на уроке поприсутствовать? То есть у нас бывает, что классные наставницы на чужих уроках сидят, обязанность у них такая. Вот она и подумала.

А Лера опять: какая Валерия Петровна, где Валерия Петровна? Я Лерочка. Можно я пойду к доске отвечать?

Кузя тетка умная, сразу все сообразила. Выгнала нас из класса: мне с Валерией Петровной надо поговорить.

О чем говорила, неизвестно, через полчаса видим, ведет ее под руку.

А Лера плачет и говорит: я больше не буду, вы только родителям не сообщайте!

Мы тут сами все чуть с ума не сошли.

Ну а потом психиатричка приехала и Леру увезли в кукушкин дом.

Это последняя запись, больше не буду. Надоело.

Я целый месяц в трансе был, думал, сам в кукушкин дом попаду.

А Леру, кстати, уже выписали. На амбулаторное лечение перевели. Из школы она уволилась и, по слухам, собирается квартиру поменять или продать и вообще в другой город уехать.

В школе я сижу не с Машей теперь, а с Викой.

Маша на меня смотрит как на чудовище. Но, спасибо ей, слово держит и никому не рассказывает то, что я ей про себя и Леру рассказал.

А Вика…

Я ей в тот день, когда Леру увезли, сказал: не бросай меня, пожалуйста.

Она говорит: на жалость бьешь, сволочь?

Я говорю: да.

Она говорит: убить тебя мало. Приходи сегодня, я тебя убью.

И я пришел с магнитофоном. И весь день мы слушали, что я туда наговорил.

Ее тошнило, конечно.

Но она все прослушала.

И говорит: тебе повезло, другая бы тебя точно убила бы.

Я говорю: хочешь, сотру прямо сейчас все?

Она говорит: нет уж. Пусть там и меня касается, и не в лучшем виде, все равно оставь. И слушай раз в неделю. Очень полезно будет.

И я оставил, хотя слушать пока не собираюсь.

И вот я живу, продолжаю жить.

Я с Викой, я ее люблю.

Я знаю, что вечной любви не бывает, я только одного хочу: раз уж любовь всегда кончается, то пусть она первая разлюбит и прогонит меня к черту.

Конец связи.

(Пауза.)

…Если, когда я вырасту, мне кто-нибудь предложит стать политиком, я скажу: нет, ребята, нет, господа, идите вы куда подальше. Я уже был политиком и точно знаю, что это самое поганое на свете занятие.

Она проснулась как-то странно. Тяжело размыкались веки. Тяжело ощущалось собственное тело. Что-то лежало рядом. Она повернула голову и чуть не вскрикнула, увидев незнакомое мужское лицо.

Она отвернулась и закрыла глаза.

Сон. Это должен быть сон.

Но во сне не чувствуют такого реального привкуса во рту. Неприятный привкус — отчего он? Вчера я выпила лишнего, подумала она. Попыталась вспомнить, что именно пила, где и с кем, и не смогла.

Неужели она так, грубо говоря, напилась, что вот теперь — в постели с чужим мужчиной?

Пересиливая себя, она опять взглянула на лежащего рядом.

Небрит, морщинистый лоб, свалявшиеся жирные темные волосы, большой и пористый нос, рот приоткрыт. Зауряднейшее лицо.

Она оглядела окружающее пространство. Не похоже на жилище холостяка, хотя и особого уюта нет. Пестренькие в голубых цветочках обои, которые давно нужно сменить. Два кресла, мягкие и глубокие, слишком большие для этой комнаты, обтянуты бордовой в бледно-серебристых узорах тканью. Платяной трехдверный массивный шкаф красноватого оттенка, без одной ручки. Шкаф книжный, не в пару платяному, светлее и старее. На стенах какие-то дурацкие репродукции, условная графика, доморощенный абстракционизм.

Женщине хотелось встать, но она боялась разбудить мужчину. Она даже имени его не помнит!

Но решилась. Осторожно приподнялась и стала придвигаться к изножью кровати, опираясь руками. Благополучно слезла. Стала искать свою одежду. Было бы легче, если б она знала, в чем была! Но — хоть убей, не помнит. Единственное, что валяется в кресле, — домашний халат, байковый, желтый, ужасный. Но белье-то где? Ведь на ней сейчас ничего нет!

Ладно, разберемся.

Она брезгливо надела халат, пахнущий дешевым дезодорантом. (Халат его жены?)

Слава богу хоть, что в типовом жилье легко разобраться и найти туалет с ванной.

Но по дороге женщина заметила дверь и не могла удержаться, чтобы ее не открыть.

Она увидела комнату, в которой не было ничего приметного. Да она и не стала рассматривать, потому что другое привлекло внимание: на узкой раздвижной софе спала девочка лет пятнадцати, очень миловидная. Ужас какой-то. Она что, была с этим мужчиной, а его дочь спала вот тут, рядом? Может, и его жена здесь же находится? — с нервическим смешком подумала она. Однако третьей комнаты нет, только еще кухня. Там — никого. Шкафчики настенные, газовая плита, холодильник, стол. Все довольно убого. На окне розовые шторочки с оборочками. На столе крошки, пустые стаканы, пустая бутылка из-под водки. Неряшество.

Но все. Хватит путешествовать.

Ванна и туалет оказались совмещенными. Она включила свет, вошла — и отпрянула, закрыв дверь и чуть не сказав: «Извините!»

Там была женщина. Женщина глянула на нее изумленно.

Но почему-то не выходит. И молчит.

Надо бежать, бежать, но где одежда?

А, черт побери! — разозлилась вдруг она. В конце концов рано или поздно ситуация должна проясниться!

И резко открыла дверь.

И, стоя на пороге, что-то начала понимать.

Перед нею было зеркало. Зеркало показывало ей женщину в желтом халате, стоящую в двери.

Она сделала шаг, и женщина сделала шаг.

Не веря своим глазам, она приблизилась, убедилась, что зеркало точно отражает ее движения. Стала рассматривать свое лицо.

Хотя как можно назвать своим лицо, незнакомое ей?

И все же — свое. Вот она касается его, кожа лица чувствует пальцы, пальцы чувствуют кожу лица, а зеркало подтверждает, что это она ощупывает сама себя.

«Амнезия», — вспомнила она. Есть такое слово. Есть такая болезнь. Потеря памяти. Господи, она не думала, что это так страшно! Не помнить себя, своего имени, ничего не помнить!

Но как же — ничего? Что-то ведь должно помниться?

Она ведь помнит, что существуют ванна и туалет.

Или: она — вот только что, мысленно — решила отыскать свой паспорт и узнать, кто она. Значит, помнит, что у человека есть паспорт! И кстати, что она вообще человек. И умеет говорить.

— Умею, — тихо произнесла она. И поняла, что это русский язык. И обрадовалась, насколько важная вспомнилась вещь: она русская, она живет в России. В каком городе? Ну, вспоминай, вспоминай! Нет…

Сейчас она найдет паспорт, и будет уже легче.

Но прежде, чем это сделать, она вгляделась в свое лицо. Что ж, не самый худший вариант. После сна, а свежее, чистая кожа, светлые волосы пепельного оттенка, темно-синие глаза, смугловатые, чуть припухлые губы. Ничего себе женщина. Лет двадцати пяти, не больше.

Она хотела выйти и чуть не вскрикнула, столкнувшись с мужчиной, открывавшим дверь. Он оказался довольно высокого роста. Плечи, правда, узковаты, а живот великоват. Глаза припухли.

— Прр… — сказал он.

— Что?

— Привет. Чего так рано? Понедельник же.

И, не закрыв дверь, мужчина стал делать свое первое утреннее дело. Она чуть было не сделала ему замечание, но потом подумала: а ведь это мой муж! Это должен быть мой муж, кто же еще? Но почему он такой старый? То есть относительно старый: ему не меньше сорока. Зато дочка очень хороша, очень, спасибо.

И почему в понедельник не надо вставать рано? Выходные дни ведь суббота и воскресенье! (Она помнит это, помнит!)

Она пыталась отнестись к ситуации юмористически.

Потому что если отнестись серьезно, можно сойти с ума.

Главное, надо верить, что память вернется. Вот уже в голосе мужчины почудилось что-то знакомое.

Мужчина поплелся обратно, улегся. И тут же стал похрапывать.

Она подошла к платяному шкафу.

Вот ведь, помнит! Помнит, что документы должны быть где-то здесь!

Открыла. Справа отделение для верхней одежды, слева полки для белья. На одной полке — парфюмерия. Дешевые флакончики. Неужели они так бедно живут?

(Вспышка: ВСЕ НАЛАЖИВАЕТСЯ! Я УЖЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ТАКОЕ БЕДНОСТЬ!)

Впрочем, женщина в любом беспамятстве отличит хорошую косметику от плохой. Если только Бог не отнимет у нее последнюю память: о том, что она женщина. И она мимолетно порадовалась, что с нею этого не произошло.

Ага, вот какая-то старая сумочка. Точно, документы. А еще — фотографии.

Она села в кресло и стала перебирать содержимое сумочки.

Вот паспорт. Но это — его.

Молодое и, пожалуй, красивое мужское лицо.

Игорь Евгеньевич Литовцев.

Ему, оказывается, всего тридцать пять лет. Да, поистаскался… А вот и адрес. Вот где мы живем! Не самый худший город.

(Вспышка: ОТКУДА ОНА ЗНАЕТ, ЧТО ЭТО НЕ САМЫЙ ХУДШИЙ ГОРОД? Наверное, так будет возвращаться память: одно слово, предмет, понятие тут же будут вызывать из памяти другие? Торопливо она вспоминала, как школьница, отвечающая урок: Москва, Санкт-Петербург, Казань, Киев, Париж, Европа, Азия, Америка, Билл Клинтон и Моника Левински! Ура! Она даже помнит эту историю, было время, каждый день по телевизору бормотали о ней, она помнит, что такое телевизор! Оставайтесь с нами! «Тефаль», ты всегда думаешь о нас! Лучше «Аса» может быть только «Ас»! Если так дело пойдет, то она все вспомнит в считанные часы! Кстати, а кто у нас-то президент?.. Никак… Помнится, что болеет часто. Ладно, потом.)

Итак, город. Улица Меченая, дом 7, квартира 43. Отлично. А какие другие улицы, ну-ка, вспоминай!

(Вспышка… Вспышка! Ну!..…………………………………)

Увы…

Видимо, возвращение памяти не такой уж бесперебойный механизм. В одном случае срабатывает, в другом нет.

А вот ее паспорт. Елизавета Андреевна Литовцева. Лицо точно такое же, как сейчас. А возраст? Тридцать пять лет?! Как и ему?

Быть этого не может!

Она отложила сумочку, тихо прошла в ванную, внимательно посмотрелась в зеркало. Двадцать пять, никак не больше!

Но вряд ли в паспорте ошибка.

Просто это называется: молодо выглядеть.

Неизвестно, огорчаться или радоваться.

Будем радоваться.

Она вернулась.

Что тут еще? Вот свидетельство о браке. Они поженились шестнадцать лет назад!

Но чего она хотела, ведь дочери Насте, вот ее свидетельство о рождении, пятнадцать! То есть поженились и тут же зачали, через год она родила. Все правильно, ей тридцать пять, дочери пятнадцать. Настя, Настя… Память молчит.

Фотографии…

Девочка в школьной форме. Дочь?

Посмотрела на обороте дату. Дата есть, и, судя по дате, это не дочь, а она сама. А вот дочь. Совсем маленькая, повзрослее, вот они с мужем и дочерью, их свадебные фотографии, какой красавец, однако! Вот опять-таки свадебные, но многолюдные. Совершенно незнакомые лица. Кто этот толстяк с усами? Кто эта высокая женщина, хохочущая во весь рот? А эти люди в возрасте старше среднего? Родители? Его? Ее?

Ей опять стало страшно: как же так, не помнить собственных родителей! Где они? Наверно, там, где она, судя по паспорту, родилась: Калининград Московской области. А муж (странно даже мысленно так его называть!) родился вообще в Казахстане. Как они оказались здесь? Как и где познакомились друг с другом?

А вот как и где: рядышком в сумочке лежат две массивные темно-синие книжечки, состоящие только из толстых обложек — дипломы. Театральный институт! Ну конечно же, в этом городе есть театральный институт! Почему они поступали в него, а не в Москве? Наверное, поступали, да не поступили. Бездари оба?

(Вспышка: ВОТ ПОЧЕМУ В ПОНЕДЕЛЬНИК НЕ НАДО РАНО ВСТАВАТЬ! Понедельник — выходной в театре! Память — молодец, память — умница!)

Специальность: актер театра и кино, актриса театра и кино.

Что, неужели снимались? Занятно было бы посмотреть!

Вкладыши с оценками. Сценическая речь… Сценическое движение… Античная литература… Современная драматургия… И так далее… Ничего не помнит. Ничего…

(Вспышка: А ЕСЛИ ЗАВТРА ВЫХОДИТЬ НА СЦЕНУ?! Она не помнит ни одной роли! Она не помнит, в каком театре работает! Кошмар, кошмар! Уволят ведь безжалостно, театр — жестокое устройство! А может, и полечат за счет театра? Вдруг она — ведущая актриса? С такой-то внешностью!)