Еще есть дружная, просто-таки семейная пара, Валера и Люба, чуть ли не под ручку ходят, я вполне допускаю, что они после школы поженятся. В моей школьной юности была такая пара, поженились, завели детей и живут счастливо вместе до сих пор. Подобные случаи внушают надежду на то, что есть какая-то спокойная и простая любовь, верная и взаимная, не правда ли?

Есть всеобщий любимец и весельчак Андрей, у которого вечно романчики, человек легкий, переменчивый, ему все прощают, в том числе учителя, в том числе и я, потому что не могу устоять перед его легкомысленным обаянием. Это ведь, как я поняла, победительное обаяние, ведь все мы втайне хотим быть свободными и легкими. Есть и всеобщий козел отпущения, тоже Андрей, искатель справедливости и вечно обиженный, что его недооценивают. Дай бог ему в жизни удачи, в противном случае из него вырастет брюзга, склочник и семейный тиран.

Есть и юная распутница Лиза, о которой ходят слухи, что она уже зарабатывает известным промыслом. Так это или нет, но на одноклассников-мальчишек она смотрит как на желторотых цыплят, даже на Везового. Учится при этом неплохо, хотя часто пропускает занятия.

Впрочем, на то и гимназия, чтобы здесь хорошо учились. Родители у большинства люди не простые. Я удивилась, когда узнала, что у Маши отец прораб-строитель, но выяснилось, что прораб он тоже не простой, а специализируется на постройке престижных коттеджей и возвел, в частности, в дачном пригороде целый жилой массив маленьких замков за одним общим забором, который горожане тут же прозвали Полем чудес.

Есть еще…

Ладно, хватит, тебе это неинтересно.

Почему я делаю вид, что и в самом деле тебе это говорю? Я ведь знаю, что не пошлю тебе эти записи.

Но это я сегодня так думаю. А завтра передумаю и пошлю.

Ты знаешь, я настолько вникла в их любовные дела, что всерьез об этом думаю. Постоянно думаю. И думаю очень странно. То мне вдруг хочется, чтобы Маша полюбила Сашу, и пусть они будут счастливы. То, наоборот, чтобы Саша разлюбил Машу, а полюбил бы Вику. И пусть будут счастливы. А иногда представляется: красавец Везовой влюбляется в дурнушку-умницу Юлю, а Юля — в обиженного Андрея, а обиженный Андрей — в Вику, а Вика — в Андрея-весельчака, а Андрей-весельчак в распутницу Лизу, а распутница Лиза — в верного Валеру, а несчастная Люба с горя — в Сашу, а Саша — угадай в кого? А в меня!

Шутки шутками, но у этого самого тихого Саши бывает очень странный взгляд. Ты думаешь — мужской, оценивающий? Нет. Такой взгляд скорее у Везового, тот меня раздевает глазами на каждом уроке, но не от жгучего влечения, а от скуки. Тихий же Саша смотрит… как бы тебе это поточнее сказать… Ну, как смотрел бы мужчина, на полном серьезе взвешивающий свои шансы на взаимность. Понимаешь? Думаю, понимаешь. Это полностью взрослый взгляд, без всяких скидок.

Правда, тут вопрос: может, я придумала это, потому что сама смотрю на него не совсем так, как подобает учительнице? Вот чего еще не хватало, так это влюбиться в собственного ученика. В этом есть что-то чрезвычайно пошлое, а ты ведь знаешь, как я боюсь всякой пошлости, всего того, что напоминает полупохабные истории в желтых газетенках. Но между прочим, буду честной, я ведь эти газетенки иногда покупаю. Даже частенько. Короче, я их постоянно покупаю и читаю с чувством глубочайшего омерзения, которое доставляет мне чувство глубочайшего удовольствия. И как раз недавно прочитала историю про учительницу, которая занималась сексуальным образованием своих учеников-старшеклассников. Бесплатно.

Меня, конечно, передернуло: в этом уже что-то болезненное есть. Но не просто нарциссизм какой-нибудь, спасибо тебе, ты мне объяснил, что это такое, нет. Когда ее взяли с поличным — ты представляешь? — это, оказывается, уголовное преступление, совращение несовершеннолетних! — так вот, когда ее взяли, она сказала… Не помню, она много что говорила, но я одно запомнила: со взрослыми мужчинами она дела не имела. Значит, тут не просто нарциссизм, а комплекс какой-то, болезнь, бедную женщину не судить, не в тюрьму сажать, ее лечить нужно!

И меня тоже: за страсть к подглядыванию, которая меня день ото дня увлекает все больше, а я не хочу даже сопротивляться!

Но это ведь не самая страшная болезнь и не преступление, тебе это известно как бывшему врачу и теперешнему коммерсанту. Будь здоров, люби жену и детей. Не хочется? А ты постарайся. Ты ведь старательный.

Ты не представляешь, как я счастлива, что не люблю тебя.

ОН

Раз, два, три… Пятьдесять шесть… триста сорок два… Проба на запись… Тысяча двести тридцать четыре… Поехали.

Хроника невероятных и удивительных приключений героя нашего времени, великого политика всех времен и народов. От журналистов отбоя нет, всем давай интервью. Пожалуйста!

Вопрос: что главное для политика?

Ответ: не проигрывать ни в чем!

Вопрос: но как это можно? Жизнь сложна и разнообразна, обязательно в чем-то проиграешь! Хотя бы в шашки!

Ответ: значит, не надо играть в шашки, если не умеешь в них играть. Значит, надо заниматься только тем, в чем не проиграешь!

Вопрос: то есть заранее ограничивать круг своих действий? Или, иначе говоря, высоту?

Ответ: ни в коем случае! Просто чтобы взять высоту в два метра пятьдесят сантиметров, нужно сначала прыгнуть на метр. Потом на полтора. И так далее. Я ясно выражаюсь?

О да, полный восторг, полный вперед, ура!

Кроме шуток: мне нельзя проигрывать. Я знаю свой характер. И у меня давно созрел план, как начать путь к своей цели, но не совпадали обстоятельства. И вот совпали. Отчим Петрович ушел на весь вечер на работу в театр, он там столяр и плотник, и вообще за все отвечает. На этот вечер его, может, пожарником попросили подежурить или поработать ассистентом режиссера. Он и сам бы мог режиссером стать, мозгов в общем-то хватает… А любимая моя мама я даже и не помню, что придумала, главное — ее тоже допоздна не будет.

Темнеет сейчас после шести, поэтому я вызвал проститутку на семь. Денег у меня было на два часа, я узнал цену, прикинул и сказал: два часа. Вдруг за час не получится? Я подстраховался. Я эти деньги четыре месяца копил. Само собой, по телефону говорил басом. Но на восемнадцать я не выгляжу. И боялся: приедут, увидят, обругают и уедут. А то еще и в морду дадут.

Как себя состарить? Я надел черные очки. Вид идиотский, но возраст уже не так видно. Потом, у меня есть безрукавка с широкими плечами, вид становится такой коренастый.

Но все равно был мандраж. Надо отучать себя от таких слов. Политик должен говорить абсолютно правильным языком! У меня было волнение!.. Ерунда, если послушать, как они говорят… И в этом своя мудрость: политик должен показывать, что он человек из народа. Так что все правильно: меня бил мандраж. Господа, по поводу конфликта на Кавказе должен вам откровенно сказать: меня, как и всех вас, бьет мандраж возмущения!..

Меня бил мандраж. В пять часов я заказал на семь, и два часа ходил по комнатам, как шакал в зоопарке, туда-сюда. А без десяти семь я чуть не смылся. Даже уже куртку напялил и в подъезд выбежал. Постоял. Подумал. Вернулся. Пошел на кухню, взял нож, из холодильника начатую бутылку водки, протер лезвие водкой и полоснул по руке, там, где вен нет. Так я воспитываю в себе волю. Обработал порез той же водкой, наскоро перевязал. Щипало и болело. Зато я немного успокоился. Хотел для полного успокоения водки выпить. Нельзя. Все должно быть чисто. А то так и привыкну — с водкой. Стереотипы быстро вырабатываются.

Ровно в семь в дверь позвонили. Парень лет двадцати пяти. Все осмотрел и сразу деньги взял. На меня даже не глянул. Только спросил: один буду? Я говорю: да. Он и пошел. Сейчас, говорит, девушка придет.

Пришла девушка. На голову выше меня. Большая и белая. В смысле: блондинка и кожа белая, мне не нравится такая кожа, даже не белая, а бело-розовая какая-то. Это про таких говорили: кровь с молоком. Поперлась сразу в комнату.

Ничего, говорит, у тебя уютно. Тебе, говорит, сколько лет-то?

Я даже разозлился. Тринадцать!

А она говорит: да ладно, мне самой семнадцати нет.

Я говорю: до скольки же ты к восемнадцати дорастешь? До метр девяносто?

Она даже не обиделась. Шутник, говорит. Раздевается и ложится и лежит, как на пляже, только без купальника, а голая.

Я на нее смотрю — и ноль эмоций. Только злость какая-то. Зато успокоился. А эмоций — ноль. Но я себе еще заранее сказал: не трепыхаться! Она не человек, ее стесняться не надо. Она обязана, вот и все… В общем, лежит и ждет… Я сел, начал рубашку расстегивать. От нее потом пахнет и вином. И еще чем-то. И духами каким-то липкими. Сумасшедший запах. То есть лежит орясина, и ничего привлекательного. Ну, грудь большая, ну и что? И все остальное большое — ну и что? Я почему-то что-то другое представлял. Сам виноват, надо было сказать, когда заказывал: больших не надо, люблю среднего роста и темноволосых. Как Маша.

Абсолютно никакого волнения, зато такое спокойствие, что я сам себе поразился. Разделся, лег. Она сразу ко мне. Сразу за работу. А я ничего не чувствую. До этого как представлю, что вот настоящая проститутка придет, и так далее, тут же весь насквозь возбуждаюсь. И вот она пришла, вот голая возится на мне своей головой, а я смотрю на ее волосы и вижу, что она была темно-русая, корни на сантиметр отросли, пора опять красить. А ей, наверно, некогда, работы много. Даже смешно. А она пыхтит, бедняжка. И тут я понимаю, что ничего не выйдет. Хоть два часа, хоть десять. Во-первых, я спокойный и холодный, как айсберг в океане. Во-вторых, я хоть и ничего в этом не понимаю, но чувствую, что она толком ничего не умеет. И не хочет. То есть формально все. И тоже злится. Вот так лежим и злимся друг на друга.

Тут я говорю: постой, мне надо кое-что.

Она отвалилась.

Я пошел в другую комнату, там у нас второй телефонный аппарат. Звоню Андрюше-однокласснику и шепотом говорю: звякни мне через пару минут. Он говорит: ладно.

Вернулся.

А она уже телевизор смотрит. Включила сама и смотрит с таким видом, что ей больше ничего на свете не надо. Я думаю: хоть грудь, что ли, ей поцеловать? Потренироваться. Ну, начал это делать. Стараюсь, чтобы ей понравилось, а она из-за моего плеча все телевизор смотрит.

Вдруг: ой!

Я ей: что такое?

Она говорит: щекотно!

Ладно, говорю. Давай поцелуемся.

Она говорит: мы не целуемся.

А я целуюсь!

И начал ее целовать, а от нее вином воняет, и губы как мертвые какие-то. Перестал. Просто глажу ее, без всякого даже любопытства, а ведь в первый раз! — и думаю, когда же Андрюша-то позвонит?

Наконец звонок. Я хватаю трубку, он говорит: ну и чего надо?

Я весь из себя как будто перепугался, говорю: когда?

Чего когда?

Я говорю: ладно, дождусь вас.

Он говорит: ты с ума сошел?

Но я уже трубку положил. И говорю ей: слушай, кошмар! Родители позвонили. У них там отменили одно дело, они домой возвращаются. Хорошо хоть позвонили. Через пятнадцать минут будут здесь.

Она говорит: ну и что?

Я говорю: как ну и что? Придется тебе уйти.

Щас прям! — и полтора часа на холоде стоять? За мной раньше не приедут.

Я говорю: может, ты думаешь, я деньги назад хочу взять?

Она даже рассмеялась: взял один такой, кто тебе их вернет, мальчик? Я разозлился: слушай, короче, я тебе прямо говорю, сеанс окончен. А она даже не одевается. Пусть, говорит, родители посмотрят, чем их сын занимается.

Тут я разозлился окончательно. С какой стати я перед ней хитрю? Кто она такая вообще? Я говорю: никакие родители не приедут. Это просто приятель позвонил. А ты мне просто не нравишься, поняла? Ты толстая кобыла.

Она на меня вылупилась и говорит: ты на учете в психушке не стоишь? То есть абсолютно не обиделась. Оделась, легла опять телевизор смотреть. Так и смотрела, пока за ней не приехали. А я ушел в другую комнату и заставил себя читать книгу. Надо уметь отвлекаться от ситуации. Это очень важно. В общем, за ней приехали. Она дверь открыла, говорит: сейчас иду, а сама зашла ко мне и заявляет: слушай, псих, спасибо тебе. Я сто лет так не отдыхала. Я смотрю на нее: а у нее и лицо человеческое, и глаза человеческие. И вижу, что она в общем-то симпатичная девушка. И вдруг мне так жалко стало, что уходит, были бы деньги, я бы еще на час ее задержал…


Где-то я читал: отрицательный результат — тоже результат. Это точно. Потому что я понял раз и навсегда: если мне не нравится женщина, я никаким усилием воли себя не переломлю. Потому что в таких вещах усилие воли не поможет. Хотя, если натренировать… Но я даже не знаю, как это тренируют… Поэтому лучше пока не пробовать. Когда нравится — другое дело. Почему я целуюсь с Викой? Потому что мне нравится с ней целоваться. Если бы мне не нравилось с ней целоваться, я бы не стал с ней целоваться. Вывод: мне надо искать такой вариант, чтобы объект нравился. И такой объект есть.