Глава 11


Но Томас никому ничего не сказал. Берег свою тайну — ревностнее, чем берег Катриону Роуэн. Он ничего не сказал и ей.

Это было ошибкой. Серьезной ошибкой. Потому что сейчас она сидела в детской Уимбурна едва ли в десяти футах от Томаса, глядя на него удивленно и враждебно, будто он был изъеденным проказой факиром, просящим милостыню у ее порога. Отказывалась впускать его в свою налаженную, накрахмаленную до чопорности жизнь. Не доверяла ему — она научилась никому не доверять. Более того — собиралась бежать даже сейчас.

— Умоляю простить меня, миледи. — Катриона встала, схватившись за спинку своего стула. — Утро выдалось трудным, ваша светлость. Я хотела бы проведать детей, а потом, возможно, немного отдохнуть.

Но Томас не собирался давать ей передышку — и без того уже опоздал. Сколько сил потрачено напрасно! Сколько времени потеряно. За окнами ослепительно яркое утро уже начинало блекнуть, переходя в долгий серый день, какой английская погода помнилась ему со времен детства. На горизонте собиралась густая серая пелена — начинали наползать чернеющие тучи. Приближалась гроза.

Гроза могла помочь его плану. Дождь намочит порох и погонит охотников — и мерзавцев с пистолетами — домой, под крышу. Заодно проливной дождь удержит и ее от побега. Возможно. Она была напугана, но исполнена решимости, — сочетание в самый раз для подвигов.

Сейчас Катриона была спокойна. Бледная, бесцветная точно небо, — отличная маскировка, чтобы притвориться служанкой. Это его тревожило. С какой скоростью она была готова стереть малейшие признаки, выдававшие силу ее характера! Она вовсе не создана для унылого лакейского существования. Цвет и смена настроений — вот для чего создала ее природа. Для того, чтобы жить в полную силу. Не для того, чтобы хоронить себя заживо в бесконечной английской серости.

— Разумеется. — Уступая просьбе Кэт, Кассандра была само сочувствие. — Действительно, утомительный выдался день. Мы оставим вас, отдыхайте! Однако благодарю, что сначала вы решили навестить детей и лишь затем удалиться к себе. Так что они сами узнают, что с вами все в порядке.

— О да, миледи. Я хотела бы идти прямо сейчас.

Ее очевидная тревога за детей брата казалась очень правдоподобной и идущей от самого сердца. Еще одна семья с детьми заменила ей ее собственную.

— Тогда мы вас оставим. — Кассандра встала, но затем порывисто бросилась к Кэт и торопливо поцеловала в лоб. — Вы нам очень дороги, мисс Кейтс. Умоляю, не забывайте об этом.

— Благодарю, миледи. — Глаза Кэт предательски блеснули, но она быстро спрятала волнение за безмятежной улыбкой.

— Томас? — Кассандра переключилась на него. — Позволь, я покажу тебе твою комнату. Уверена, ты хочешь отдохнуть с дороги и… после сюрпризов сегодняшнего дня. Тебе нужно вымыться и привести себя в порядок.

Разумное предложение, но Томас уже отказался внимать голосу разума. Он не двинулся, по-прежнему стоя в дверях. Не сводил взгляда с Кэт. Пытался разглядеть, что скрывается за маской спокойствия. Хотел понять причину ее страха и отчаяния, ее глупой решимости. Искал…

Что он искал? Некий признак, что она — несмотря на застегнутую на все пуговицы, накрахмаленную до хруста чопорность, благопристойные манеры и беспричинный страх — все еще любит его?

Он так был уверен в Катрионе, в ее любви! Так уверен, что она любила его тогда, несмотря на потери и опасности. Именно это толкало его вперед в годы поисков и отчаянной, горькой тоски. Она любила его, а он любил ее.

Но однажды Катриона уже отказалась от него. Он как-то умудрялся забывать этот неудобный факт, потому что забывчивость служила последним оплотом, что спасал от сомнений, терзавших его в ночную пору, прокрадываясь в беззащитные уголки его души. Сомнений, которые порождали тайные страхи, — что, если он совершенно и непоправимо ошибался?

Что, если она его не выбирала? Что, если с самого начала была честолюбива, разыгрывая его, как карту, против мерзавца Беркстеда? Что, если никогда не собиралась к нему вернуться или сделать так, чтобы ее нашли?

Что, если она оттолкнула его и сказала «не прикасайтесь ко мне» всерьез?

— Томас? — снова подала голос его невестка. — У нас было более чем достаточно переживаний для одного дня. Оставим мисс Кейтс в покое.

Но Томас не планировал спокойного, вежливого или просто благопристойного ухода. Хватит с него благопристойности. И он, напротив, шагнул в комнату.

— Если не возражаешь, я хотел бы спокойно побеседовать с мисс Кейтс.

— Но я возражаю, — возмутилась Кассандра. — И мисс Кейтс ясно выразила свое несогласие. — Его на удивление упрямая невестка по-прежнему демонстрировала изумление его наглостью и твердокаменную стойкость собственной позиции, стоя напротив него так, будто могла удержать Томаса на месте силой своего утонченного презрения. — Уверена, ты достаточно вырос и тебе не требуются уроки манер — как именно джентльмену надлежит вести себя с молодой леди.

Но Томас сделал вид, что выговор невестки пролетел мимо его ушей.

— Кэт. — Он говорил так, словно они были одни, вкладывая в тихие слова годы своих пустых сожалений. — Я бы хотел поговорить с тобой. Пожалуйста. — Маленькая уступка вежливости. Он хотел показать, что будет вести себя пристойно, если уж не достойно.

Кэт смотрела упрямо и чуть ли не с вызовом, как будто предпочла бы делать что угодно, только не говорить с Томасом. Но возможно, она услышала мольбу и решимость в его голосе, потому что наконец грациозно склонила голову перед неизбежным.

— Хорошо, миледи. Я поговорю с мистером Джеллико.

— Что ж, хорошо. — Кассандра снова села, намереваясь сыграть роль заботливой компаньонки.

— Наедине. — Томас пытался говорить без воинственности в голосе, но это было почти невозможно. Он начинал терять терпение, и положение становилось просто опасным. Он хотел так или иначе решить дело с Кэт, и мысль о том, что он, возможно, потерпит поражение, начинала казаться ему невыносимой.

Что, черт возьми, станет он делать с самим собой, если не удастся ее вразумить? Если он не сможет убедить ее в своей любви? Эта мысль раздирала ему грудь.

— Разумеется, нет, — настаивала Кассандра. — Это будет неприлично, и я окажу плохую услугу и тебе, и ей, если оставлю вас одних. Обед может подождать.

Томас провел ладонью по бакенбардам, которые уже начинали покрывать его скулы, затем по коротко стриженным, по английской моде, волосам. Словно хотел напомнить себе об английской благовоспитанности и терпении. Напрасно! Да и положение требовало отнюдь не английской осторожности и сдержанности. Оно просто взывало к уловкам хитрого кочевника из Пенджаба!

Он строго воззрился на свою невестку из-под нахмуренных бровей.

— Кассандра, я вполне могу схватить тебя в охапку и выставить из комнаты силой. Но я предпочел бы этого не делать. Клянусь, что не встану с этого стула. — Он указал на стул с прямой спинкой, стоящий в противоположном от Кэт углу. — Прошу, позволь только поговорить с мисс Кейтс, всего несколько минут, о вещах исключительно личного характера.

Кассандра чуть не ахнула от возмущения — даже его уступка не могла смягчить явную угрозу.

В другом углу комнаты Кэт не произнесла ни звука. Но она смотрела настороженно, меряя его взглядом точно снимающий мерку гробовщик. Однако, что бы она в нем ни увидела, это помогло ей принять решение.

— Думаю, ваша светлость, так будет лучше всего. Может быть, нам стоит оставить дверь открытой и няня Гейнор сможет с нами посидеть?

— Наедине, Кэт, — напомнил Томас.

Кэт нетерпеливо хмыкнула.

— Мистер Джеллико, няня Гейнор стара, как бабушка Мафусаила, и глуха, как расстроенное пианино. — Она казалась усталой и немного сбитой с толку. Как будто постоянное столкновение воспоминаний и реальности истощило ее силы — точно так же как истощило его самого.

— Расстроенное пианино? — Он невольно улыбнулся. Даже теперь, живя в замкнутом пространстве имения брата, облачившись в серое, она сохранила способность видеть мир не так, как другие.

— Я настаиваю, мистер Джеллико, что ее присутствие отвечает правилам приличия и поможет мне сохранить репутацию, — а ведь это все, что у меня есть. Не так ли, миледи?

Кассандра уступила, но такой недовольной эту элегантную даму Томас никогда не видел.

— Полагаю, да.

Томас не собирался ждать, пока его невестка передумает.

— Отлично. Иди. — Он, конечно, не сделал того, что обещал: не выставил ее из комнаты силой, — а поступил мягче: положил руки ей на нежные плечи и очень решительно подтолкнул к двери. — Мы дождемся няню Гейнор, — сказал он бесстрастно. И решительно закрыл дверь прямо перед носом изумленной невестки.

— Мистер Джеллико! — Судя по тону, Кэт уже жалела, что уступила его просьбе. Впрочем, возможно, она просто раздувала остывшие угли своего пылкого гнева?

Отлично. Она всегда была великолепна в гневе. Томас крепко держал дергающуюся дверную ручку, потому что Кассандра пыталась открыть дверь с другой стороны — замка в дверях детской не было, — и попытался еще немного подзадорить Кэт.

— Не кажется ли тебе, что теперь, когда мы одни, ты могла бы называть меня по имени?

— Нет, — тихо, но твердо сказала Кэт. — Или вы хотите, мистер Джеллико, чтобы я называла вас Танвиром Сингхом, потому что именно этого мужчину я знала — или мне казалось, что знала. И мы не одни, — добавила она яростным шепотом. — Леди Джеффри все еще слышит нас.

— Я сказал ей — всем им сказал, — что мы знакомы.

Из-за двери донесся сердитый крик Кассандры:

— Да хоть бы ты был помолвлен, Томас! Каким бы близким ни было твое знакомство с молодой леди, не следует искать уединения с ней! Джентльмен так не поступает.

Томас не ответил. Он не сводил глаз с Кэт. Взгляд его смягчился, а уголок рта приподнялся в улыбке — на нее это всегда действовало неотразимо.

— Полагаешь, нам стоит ей сообщить, что я отнюдь не джентльмен?

— Полагаю, она уже знает. — В этом дерзком ответе, несмотря на его сухость и чопорность, все же чувствовалась колкость. Гранатовая сладость упорно просачивалась сквозь все слои ее унылой серой оболочки. Проблеск грустного юмора давал ему если не надежду, то по крайней мере вдохновлял на продолжение.

Но за дверью, в коридоре, Кассандра прилагала все усилия к тому, чтобы его обескуражить.

— Если вы не откроете дверь сию же секунду, я приведу Джеймса, — пригрозила она. — И твоего отца, Томас, если это единственный способ заставить тебя быть джентльменом.

— Для этого нужно куда больше, — ответил он, тем не менее продолжая улыбаться Кэт. Потому что смотреть на нее было чертовски приятно — серое платье, унылые темные волосы и все прочее.

Прикусив язык, Катриона сумела устоять перед его дерзкой попыткой очаровать ее и отступила в дальний угол гостиной, как будто хотела держать дистанцию — и в прямом, и в буквальном смысле — как можно большую.

Томас был готов уважить ее желание. Некоторое время он оставался на месте, навалившись на дверь всей тяжестью своего тела и прислушиваясь — до тех пор пока быстрые легкие шаги рассерженной Кассандры не застучали по ступенькам лестницы. По его расчетам, у него от пяти до двадцати минут наедине с Кэт, прежде чем на этой самой лестнице не послышатся шаги брата. Брат или вмешается в разговор, или просто выбросит его из дому. Как сказал Джеймс, леди Джеффри исключительно ценит мисс Кейтс. Очевидно, леди Джеффри заодно предоставит мисс Кейтс и исключительную защиту.

Поскольку этот тет-а-тет станет, вероятно, его единственной возможностью поговорить с Кэт в ее естественном окружении, то есть в виде мисс Анны Кейтс, Томас не спеша двинулся по гостиной, бросив взгляд в открытую дверь классной комнаты. Будто хотел выведать все тайны Кэт у предметов, которые окружали ее в повседневной жизни.

Беглый осмотр удивил — подобных этим детской и классной он еще никогда не видел. У него самого таких не было, а ведь он рос особенным ребенком, будучи сыном графа, и учителя у него были самые лучшие. Одна стена была целиком заставлена книжными шкафами; их содержимое поражало разнообразием. Томас отметил, что книги были расставлены тематически. Естественная история, например, отдельно от беллетристики. На просторных открытых полках располагались разнообразные экспонаты вымерших и ныне живущих организмов. Прочее пространство стен, как и обратная сторона подвижной грифельной доски, было занято рисунками, графиками и картами. Огромная стеклянная ваза служила домом для группы головастиков, в другой помещались темные пятнистые тритоны. На солнечном окне висела клетка, такая нарядная, словно взята прямо из зенаны какого-нибудь магараджи вместе с полудюжиной попугайчиков-неразлучников. Сейчас, однако, в клетке обитало полусонное семейство полевых мышей. Ничего подобного он никогда не видел!