Элизабет Эссекс - Страсть и скандал

— Да, она такая. — Томас улыбнулся, но взгляд зеленых глаз оставался холоден. Она поняла, что не сможет больше увиливать. Вероятно, пора пришла.

— Что случилось, Кэт?

Давно пришло время сказать правду.

— Случилось то, что я полюбила вас. А лейтенанту это не понравилось.

Лейтенант любил только самого себя. Летиция не занимала его по-настоящему, и он в открытую невзлюбил Кэт и уж, конечно, возненавидел Танвира Сингха. Однако Беркстед не мог допустить, чтобы столь несущественная вещь, как личные чувства, помешала осуществиться его честолюбивым замыслам. Он жаждал власти и могущества. То и другое можно было получить, женившись на Катрионе Роуэн, племяннице резидента, за которой давали хорошее приданое.

Он испробовал все, что было в его силах. В открытую и тайными интригами пытался заставить ее благосклонно принять его ухаживания. Попросил дозволения сидеть рядом с ней за обедом, хотя девушка не желала разговаривать с ним. Присылал цветы, хотя она скармливала их козам. Всегда очаровательно улыбался, во всеуслышание заботливо справлялся о здоровье и настроении мисс Роуэн, хотя себе под нос — так, чтобы слышала только она, — говорил непередаваемые гадости.

Но она расстраивала его планы, испытывая при этом злорадный восторг.

Однако мало-помалу его терпение истощилось, как и его напускной шарм. А Катриона продолжала игнорировать его предложения, которые становились все более наглыми. И тогда он прибег к запугиванию.

В ночь перед пожаром, в ту ночь, когда она впервые поцеловала Танвира Сингха, именно лейтенант, а не пронырливый шпион, прятался в ночных сумерках и слушал. Именно лейтенант вынюхивал ее тайны.

В ту ночь, проходя через железные ворота гарнизона и ведя кобылку на поводу, она чувствовала себя так, будто ее окружает уютный кокон, имя которому — счастье. Взбудораженная поцелуями, под надежной охраной своей тайны, взволнованная тем, что в ее душе росло нечто более важное, чем просто страсть.

И вдруг перед нею оказался лейтенант Беркстед, который дожидался ее на дорожке во всем своем белокуром великолепии, лениво куря сигару.

— Ну-ну. Отлично. Наконец-то наша искательница приключений, мисс Роуэн, возвращается домой. — Он сделал глубокую затяжку и шагнул ей навстречу, как бы невзначай загородив ей путь облаченной в алый мундир фигурой. — Ищем приключений в огромном мире, не так ли, дорогая? Милуемся с местными?

Лицемерные угрожающие интонации. Катриона тут же поняла, что ей угрожает опасность. Она спряталась за лошадь. У нее совершенно не было желания разговаривать с ним, и еще меньше — позволить ему затеять ссору, но она знала, что больше всего ему нравилось бы, чтобы она спасалась от него бегством. Тогда он наслаждался бы преследованием, интригой погони и пленения.

Поэтому она не дрогнула. Лошадь была ей достаточной защитой — кобылка нервничала и злилась в присутствии лейтенанта, вскидывала голову, показывала зубы и угрожающе ржала. Лейтенант старался держаться на безопасном расстоянии от зубов Питхар.

Здравый ум лошади и инстинкт защитницы придали Катрионе смелости.

— Всем известно, что я навещаю принцессу из Ранпура и ее матушку, бегуму. И делаю это с разрешения дяди. Посему это не ваше дело, лейтенант.

— Вот как? Если говорить о вашем дяде, лорде Саммерсе, он считает, что из меня выйдет прекрасный зять. Лучше не бывает. Сам сказал мне это сегодня. Так что вам придется вести себя осмотрительнее. Я человек широких взглядов, но не склонен делиться с другими мужчинами.

Шакал сделал первый словесный выпад, чтобы ее оскорбить. Она поняла это, но не собиралась бежать с поля боя. Если он почувствует кровь, станет преследовать ее еще усерднее.

— В самом деле? А я думаю, что такой сценарий вам бы понравился. — Она многозначительно взглянула на то крыло резиденции, где помещались покои ее тетки.

Беркстеду недостало порядочности даже на то, чтобы покраснеть. Лоснящиеся щеки моментально побагровели, пока обычное высокомерие не взяло свое.

— Осторожнее, глупая мышь! Не лезьте в дела, о которых не имеете понятия, тем более что у вас самой рыльце в пушку. Сомневаюсь, что вашему дяде будет приятно узнать, каким образом вы провели последние полчаса: подпирая стену с задранными до ушей юбками, — и все для туземного проходимца с сомнительной репутацией.

Угроза попала в цель — как остро отточенная стрела, направленная уверенной рукой, чтобы нести смерть, — но Катриона не шелохнулась, сохраняя дистанцию. Слушала, как он выплевывает грязные оскорбления в ночное небо, и гадала, что ему нужно на сей раз: поцелуй? Объятия наподобие тех, что, как ему кажется, он видел? Она отказывала ему раньше и умудрялась держать его на расстоянии. Очевидно, он начал терять терпение.

Катриона слегка приотпустила поводья, чтобы тайком для Беркстеда дать свободу действий лошади. Действительно, когда Питхар кивнула головой в его направлении, он отскочил на полшага. Но не собирался сдаваться так легко.

— Мне даже нравилась ваша маленькая игра в неприступность. — Он снисходительно улыбнулся ей. — Вы казались трудной добычей. Призом, который заманчиво было получить. А теперь вижу, что вы слишком легкая добыча. Что ваши протесты и целомудрие всего лишь спектакль. Вы знаете, дорогая, тайная страсть к совращению туземцев не для вас. Придется вам покончить с этой прискорбной привычкой, после того как мы поженимся.

— Как и вам не помешало бы покончить с прискорбной привычкой совращать чужих жен.

Рассмеявшись, он задрал подбородок, чтобы выпустить беззаботно струю дыма поверх ее головы.

— Надо отдать должное — в вас есть искра и огонь. Вы не та бледная бесхарактерная тряпка, какой хотите казаться, не так ли?

Все, что она могла, — это сдержаться и не ударить его. Яростная звонкая оплеуха оставила бы на его щеке красную отметину, красноречивое свидетельство для каждого, кто пройдет мимо, что этот человек — презренный ублюдок.

Но Катриона его не ударила, хотя так крепко стиснула кулак, что руке стало больно. Ладонь чесалась от желания влепить Беркстеду пощечину. Она попыталась смерить его гневным взглядом.

— Должно быть, вы испытываете отчаянную нужду в деньгах, лейтенант, если терпите все это от девушки, которая вам даже не нравится. Карточные долги? Или это очень накладно — содержать чужих жен?

Он сверкнул своей слишком слащавой улыбкой белокурого ангела.

— Да нет же, удивительно дешево. Как и подкупать слуг, чтобы доносили на людей, которые меня интересуют.

— Меня тошнит от вас. — Она хотела выплюнуть брань прямо ему в лицо.

— Если так, вам лучше привыкнуть к этому состоянию.

— Никогда.

— Никогда — это слишком долго, мышонок, — сказал он с притворной суровостью. — А я знаю много чего. Такого, что вы не захотите сделать достоянием всех желающих.

От его слов веяло убийственным холодом, который не замедлил забраться ей в самые легкие. Стало мучительно больно дышать. Как тогда, в Шотландии, когда она подхватила плеврит.

— Ага. Теперь вы навострили ушки, не правда ли? Превосходно. Вы просто дрожите от любопытства.

При чем здесь любопытство? Это был страх. Смертельный ужас. Но Беркстед лишь улыбнулся, видя ее замешательство. В последний раз затянувшись сигарой, он выдохнул столб самодовольства в ночное небо, а потом растер окурок носком сапога.

— Затащить вас в постель — это будет похлеще кошачьей драки. — И рассмеялся ей в лицо; потемневшие голубые глаза сверкнули плотоядным восторгом. — Мне просто не терпится. Но смотрите, прежде не лишитесь своего сокровища как шлюха.

Его небрежная жестокость заставила ее вспылить.

— Как вы? Или как тетя Летиция? Кажется, на свете разгуливают множество шлюх обоего пола.

Но он опять рассмеялся:

— Ревнуете к Летиции, не так ли?

— Нет. Просто мне противно. — А еще ей было страшно. Катриона вскарабкалась в седло, чтобы рост Питхар увеличил расстояние, что отделяло ее от лейтенанта. — Больше не заговаривайте со мной. Делайте вид, что мы вовсе не знакомы.

Но он не слушал. Он смеялся.

— Я буду разговаривать с вами как захочу. Ты моя, мышонок. И чем скорее вы это поймете, тем лучше будет вам же. Не вынуждайте меня делать нечто такое, о чем вам придется сожалеть. Ведь вы знаете — я сделаю все, что необходимо, чтобы притащить вас к алтарю.

Развернувшись, он легко зашагал в ночь, а его угроза осталась висеть в воздухе, как вонь его сигары.

И Беркстед продолжал вести себя так, как ему нравилось. И продолжал так до тех пор, пока не погубил все. Пока не разрушил ее жизнь куда более просто и основательно, чем если бы избил.

Таковы все они — мужчины: поступают так, как им нравится.

Но с нее достаточно.

Катриона решила принять какие-нибудь меры насчет Беркстеда при первой же возможности в Сахаранпуре. Но ничего хорошего не вышло. Напротив, привело к убийству.

И это была ее вина — пусть даже не ее рука нанесла роковой удар. Это она разворошила осиное гнездо. Это она была тверда и непоколебима как скала, уверенная в своей правоте. Так уверена, проклятая дура. Она ошибалась, от начала до конца!

Ей казалось, что будет правильным немедленно отправиться к дяде и просто сказать ему, что ее не интересуют неприглядные предложения лейтенанта. Она уже постаралась свести на нет все светские мероприятия, где была большая вероятность встретиться с ним. Кстати, тетя не возражала. Но у негодяя находились способы проникнуть в резиденцию. Той ночью, на дорожке, он застал ее врасплох отнюдь не в первый раз. Это случалось и на лестнице, и в коридорах. Катриону это возмущало — как легко он врывается в ее жизнь! Вызывало негодование и то, что Беркстед по-прежнему считает ее капитуляцию делом решенным, несмотря на ее к нему антипатию.

Итак, она набралась решимости положить этому конец. Как можно скорее, прежде чем у нее будет время подумать и изменить решение. Или вообще струсить. Катриона нашла лорда Саммерса в его библиотеке, где он часто выкуривал сигару и наслаждался бренди, прежде чем отправиться с тетей Летицией на очередную светскую вечеринку.

Она даже не замешкалась на пороге.

— Добрый вечер, сэр!

— Катриона! — Он приветствовал ее ласковой улыбкой. — Подойди, посиди со мной.

Она улыбнулась в ответ и подошла к креслу с плетенной из камыша спинкой, где он уютно развалился.

— Похоже, сегодня вечером вы настроены весьма благодушно, милорд. — Когда он услышит то, что она должна ему сказать, от его благодушия не останется и следа. Но избежать этого разговора было нельзя.

— Это так, моя дорогая. И тебя я сейчас порадую.

Она села в кресло напротив, и лорд Саммерс взял ее руку.

— Не могу выразить, какое это удовольствие — видеть тебя в нашей семье. Какую поддержку ты оказываешь леди Саммерс, как чудесно влияешь на детей. Не помню, чтобы когда-нибудь был так счастлив.

Его слова пролили бальзам ей на душу. И она согласилась с ним — ее жизнь никогда еще не была такой счастливой, такой чудесной. Приезд в Сахаранпур обернулся для нее чередой наслаждений — за исключением ухаживаний со стороны лейтенанта Беркстеда. Но удовольствий было гораздо больше, чтобы последнее перевесило. Удовольствий, которые перестанут быть тайной, как только она прямо скажет все лорду Саммерсу.

— Благодарю вас, сэр. Я была очень рада узнать моих кузенов и кузин.

— И я знаю, что они чувствуют то же самое. Артур сказал, что в искусстве верховой езды почерпнул у тебя больше, чем у любого из трех тренеров, которые у него когда-либо были. В устах юноши это, знаешь ли, комплимент, который дорогого стоит.

Очень благоразумно со стороны юного кузена превозносить ее, а не Танвира Сингха, хотя это он всегда был добр к мальчику: беседовал с ним и дал немало наставлений и ценных советов.

— Артур становится очень умелым наездником. У него твердая рука.

Со временем Артур обещал стать мужчиной выдающихся качеств — Катриона свято верила, что характер человека можно распознать, наблюдая, как он обращается со слугами и с животными. Дядя порозовел от гордости, но твердо стоял на своем:

— Какой бы невыносимой ни казалась мне мысль расстаться с тобой…

— Тогда не будем расставаться, — поспешно перебила его Катриона. Но лорд Саммерс был в слишком приподнятом состоянии духа, чтобы обратить внимание на предостерегающие нотки в ее голосе.

— Но я не могу быть таким эгоистом. — Улыбнувшись, он похлопал ее по руке. — И мне будет отрадно сознавать, что ты останешься неподалеку. Кто знает — вдруг мы сумеем устроить так, что вы будете жить с нами в резиденции.

— Никуда я не поеду, дядя, — настаивала она. — Право же! У меня нет желания уезжать. Ни под каким предлогом. — Она старалась придать голосу еще большую твердость. Заглянула ему в глаза, чтобы убедиться, что он понял ее намерения. Ее жизнь с кузенами и кузинами была прекрасна. Лучшего и желать нечего.