– Пошел! – крикнул Себастиан вознице. – На вокзал Паддингтон!

Но возница колебался. А слуга приближался, и выражение его лица было преисполнено решимости.

Тут Себастиан забарабанил кулаком в стенку экипажа, и кеб тронулся как раз в тот момент, когда слуга схватился за ручку дверцы. Его ноги снова заскользили по камням, и он ослабил хватку, затем выпустил ручку. Кеб же, громыхая по мостовой и набирая скорость, покатил по Грейт-Рассел-стрит в направлении вокзала.

Клара крепко прижимала Эндрю к груди, не смея поверить, что вновь обнимает своего сына. Вся его худенькая фигурка была напряжена, но затем страх исчез, мальчик прижался к матери и обнял ее за шею. А Клара уткнулась лицом в его темные влажные волосы и снова всхлипнула. Фэрфаксу придется разорвать ее пополам, чтобы вновь забрать у нее сына.

Когда они остановились перед вокзалом, Себастиан помог Кларе с сыном выбраться из кеба, дал кучеру несколько монет и быстро направился к кассе.

Клара оторвалась от Эндрю и, глядя ему в лицо, прошептала:

– С тобой все в порядке?

Мальчик кивнул, но ничего не сказал. Поезд, выпуская клубы дыма и пара, подкатил к станции, и началась высадка пассажиров. Затем кондуктор объявил посадку.

Осмотревшись, Клара увидела Себастиана, шедшего к ним с билетами в руках. Он протянул жене два билета и повел к вагону. Внезапно раздался громкий окрик, и Клара резко обернулась, прижимая к себе Эндрю. Констебль, ведомый слугой Фэрфакса, протискивался сквозь толпу, явно направляясь к Себастиану. Люди же в удивлении расступались.

Клара пробиралась к вагону, крепко удерживая Эндрю за руку. Констебль был уже близко. Людская стена на время закрыла дверь вагона, и в этот момент Себастиан вдруг отошел от Клары. Она обернулась и увидела, как он двинулся навстречу приближавшемуся полицейскому, потом бросился к слуге и повалил его на платформу. Какая-то женщина пронзительно закричала. Люди начали разбегаться.

– Себастиан! – воскликнула Клара, но толпа оттеснила ее к вагону и она ухватилась за поручень рядом с дверцей.

В очередной раз оглянувшись, Клара увидела, что констебль смотрит в ее сторону. В этот момент поезд качнулся – казалось, он вот-вот тронется. Себастиан вдруг схватил слугу за руку и завернул ему за спину. Тот взвыл от боли, и тогда констебль бросился к дерущимся, чтобы разнять их. Клара втолкнула Эндрю в вагон и тотчас вошла сама. Сзади ее теснила какая-то дама, и в то же мгновение проворный, как кошка, Себастиан отпустил слугу, потом оттолкнул полицейского и рванулся к поезду. Ухватившись за поручень левой рукой, он запрыгнул в вагон, когда поезд уже набирал скорость.

Захлопнув за собой дверь, Себастиан повернулся к Кларе. Та схватила его за руку.

– С тобой все в порядке?

Он лишь кивнул, тяжело дыша. Они все вместе прошли в глубину вагона. Клара села рядом с сыном, прижав его к груди. Себастиан устроился напротив; он все еще не мог отдышаться.

– Что сегодня случилось? – шепотом спросила Клара.

– Дворецкий твоего отца прислал записку, в которой сообщил, что завтра Фэрфакс уезжает. – Себастиан выпрямился и запустил пятерню в волосы. – Похоже, он понял, что барон задумал недоброе…

Эндрю вздрогнул в объятиях матери. Клара посмотрела на сына и смахнула прядь каштановых волос с его лба.

– Ты знал об этом? – спросила она. – Почему дедушка хотел тебя увезти?

Эндрю не ответил и, отвернувшись, стал смотреть в окно. Клара со вздохом взглянула на сына. Она не стала требовать ответа, лишь крепче обняла мальчика за плечи.

– Куда мы направляемся? – спросила она у Себастиана, стараясь говорить очень тихо, чтобы их не услышали другие пассажиры.

– В Девон. В наше родовое гнездо. Мы остановимся там, пока не решим, что делать дальше.

Они надолго замолчали. Поезд громыхал по рельсам, а дождь стучал в окна, размывая темневшую панораму лондонских улиц, на смену которым вскоре пришли загородные просторы.

Среди пассажиров начали завязываться разговоры, и через некоторое время появился проводник с чаем и сухим печеньем. Когда Эндрю задремал, убаюканный стуком колес и покачиванием вагона, Клара снова посмотрела на мужа. Она боялась спрашивать о результатах его разговора с Раштоном, поэтому спросила:

– Ты виделся с матерью?

Он кивнул.

– Ты не расскажешь мне, о чем вы говорили?

Себастиан вздохнул и провел ладонью по небритой скуле.

– Очевидно, она отказалась от всего во имя любви.

– Любви?.. – Перед Кларой возник образ Екатерины Лесковой. Спокойная, совершенно невозмутимая, эта женщина, как казалось, находилась в полном согласии с самой собой. Неужели любовь стала тем бальзамом, который исцелил все ее душевные раны?

– Себастиан, расскажи мне ее историю.

Он молча отвернулся к окну, но все же спустя минуту начал рассказывать о своей встрече с Екатериной и о том, как она, повстречав молодого офицера, обрела любовь настолько сильную, что решилась оставить свою семью.

Когда Себастиан закончил свой рассказ, Клара молча потупилась, думая о том, что обманула мужа, предала его. Но она поступила так, потому что прежде всего думала об Эндрю. Она поступила так, потому что хотела вернуть своего сына. А предательство Екатерины, напротив, разлучило ее с детьми, и этого Клара никогда не сможет ни понять, ни принять.

Уставившись в залитое дождем окно вагона, Клара наконец дала волю так долго сдерживаемым чувства, переполнявшим ее грудь. Она смотрела на отражавшийся в оконном стекле профиль Себастиана и украдкой смахивала слезы, катившиеся по ее щекам. Ведь она сделала это только потому, что хотела оградить мужа от гнева своего отца. А получилось так, что он присоединился к ней в этом бегстве, которое могло погубить и его самого.

– Ты прощаешь ее? – прошептала Клара очень тихо, и ей показалось, что Себастиан не услышал ее.

Но несколько секунд спустя он поднял на нее взгляд, в котором уже не было той теплоты, к которой так привыкла Клара.

– Да, я прощаю ее. Но не думаю, что когда-нибудь захочу снова ее увидеть.


Залитый лунным светом Форестон-Мэнор окружали высокие деревья с разветвленными кронами, стоявшие вокруг особняка как часовые.

Сразу по прибытии Себастиан объявил проживавшей в доме прислуге, что они с Кларой и Эндрю останутся в поместье на ближайшие несколько дней. Экономка тотчас вызвала из деревни двух девушек, на которых возложили обязанности горничных, а беглецы сразу же легли спать. После всего произошедшего даже Себастиану захотелось немного вздремнуть в эти ранние утренние часы.

Когда он проснулся, за окнами уже ярко сияло солнце. Себастиан умылся, оделся и спустился вниз. Из столовой доносился голос Клары: она, по-видимому, разговаривала с экономкой.

Себастиан направился в гостиную, где стоял огромный рояль, прикрытый покрывалом. Откинув ткань, он открыл крышку, отодвинул мягкий табурет и сел за инструмент. Как часто он играл на этом рояле за последние годы? Последний раз – весной, когда приезжал сюда с Александром, Лидией, Раштоном, Талией и ее другом лордом Каслфордом.

Себастиан помассировал правую руку, вспоминая доброжелательную и веселую атмосферу тех выходных. Тогда он много играл Моцарта, одного из любимых композиторов Талии.

Он провел левой рукой по черно-белым клавишам и проиграл отрывок из Сонаты № 15 Моцарта. Сыгранный левой рукой, этот этюд выдавал гармонии от бледно– до ярко-желтого. Когда аккорды умолкли, Себастиан опять проиграл отрывок. Затем – снова и снова.

Он сыграл этот отрывок еще дважды, когда краем глаза вдруг уловил движение у двери. Там нерешительно топтался Эндрю с книжкой в руках.

– Заходи, – сказал ему Себастиан. – Ты когда-нибудь играл на рояле?

Мальчик отрицательно покачал головой.

По пути в Форестон-Мэнор Клара объяснила сыну, что они с Себастианом поженились, но это сообщение, казалось, не вызвало у мальчика никакой реакции: он не произнес ни слова.

– Заходи же, – пригласил Себастиан.

Эндрю осторожно подошел к нему; его взгляд был прикован к клавишам.

– Держи руки вот так. – Себастиан усадил малыша на сиденье и положил его руки на клавиши. – Эта клавиша называется «до». Если положить большой палец на «до», то остальными ты сможешь нажать на «ре», «ми», «фа» и «соль».

Он наблюдал, как Эндрю нажимал на клавиши, прислушиваясь к звукам. Затем положил его правую руку на клавиатуру.

– Ты знаешь песенку «У Мэри был барашек»?

Эндрю кивнул.

Себастиан проиграл первые несколько нот и пропел начало песенки.

– Положи средний палец на ноту – ми. Теперь попробуй только эти ноты – вниз, а затем вверх.

Он выпрямился, когда мальчик положил пальцы на соответствующие клавиши и проиграл простенькую мелодию.

– Затем второй барашек рядом с этой клавишей, которая называется «ре». – Себастиан три раза сыграл ноту. – Слышишь, что этот звук чуть ниже?

Эндрю снова положил руку на клавиши и сыграл мелодию, закончив нотой ре. После этого Себастиан показал ему третью – ноту соль, и он испытал необыкновенное удовольствие, когда малыш сыграл первую строчку правильно.

– Очень хорошо. – Себастиан заглянул мальчику в лицо. – Дедушка приглашал для тебя учителя музыки?

Эндрю покачал головой и сосредоточился на ноте соль. Когда вошла Клара, обернулся. А она в нерешительности остановилась у двери и, покосившись на мужа, спросила:

– Эндрю, хочешь посмотреть оранжерею?

Мальчик отрицательно мотнул головой и вновь повернулся к клавишам, но Клара не собиралась отступать.

– А в другом конце дома еще есть библиотека, – продолжила она. – Уверена, что мистер Холл не будет возражать, если мы выберем там несколько книг для чтения.

Эндрю ничего не ответил. Клара закусила губу – неуверенность начала перерастать в тревогу. Себастиан же, повернувшись к мальчику, сказал:

– Эндрю, скоро миссис Данверс приготовит завтрак. А пока я покажу тебе речку, где мы с братьями обычно ловили рыбу.

Эндрю опять прижал пальцы к клавишам, затем вскочил и повернулся к двери.

– Я погуляю с ним, – сказал Себастиан жене.

Он пропустил мальчика вперед, и они направились в сад. Шли по выложенной плиткой тропинке, вьющейся вокруг клумб, где все еще цвело несколько поздних роз. Себастиан не стал задавать вопросов, ответом на которые могло быть молчание, а просто говорил: рассказывал о тех летних днях, которые проводил здесь с братьями и сестрой, вспоминал о шумных играх, которые они устраивали на заросших травой склонах, о том, как они лазали по деревьям. Он указывал на конюшни, на дорогу, ведущую в деревню, на поле, где они занимались стрельбой из лука.

Эндрю никак не комментировал рассказ Себастиана, хотя видно было, что он слушал. То ли мальчик действительно не мог говорить, то ли сознательно предпочитал молчание. Вероятно, это и был тот недостаток, который побудил Фэрфакса обратиться к доктору.

Когда они вернулись в дом, миссис Данверс подала довольно плотный завтрак, состоявший из яичницы с беконом и тостов. Эндрю молча позавтракал и снова отправился в сад. Провожая сына, Клара предупредила его, чтобы не уходил слишком далеко. Посмотрев на мужа, она тихо сказала:

– Мне очень жаль…

Он пожал плечами и, сунув правую руку в карман, пробормотал:

– Неужели ты думала, что я не стану тебе помогать? Неужели полагала, что я не смогу?

– Я пыталась оградить тебя от неприятностей. Мой отец угрожал распустить слухи, что я виновна в смерти Ричарда. Я надеялась, что если уеду, то он сосредоточит все внимание на мне и оставит твою семью в покое.

– Он никогда не смог бы доказать, что ты имеешь какое-либо отношение к смерти Ричарда.

– Но ведь этого никто не знает, не так ли? – Клара нервно прошлась по комнате. – Полагаешь люди не поверят лорду Фэрфаксу, находившемуся в прекрасных отношениях со своим зятем? К тому же он очень заботливый дедушка. На что бы я смогла опереться, защищаясь от подобного обвинения?

– Я – твоя опора! – выпалил Себастиан. – Почему ты не доверилась мне? Ведь я обещал помочь тебе, правда?

Клара резко развернулась и посмотрела мужу в лицо.

– Я тебе доверилась.

– Если бы действительно доверилась, то не стала бы обращаться за помощью к моему отцу.

– Я к нему не обращалась, – ответила Клара со вздохом. – Он пришел в музей, чтобы поговорить о моих отношениях с Фэрфаксом, и я… Мои планы нарушил дождь. Когда же лорд Раштон стал меня расспрашивать, я поняла, что он единственный знакомый мне человек, обладающий большей властью, чем мой отец. И я тогда подумала: если уж он не сможет мне помочь, то кто же тогда сможет?

– Я бы смог.

– У нас не оставалось времени, Себастиан. Если бы Фэрфакс увез Эндрю в частную клинику, что бы мы могли сделать?

– И ты сочла возможным рассказать графу о моей матери? – Себастиан стиснул зубы. – И о моей руке – тоже, ведь так?

Клара прижала ладони к пылающим щекам.