— Ты что, надо мной смеешься? — вспыхнула Шарлотта.

— Нет. О нет! Никогда! По-моему, милая Шарли, это он недостоин тебя, если все то, что я слышал от заинтересованных дам, правда. Я смеюсь над собой. Прошу тебя поберечь свое сердце, а мое уже отдано молодой леди, которая, полагаю, может лишь презирать меня за то, каким образом мой отец сколотил свое состояние.

— О Гарри, — вздохнула Шарлотта. Свободной рукой она обняла его. Положила голову ему на плечо и промолвила: — Какие же мы с тобой несчастные. Но ты прав. Боюсь, мое сердце уже в его руках, хотя признаю это с неохотой: оно отдано человеку, который, насколько я знаю, бросил почти всех известных мне женщин.


Летний ветерок взлохматил волосы Стоун-лея, пошевелил поля его шляпы. Лорд стоял всего футах в тридцати от Шарлотты и Гарри. И только когда эта пара, спустившись с холма, направилась к дому, он почувствовал, что до боли сжал кулаки.

Он знал, что они испытывают друг к другу весьма нежные чувства. Он увидел достаточно в тот день на Стейне, тогда Гарри удивился появлению Шарлотты в Брайтоне. А позднее, когда Гарри рассказывал ему о девушке, в глазах его светилось обожание, и было ясно, что этих двоих связывает глубокая, верная дружба.

И что же, она переросла теперь в любовь?

Стоунлей ощутил, как кровь бросилась ему в голову. Неужели Шарлотта так ветрена, что целует одного и тут же обнимает другого? И еще он испытывал непреодолимое желание растерзать Гарри Элстоу — так-то он отплатил лорду за то, что тот ввел его в высшее общество.

Стоунлей поспешил вверх на холм, откуда только что спустился. Он уже давно не испытывал такого гнева. Даже когда Эмберли набросился на него, он тогда почувствовал не злость, а скорее раздражение, что тот не умеет держать себя в руках.

Стремительно шагая, лорд миновал лесок и оказался на древней дороге, идущей по верху холмов. Там он остановился, вдыхая свежий воздух, напоенный запахом моря. Вдалеке виднелась сине-серая линия прибоя, и Стоунлею захотелось перенестись туда и окунуться в холодные волны, дабы остудить пылающий в нем огонь.

Да как Гарри посмел прикоснуться к Шарлотте Эмберли! — кричал его разум.

И лишь двадцать минут непрерывной ходьбы помогли Стоунлею прийти в себя.

Их объятие, несомненно, совершенно невинно. И чем больше он думал об этом, тем более утверждался в мысли, что так оно и есть. Ведь говорил же Гарри, что знает Шарли, как он привык ее называть, слишком хорошо, чтобы влюбиться в нее. Он говорил, что она упряма и энергична и, если чье-то желание шло вразрез с ее собственным, становилась непримирима. Однажды она заперла Гарри в комнате на целые сутки за то, что он ездил на ее лошади, не спросив разрешения. Молодой человек сделал это намеренно, чтобы позлить Шарлотту, но уж, конечно, не ожидал, что его запрут, да еще и на ночь. Но она и сама пожалела о своем поступке, потому что пришла к нему на рассвете в слезах и рассказала, что ее сморил сон в библиотеке — она хотела дождаться там вечера и потом освободить его.

Стоунлей остановился и осмотрелся. По бездонному синему небу плыли легкие облачка. Он перевел взгляд на долину, на красивый загородный дом лорда Перселла.

Когда же все это кончится? Любит ли он Шарлотту? Что означает это страстное желание заключать ее в объятия, едва она оказывалась рядом? Никогда прежде он не испытывал такого властного влечения к женщине. Даже к Эмили, которую, как считал, он любил. Ни одна из них не кружила ему так голову, не перевернула настолько его мир. А Шарлотта даже заставила его сомневаться, уж не ошибся ли он в ее отце и не отвергал ли он саму мысль о браке только из-за того, что не знал любви к оставленным им женщинам, а совсем не потому, что они не отвечали его требованиям.

К дьяволу! Он уже окончательно во всем запутался и ни в чем не может разобраться.

Перед глазами одно — Шарлотта положила голову на плечо Гарри, ища утешения, и у него, Стоунлея, закипела кровь. В этот момент в нем проснулись первобытные инстинкты, побуждающие обречь Гарри на смерть за то, что тот посмел коснуться женщины, которую лорд предназначил для себя.

Вот только он не сказал ей об этом. Лишь поцеловал ее.

Но в глубине души Стоунлей чувствовал, что выбор и поцелуй неразделимы.


27.


— О, какое чудо! — выдохнула Шарлотта, восторженно оглядев бальный зал леди Перселл. Белый тюль, искусственные золотые листья, ослепительный свет бесчисленных свечей. Девушка стояла в его дальнем конце рядом с окнами, выходящими на холмы позади Лонгревза. Тут же была и Селина, но, по всей видимости, она не разделяла восторга Шарлотты, ее не восхитило убранство зала, и она даже не улыбнулась.

Зал быстро заполнили не только гости баронессы, но и соседи, друзья, живущие поблизости. Леди Перселл удалось держать свой сюрприз в секрете почти до окончания ужина. Когда же к дому начали подъезжать кареты, различимые в темноте по череде каретных фонариков, стало ясно, что хозяйка подготовила бал.

Леди Перселл радовалась как ребенок удивлению всех присутствующих. Ее муж, ласково глядя на жену, направился вместе с ней встречать вновь прибывших гостей.

Мгновение спустя заиграл оркестр, и музыка из бального зала разнеслась по всему дому, заставив мужчин расстаться с надеждой спокойно посидеть за столом, наслаждаясь портвейном и чисто мужским разговором — дамы обычно удалялись в гостиную.

Нет, совершенно очевидно, что им придется танцевать до тех пор, пока дамы не выбьются из сил.

Шарлотта чувствовала себя прекрасно и жалела, что с ними не будет Мод. Ее подруга слыла неутомимой партнершей, а Гарри был бы только рад закружить в вальсе свою даму сердца. Но она пока остается в постели.

Селина почему-то не очень радовалась празднику.

— Бал, — равнодушно промолвила она. — Какая прелесть.

Шарлотта увидела, что та не сводит глаз со Стоунлея. Догадавшись, она взяла подругу за руку и увела из толпы поближе к окнам.

— Помнишь того молодого человека, о котором писала мне прошлым летом?

Селина с невинным выражением на веснушчатом лице покачала головой.

— Его зовут Альфред Найт, — уточнила Шарлотта, ни на секунду не поверив, что Селина и вправду забыла это имя. — Насколько мне известно, он племянник нашей миссис Найт.

— Ах да, теперь припоминаю.

— Тогда ты, кажется, была от него без ума. И тебе очень нравилось его чувство юмора. Если мне не изменяет память, ты писала о нем, по меньшей мере, в двадцати письмах.

— Он бывал очень занятным, — сказала Селина, постукивая по руке сложенным веером и устремив глаза вдаль, чтобы казаться безразличной.

— Почему бы тебе не дать понять ему, что ты не против встречи?

Селина опустила глаза, разглядывая розочки на атласных туфлях Шарлотты.

— Не знаю, — тихо ответила она. — Наверное, он мне разонравился.

— Что ты говоришь! — возмутилась Шарлотта. — Я считаю, молодой человек, о котором девушка без конца писала в своих письмах, не может просто так взять и разонравиться. Здесь что-то другое, Селина, и ты прекрасно это знаешь!

— Что ты хочешь этим сказать? — воскликнула Селина, отводя взгляд.

— Потом в одном из писем ты сообщила что-то вроде: «Альфред решил стать священником. Боюсь, я никогда его больше не увижу».

Селина поджала губы.

— Не понимаю, почему сейчас, год спустя, ты напоминаешь мне о том, что перестало иметь для меня какое-либо значение. Мы были с ним знакомы месяц или чуть больше. Он ухаживал за мной, а… потом я в нем разочаровалась. Он показался мне грубым, скучным и… что теперь говорить об этом?

— Потому что в тот месяц тебя переполняли мысли о нем. Я была убеждена, что ты по уши влюблена в Альфреда. Твои письма диктовала любовь. Неужели я так ошибалась?

— Разумеется. Только одного человека я любила по-настоящему… ты знаешь его имя. Он тот, из-за кого ты приехала в Брайтон. И я должна кое о чем сказать тебе. По-моему, ты очень близка к тому, чтобы совершить ту же ошибку, что Мод и я… Или ты ее уже сделала?

— Ты спрашиваешь, обожаю ли я, как маленькая девочка, лорда Стоунлея?

— Да! То есть нет, конечно, нет! — сердито прошептала Селина. — Я чувствую к его светлости нечто большее, чем обожание.

— Думаю, ты совершаешь обидную ошибку и упорствуешь в ней, изгоняя из своей жизни настоящую и верную любовь.

У Селины перехватило дыхание.

— Я… я считала тебя своей подругой! — пылко воскликнула она. — Как ты смеешь выставлять мои чувства к кому бы то ни было в таком неприглядном свете.

— Ты слишком долго носишь траур, Селина, по тому, чего не случилось. И отвергла Альфреда потому, что, как и Мод, хотела составить блестящую партию. И теперь вы обе слишком близки к тому, чтобы остаться старыми девами, если не возьметесь за ум.

Селина снова задохнулась от возмущения и с треском раскрыла веер.

— Как ты можешь быть такой жестокой! А если уж говорить о старых девах, то не лучше ли начать с себя? Хотела бы я знать, мисс Эмберли, сколько вам лет и сколько предложений руки и сердца вы отвергли.

— Да, я старше вас обеих, ну, значит, и главная старая дева. Но, по крайней мере, я не обманываю себя, говоря, что люблю кого-то, когда на самом деле это не так.

Селина некоторое время пыталась овладеть собой, но, не выдержав, бросила на Шарлотту уничтожающий взгляд и покинула бальный зал.

Шарлотта смотрела ей вслед, сожалея, что, вероятно, навеки пала в глазах Селины. Но с момента приезда в Брайтон, она и пяти минут не побыла в обществе своей подруги, не говоря уже о прошедших двух неделях, как поняла, какой грустью полны сердце и разум Селины. Девушка жила убеждением, что любит Стоунлея. И пусть она ни разу не сказала об этом, ее взгляд повсюду следовал за лордом. И смотрела она так печально, что Шарлотте хотелось отшлепать подругу. Селина привыкла считать себя обиженной в любви, а Мод делала все, чтобы поддержать ее в этом убеждении. Однако правда состояла в том, что, вращаясь в замкнутом кругу светского общества, обе они оказались лишены настоящих сокровищ — истинной любви, полезных занятий, заботы о нуждающихся, здравомыслия. Их существование стало бесцельным. Мысли Шарлотты резко прервали.

— Прекрасно сказано, моя дорогая. Девушка быстро обернулась, и из темноты открытой стеклянной двери в залитый светом зал вошел маркиз Текстед.

— О! Я не знала, что вы здесь. Полагаю, вы все слышали. И, если позволите, милорд, вам следовало бы дать знать о своем присутствии.

— Что? И пропустить такую образцовую выволочку? Вы были совершенно правы. Знаете ли, мисс Бошем уверила себя, что все эти годы любит его светлость, тогда как на самом деле она любит любовь. Бедный ребенок.

Маркиз не понравился Шарлотте. Его тон был оскорбителен, холоден и бесчувствен.

— Вас просто переполняет сострадание.

— Скажите мне, мисс Эмберли, — продолжал он, не обращая внимания на иронию в ее голосе, — а разве вы не без ума от этого всеобщего любимца? Неужели его поцелуи не сокрушили вашего сердца… и не возражайте, помните, на вашем платье осталось свидетельство его объятий. Разве его поцелуи не сразили вас, как и многих других… или вы думаете, вы первая, а если нет, то лучшая? Не хотелось бы упоминать об этом, но вы, кажется, весьма горды. Не то, что ваш дорогой родитель.

— Вашу манеру говорить я нахожу недопустимой. Желаю вам приятного вечера и прошу больше ко мне не подходить.

— Как угодно, — равнодушно сказал Текстед. Но, уходя, он тем не менее шепнул: — Я уверен, наши дороги еще пересекутся. И если вы сможете забыть о своих глупых нежных чувствах, то получите все то, чего вам всегда хотелось.

Сдержаться Шарлотта не смогла.

— Одну минуту, если позволите, маркиз, — проговорила она. Текстед остановился, на лице его отразилось глубокое удовлетворение. Подойдя поближе, девушка — спросила: — А что это, чего мне всегда хотелось и что… если позволено будет узнать… вы можете мне дать?

Шарлотта удивилась силе чувств, отразившихся на его лице, когда он легко коснулся ее руки чуть повыше локтя.

— Сделать вас маркизой. Вы займете очень высокое положение в нашем обществе. Мало кто сравнится с вами богатством. У вас будет власть, мисс Эмберли.

— И вы полагаете, это то, чего я хочу?

— А вы станете это отрицать? Да разве ваше настойчивое, не свойственное девушке преследование Стоунлея не подтверждение тому?

Вы не сможете убедить меня в вашем неведении относительно могущественности богатства.

Его мягкий тон сменился жестким и требовательным, пальцы почти до боли сжали руку Шарлотты.

Девушка не отводила взгляда.

— Вы жестоко заблуждаетесь, маркиз Текстед. И смею вас заверить — если я скажу, чего хочу больше всего, вы просто этого не поймете.

Текстед явно удивился ответу Шарлотты. Отпустив ее руку, он сказал:

— Вы собираетесь поведать мне о добродетельности бедной жизни? О том, как романтично растить детей в нужде, но вместе с любимым?