— От Стоунлея? — удивился сэр Джон.

— Нет, папа. — Шарлотта указала на письмо. Спеша за утешением к отцу, она уронила его на пол. — Вон оно, под другой кушеткой.

Сэр Джон уставился на конверт, потом воскликнул:

— Великий Боже! Я жду ответа от итальянской судоходной компании. Это, должно быть, он!

Эмберли легко нагнулся, поднял послание и сломал печать. Содержание письма произвело в нем пугающую перемену: лицо сэра Джона, до этого пунцовое от вечерних развлечений, стало цвета меловых скал, расположенных к северу и к югу от Брайтона.

— Что там такое? — тихо спросил Текстед.

— Не… не знаю. Очень странно. Мы с вами шутили насчет покупки пиратского флота, чтобы начать торговлю с Северной Африкой. И вот прочтите, что сообщают мои люди. Кто-то пытается подорвать наши… мои планы. Похоже, банкирский дом Ротшильда убежден, что я хочу заключить союз с тунисским деем, и собираюсь снарядить для него полдюжины кораблей. Что за бессмыслица… — Сэр Джон оборвал себя на полуслове, зрачки его расширились. — Разрази меня гром, если я не знаю, кто мешает мне — Стоунлей! Он поклялся уничтожить меня и теперь это делает. Да как он оболгал меня перед Ротшильдами, а те везде твердят об этом, считая правдой. Если весть об этом дойдет до принца, с моей грамотой покончено, и Стоунлею чертовски хорошо это известно!


36.


— Пожалуй, я знаю, что можно сделать, — сказал маркиз Текстед. — Но я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, сэр Джон, минут пять… если вы не возражаете, мисс Эмберли.

— Разумеется, нет.

Она все равно почти не вслушивалась в их разговоры. Словно издалека доносился разгневанный голос отца и увещевающий его апатичный — Текстеда. Выпитое вино, угнетенное состояние, усталость — слишком много за сегодняшний вечер.

Мужчины вышли из гостиной, Шарлотта забралась на кушетку с ногами и, откинув голову на спинку, унеслась мыслями в недолгое прошлое своих отношений со Стоунлеем. Она воскресила каждую минуту, связанную с ним, начиная от столкновения у магазина часов и заканчивая тем моментом, когда несколько часов назад она убежала из его дома. Она не старалась выстроить события по порядку и размышляла над тем, что первым приходило на память. Будь то восхитительный эпизод, когда ей казалось, что ее целовала бабочка, или нелепое поведение лорда на Стейне, или его взгляд, когда она хвалила миссис Бернелл и выговаривала Стоунлею за то, что он не ценит такую хорошую экономку. Конечно, его поведение по отношению к ней недопустимо, но стремился ли он таким образом содействовать слухам, которые, как считал отец Шарлотты, должны погубить его?

Она не знала, что и думать.

Шарлотта закрыла глаза. Боже, как скулит, как ноет, плачет ее сердце.

— Шарли, — позвал сэр Джон, положив ей руку на плечо, отчего она вздрогнула. — Я должен поговорить с тобой.

Она и не заметила, что он снова в гостиной.

Хотя сэр Джон отсутствовал значительно дольше пяти минут, а ей показалось, что он вернулся тотчас. Отец стоял перед ней с мрачным лицом.

— Что еще случилось? — спросила Шарлотта. — Где Текстед?

— Он ждет меня внизу, в библиотеке. У нас к тебе важная просьба. Видишь ли, нам, то есть мне, нужно твое содействие. Ты помогала мне раньше, и я верю, что не откажешься и на этот раз. Текстед согласился помочь мне выпутаться из нынешнего, очень тяжелого положения и предложил очень простое средство. Ты поняла, в чем дело? Стоунлей развязал против меня гнусную кампанию, утверждая, что я собираюсь заняться торговлей белыми рабами в Средиземноморье.

— Я понимаю одно — ты этому веришь, но, возможно, существует другое объяснение полученному тобой письму. Разве не может кто-нибудь другой желать твоей гибели? Ты знаешь, я совершенно разочаровалась в Стоунлее, но не вполне уверена, что он способен на такое.

Присев рядом с дочерью на полосатый шелк кушетки, сэр Джон немного помолчал.

— Он или не он автор этих слухов, не знаю. Но в одном я уверен — он получит уведомление от Ротшильдов так же, как я получил донесение от моих людей. Сомневаюсь, Шарлотта, следует ли мне открыться тебе, но мои долги значительно больше, чем я тебе сказал.

Шарлотта выпрямилась, стук сердца бил в уши.

— Больше двадцати тысяч фунтов? — Она припомнила, как леди Перселл говорила ей, что Генри придется избрать карьеру морского офицера, раз уж ему надо будет самому обеспечивать свое существование. — Папа, скажи мне всю правду. Пожалуйста, не скрывай от меня ничего.

— Теперь уже почти семьдесят тысяч фунтов.

— Нет! — не веря, вскрикнула Шарлотта. Она потрясла головой, желая отогнать эту страшную цифру. — Нет, папа. Ты, наверное, ошибаешься.

— А почему, ты думаешь, я снизошел до торговли… по крайней мере, пытаюсь?

Шарлотте стало нехорошо при мысли, чем им все это грозит. Первое — Эмберли-парк навсегда потерян для Генри. Потом — ее труды всех лет, прошедших после смерти матери, обратились в ничто, потому что все эти годы отец проигрывал свое состояние. Единственное утешение — ее собственные деньги, унаследованные от матери, хранятся отдельно от отцовских.

— Рулетка, — еле выговорила Шарлотта.

— Да, — невнятно подтвердил отец. Шарлотта посмотрела на сидевшего рядом с ней человека. Коричневые круги вокруг глаз говорили о большом количестве выпитого в этот вечер вина. Потом ее взгляд остановился на руках отца, безвольно лежавших на коленях. Ссутуленные плечи, сведенные тревогой брови. Внезапно он показался Шарлотте очень старым и некрасивым.

— Не могу понять, как мой долг вырос до таких размеров, — пристыжено произнес он. — В другие годы я проигрывал только тысяч по десять. Но в этом году я, видимо, совсем потерял голову и очнулся, когда оказалось уже слишком поздно. Текстед не раз помогал мне и сейчас предложил то, чем, по всей вероятности, станут заниматься все наши потомки, — попробовать себя в торговле. У меня и в мыслях не было доводить дело до такого конца. И теперь, когда я думаю о Генри, — Боже мой! Он останется нищим!

Наконец, когда сэр Джон поднял голову, лицо его было залито слезами.

— Я оказался бездумно расточительным. Но, Шарли, ты должна помочь мне. Это единственный выход!

Она внимательно слушала отца. Он не первый и не последний, кого страсть к игре лишает состояния. Девушка вздохнула, понимая, что сейчас не время для нравоучений или взаимных обвинений.

— Если ты хочешь, чтобы я снова отвлекла Стоунлея, я не смогу этого сделать. Мне даже неприятно быть с ним в одной комнате… во всяком случае, не сейчас. Последние два часа я думала только о том, как вернуться в Эмберли-парк.

— Если я не выберусь из долгов, тебе некуда будет ехать, Шарли. Но тебе и не нужно разговаривать со Стоунлеем на глазах у всех. Тебе следует лишь сесть с ним в одну карету, когда тебя никто не увидит, а ночь скроет от него и тебя саму, и отвезти Стоунлея на ферму недалеко от Льюиса. Мне необходимо его отсутствие в течение суток, за это время я постараюсь получить аудиенцию у Его Королевского Высочества и изложить ему свое дело… До того как лорд разрушит последнюю мою надежду на успех.

— Ты хочешь, чтобы я его похитила? — спросила потрясенная Шарлотта.

Эмберли слабо улыбнулся.

— Мне такое определение не приходило в голову. Да, пожалуй, это можно так назвать. Но ничего особенного — только одни сутки. Возможно, двое, если принц будет очень занят. Но уверен, не больше.

— А не станет ли Стоунлей мстить, оказавшись на свободе?

— Я думал об этом, но, полагаю, никто не поверит, что молодая леди похитила его против его воли.

— Понимаю, — отозвалась Шарлотта, подумав, что вся эта история может оказаться еще и забавной. — Мне нужно будет оставаться с ним?

— Конечно, нет, — с ужасом ответил сэр Джон. — Я подожду тебя, и мы вместе вернемся в Брайтон.

— Кто же будет его охранять?

— У Текстеда есть надежные слуги. Не думай об этом. Мы обо всем позаботимся. Ты должна только завлечь его на ферму.

— Не знаю, что и сказать, папа. Похищение! Мы можем угодить на виселицу.

— Когда речь идет о Стоунлее, я ничего не боюсь. Он заслуживает худшего хотя бы за то, что так плохо принимал тебя в своем доме. Пожалуйста, пойми. Если мы ничего не предпримем, он убедит принца, что мое предложение о компании не только ненадежно, но и нанесет моральный ущерб всему английскому дворянству, мне уже никогда не удастся восстановить состояние Эмберли. И что тогда будет с маленьким Генри? Что он подумает о своем несчастном отце?

Если до этого Шарлотта сомневалась, то теперь, осознав, что таким образом они смогут обеспечить будущее Генри, решилась.

— Я сделаю это, — твердо сказала она. — Если не ради себя и тебя, то ради Генри. Он ничего не совершил, чтобы лишиться всех наследственных прав по милости Стоунлея, хотя разорил его ты, папа. Так что я должна делать?


На рассвете Стоунлея разбудил его лакей, сунув лорду под нос конверт, и уведомил, что в передней страшная суматоха. Слуга сэра Джона Эмберли отказывается покинуть Эшест, пока не получит ответ на доставленное им письмо.

— Оно от мисс Эмберли, — наконец объявил лакей, продолжая тыкать письмом Стоун-лею в лицо.

Слабый запах сирени прогнал остатки сна. Лорд сел на постели и сломал печать.

— Скажи человеку сэра Джона, что я дам ответ немедленно, — сказал он.

Стоунлей не знал, чего ждать, но в глубине души надеялся получить от Шарлотты извинение за свое внезапное бегство из его дома. Ее исчезновение заставило гостей полночи гадать, что же такого он сделал, чем напугал ее.

Ужин и последовавший за ним бал оказались самыми мучительными в его жизни. Как хозяину, ему полагалось быть любезным с дамами. А они, как ему говорили, уже давно ждали этого вечера.

«Получил по заслугам». Эти слова эхом отдавались у него в ушах, и он уже готов был снести голову следующему, кто заговорил бы с ним об этом.

Эмили вернула Стоунлею веру в хорошие качества его натуры, заметив, что он мог бы исправить свою ошибку, женившись на Шарлотте. И сделать все для ее счастья, тем более что девушка, по ее настойчивым уверениям, глубоко любит его. Так что огромное смирение и правильное поведение снова завоюют ее сердце.

Стоунлей не был столь оптимистичен, особенно прочитав ее деловое послание. Шарлотта писала об отчаянной необходимости поговорить с ним наедине — это слово она подчеркнула трижды — и выражала желание сделать это ночью, в карете своего отца. Она поедет к своей тетке, которая живет недалеко от Льюиса, и он сопроводит ее туда.

Далее она писала, что убеждена, ее отец попал под влияние очень «дурного человека» и ей необходим совет лорда, чтобы справиться с весьма серьезным положением. Она умоляла никому не говорить о делах ее отца, пока она сама не изложит ему все обстоятельства.

Стоунлей покинул кровать, надел парчовый халат пурпурного цвета, сел за маленький письменный стол и принялся за ответ. Через несколько минут были готовы два письма: одно — к Шарлотте, другое — к Гарри.

Шарлотта читала письмо с бьющимся сердцем.

«Моя дорогая Шарлотта. Вы не представляете, как я благодарен судьбе, что в трудный час вы обратились ко мне за помощью. Знаю о причинах, побудивших вас столь неожиданно покинуть мой дом вчера вечером и понимаю все. Я очень виноват, но не до конца сожалею о своих действиях, хотя бы потому, что иначе не стал бы свидетелем того, как вы защищали превосходную миссис Бернелл от моего явного неведения в отношении ее качеств. Не злоупотреблю ли я вашими временем, если сообщу, что миссис Бернелл не позволит мне забыть ни единого слова из вашей речи в ее защиту? Она записала ее в свой дневник и вручила мне копию, чтобы я мог постоянно совершенствоваться.

Я долго ждал, чтобы в мою обделенную любовью жизнь вошла женщина, обладающая вашим благородством духа. Лелею надежду, что найду отклик в вашем сердце и вы простите мою недоверчивость и глупость, из-за которой я решился осуществить свой план, столь же нелепый, сколь и жестокий.

Что касается вашей просьбы, то я всегда готов оказать вам помощь, когда бы она ни понадобилась, и буду ждать вас на указанном вами перекрестке в условленный час. До встречи. Да хранит вас Бог. Мое сердце — в ваших руках. Стоунлей».

— Болтовня! — воскликнул отец Шарлотты, вырвав письмо у нее из рук и быстро пробежав его глазами. — Думай я, что этот человек искренен, то посчитал бы, что он надеется на твою любовь. У него нет стыда!

И он швырнул письмо в холодный камин, откуда, едва отец вышел из комнаты, Шарлотта быстро извлекла его.

Она перечла письмо, и у нее заныло сердце. Негодуя на Стоунлея за его обращение с ней, Шарлотта ни разу не подумала, что он может чувствовать себя виноватым и раскаивается. Пусть отец считает письмо лорда болтовней, но она в этом совсем не уверена.

«Мое сердце — в ваших руках».

О Господи, почему все так запуталось!

37