Я передаю ему, держа глаза долу, чтобы не рассердить его прямым взглядом. Он берет его в руку и нежно тянет до тех пор, пока я не вынуждена оказаться прямо перед ним, а его твердая эрекция – перед моим лицом. Мои груди касаются его ног, а ошейник – на уровне его бедер.

Я охвачена желанием, уравновешивающим болезненное жжение моей попки. Его запах такой восхитительный, знакомый и успокаивающий. Наконец-то, он позволит мне любить его так, как мне хочется. Я могу прикоснуться к нему, ласкать его, показать, что я чувствую к нему.

- Возьми меня в рот, - командует он. – Но не прикасайся ко мне руками.

Меня затопило разочарование. Но, по крайней мере, я могу поцеловать его, облизать, ощутить его вкус…

Я провожу языком вдоль ствола: он твердый и излучает внутреннее тепло. Достигнув головки, я прихватываю ее губами, порхая языком по гладкой поверхности, посасывая и облизывая. Он запускает пальцы мне в волосы, крепко фиксируя мою голову, пока я полностью беру его член в рот так глубоко, как могу. Это сложно с того положения, в котором я нахожусь, и моя челюсть почти сразу немеет, когда я стараюсь пошире открыть рот, чтобы лучше его обхватить. Однако от радости, что у меня есть возможность, так его любить, я игнорирую сопутствующий этому дискомфорт. О, я обожаю облизывать его, нюхая, и пробовать его мускусный, солоноватый вкус.

По мере того как я сосу, он все сильнее тянет меня за волосы и стонет. Затем вырывается из моих уст и направляется к белому кожаному стулу, натягивая мой поводок, чтобы я следовала за ним. Устроившись на стуле и расставив ноги, он тянет за поводок, вынуждая меня встать на подножку, чтобы я могла, как вчера склониться вперед и продолжить свое занятие.

Я держусь за подлокотник сиденья и снова беру его в рот, посасывая и облизывая. Он стонет еще громче. Мне хочется взять его за ствол и сдвинуть нежную кожу, чтобы доставить ему еще больше удовольствия, но помню, что это запрещено, поэтому сосредотачиваюсь на усиленной работе ртом, соблазняя его своим языком - то выводя им широкие легкие круги, то кончиком языка поигрывая с его головкой.

- Да, это прекрасно, - бормочет он. Полуприкрыв глаза, он наблюдает, как я обхаживаю его член. Я представляю, как, должно быть, выгляжу в ошейнике и этом кожаном наряде, поклоняясь и отдавая должное ртом его огромной эрекции. Я чувствую нарастание собственного возбуждения, влажность между моих ног, растущее желание быть заполненной этой его прекрасной твердостью.

Он снова рычит и прерывисто дышит. Я чувствую, как он проскальзывает еще дальше мне в рот. Он начинает помогать себе двигая бедрами, проталкивая член еще глубже, трахая мой рот. Я хочу прикоснуться к нему, мне это нужно – отчасти я беспокоюсь, что он может продвинуться слишком глубоко мне в горло, перекрыв тем самым мне кислород, и в итоге мне придется использовать руки, чтобы его остановить. Его фрикции все сильнее, и я опасаюсь, что могу подавиться, но он вот-вот разрядится. Он делает несколько резких, глубоких и жестких толчков и кончает. Мой рот наполняется горячей, солоноватой спермой и, поиграв с ней языком, я проглатываю. От нее в горле остается странный горячий след. Не задумываясь, я кладу руку на член Доминика, когда он убирает его из моего рта.

- Все было прекрасно, Бет, - говорит он бархатистым и одновременно угрожающим голосом. - Но ты прикоснулась ко мне. А я уверен, что строго запретил это делать.

Я с волнением смотрю на него снизу вверх. Конечно, я до сих пор его саба. Я должна повиноваться. Означает ли это, что последует очередное наказание? Я-то надеялась, что он планировал что-то сделать с жаром между моих ног и моим растущим желанием.

- Я… Прошу прощения, сэр.

Он игнорирует и отгораживается от меня.

- Встань и иди в коридор. Надень плащ и жди там.

Я делаю, как велено, гадая, что, черт возьми, мы будем сейчас делать. Несколько минут спустя Доминик выходит из будуара. Он одет в свою черную футболку и джинсы.

- Следуй за мной.

Он направляется к входной двери, я следую за ним по коридору к лифту. Мой поводок свисает вдоль тела под плащом. Пока мы спускаемся на лифте на первый этаж, я посматриваю на Доминика, который полностью меня игнорирует, увлеченный набором сообщений в своем телефоне. На первом этаже он стремительно шествует через лобби, я спешу за ним, стуча каблучками по полу. Снаружи нас ожидает длинный черный Мерседес. Он открывает дверцу и забирается внутрь, оставляя меня позади. Водителя не видно за темной перегородкой. Я сажусь на гладкое кожаное сиденье рядом с Домиником, и машина плавно отъезжает.

Мне хочется спросить «куда мы едем?», но я не осмеливаюсь. Доминик по-прежнему молчит, поглощенный своим телефоном.

Этот день кажется очень странным, а Доминик сегодня еще странней. Я незаметно поглядываю на него, он кажется невероятно далеким и отстраненным.

Это не то, чего я хочу, - произносит голос в моей голове.

Я стараюсь его не слушать. Это то, чего я хочу. Я этого просила.

Я пытаюсь собрать всю свою силу и стойкость, чтобы приготовиться к тому, что подстерегает меня в конце этой поездки.

Я не удивляюсь, когда машина останавливается на маленькой улочке в Сохо перед «Асилумом». Я подозревала, что так или иначе дойдет до того, что мы не минуем это место. И я понимаю, что этот момент настал.

Меня накрывает страх.

- Выходи, - говорит Доминик.

Я подчиняюсь, и он выходит из машины следом за мной. Он ведет меня вниз по металлической лестнице к входной двери. Достает ключ из кармана, быстро открывает замок и заходит. Когда я прохожу за ним в небольшую приемную, он закрывает за нами дверь. В помещении ни души. Он срывает плащ с моих плеч и берет меня за поводок. В полном молчании он пересекает пустой бар, и подгоняемая поводком я вынуждена семенить за ним, моментами переходя почти на бег, чтобы удержаться на ногах. Я знаю, куда мы направляемся.

Я всегда это знала.

Как и следовало ожидать, он приводит меня к оформленной шипами двери и открывает ее. Впервые с того момента, как мы покинули Рэндольф Гарденс, он разворачивается и смотрит на меня.

- Теперь ты узнаешь истинное значение наказания, - говорит он.

Я в ужасе. Это все происходит на самом деле, удушливый страх ползет вдоль позвоночника, сковывая все мое тело. Я вступаю в темноту, и Доминик щелкает включателем. В металлических подсвечниках на стенах загораются электрические лампы, выполненные в форме настоящих свечей.

Моему взору вновь предстают все эти девайсы и приспособления: кресты, брусья с цепями, ряд дьявольских на вид флоггеров. Мой желудок скручивает от противного, мерзкого чувства дурноты.

Но я должна это сделать. Я должна пройти через это.

Я помню принятое мной решение довериться Доминику. Он же сказал, что не зайдет со мной слишком далеко.

Доминик подводит меня к горизонтальному брусу у дальней стены, расстегивает мой наряд из плетений и снимает его с меня, даже не обратив внимания, когда тот падает на пол. Ставит меня лицом к перекладине и спиной к себе. Подняв одну мою руку, он помещает ее в кандалы, расположенные на уровне моих плеч и установленные так, что я могу двигать и изгибать руку. Те же манипуляции производит и со второй рукой. Раздвинув мне ноги, он по очереди закрепляет мои лодыжки в фиксаторы. Я слышу его тяжелое дыхание. Это меня возбуждает.

- Ну, а теперь, - тихо произносит он, полностью обездвижив меня, - приступим.

Я зажмуриваюсь и сильно втягиваю живот в напряжении. Я выдержу это. Я это сделаю, а потом объясню ему, что несмотря ни на что - подземелье не для меня.

Зачем он привел тебя сюда? – спрашивает мой внутренний голос, - Ведь ему же известно, как пугает тебя это место, не так ли?

Я не хочу к нему прислушиваться. Я не хочу это слышать. Мне нужно сейчас сконцентрироваться, дабы выдержать все, что бы мне ни предстояло.

Первое касание легкое и чувственное: щекотание длинных грубых конских волос по моим лопаткам. Кажется, будто Доминик что-то рисует на моей спине, словно размечает территорию, изучает контуры для своих последующих действий.

- Это твое наказание за неповиновение, - заявляет он. Я чувствую его позади себя, полностью вписавшимся в сцену: скованная девушка, мерцающий свет, занесенная для удара плеть.

Начало было мягким и ласковым, как и парочка следующих ударов. Он разогревает меня. Кровь приливает к коже, отчего прикосновения плети ощущаются, как десятки острых незначительных щипков. Конский волос царапает и трется о мою уже разгоряченную кожу. Мои глаза все еще зажмурены, и я стараюсь контролировать дыхание, но сердце безумно колотится, а желудок сводит от страха.

Жар усиливается и распространяется по моему телу, по мере того как он усиливает напор, замахиваясь уже более регулярно.

Так это и есть флоггинг. Меня порют плетью в подземелье.

Я боюсь того, что за этим последует. Я вне себя, размышляя: в каком положении сейчас нахожусь. К тому же, это означает, что та жизнь, которую я нафантазировала в своей голове, мерцает и с каждым ударом гаснет навсегда.

Уже слишком поздно.

Свист плети прекращается, и я слышу, как Доминик отходит к коллекции предметов на стене, а затем возвращается. Я просто чувствую, что он держит в руках что-то новое. Пару раз он размахивает этим в воздухе, словно тренирует удар, а затем опускает мне на спину – в мою кожу врезаются десятки хвостиков плети с жесткими наконечниками.

Я откидываю голову и кричу от неожиданности и боли. Но прежде, чем успеваю прийти в себя, концы плети вновь с силой впиваются в меня уже с другой стороны спины. Он снова и снова делает замахи, и каждый раз опускает плеть на мою спину.

О, Боже, я не могу в это поверить!

Вновь и вновь я получаю сильные удары с регулярностью и методичностью. Боль все нарастает, с каждым ударом я кричу все громче, будучи уже не в состоянии продолжать сдерживаться под этим натиском ударов. И каждый раз он чуть усиливает нажим, словно мои крики подстегивает его вкладывать больше силы в замахи. Его дыхание тяжелое и затрудненное.

Хвостики плети распространяют болевые ощущения по всей спине, жестоко покусывая мою бедную, нежную кожу. Это ужасно. Это выше моих сил, меня трясет, и между криками агонии я плачу.

Стоп-слово. Я должна использовать стоп-слово.

Я утратила любую надежду, что Доминик поймет в каком я состоянии. Он жестко порет меня, сквозь пелену боли и путаницу в мыслях до меня доходит, что возможно он теряет контроль.

Теперь я действительно в ужасе – я безумно напугана, плачу все громче и интенсивней по мере того, как дьявольское орудие вновь и вновь терзает мою спину: слева, справа и снова слева и справа. Иной раз жалящие концы плети обвиваются вокруг моего тела и попадают по груди и животу.

Каким же было стоп-слово?

Я в дикой агонии – голова безвольно перекатывается от одного плеча к другому, спина выгибается от каждого удара, руки напряжены, я совершенно не могу думать. Все, что я в состоянии делать – это с ужасом ожидать следующего удара.

Стоп…словом.. было…

Я собираюсь с силами и вою:

- Красный!

Он снова бьет меня. Бац! Сотни лезвий обрушиваются на мою воспаленную кожу.

- Красный, Доминик, остановись, остановись!

Это не «красный»…это.. О, ЧЕРТ, какая БОЛЬ…это…что-то другое…это…БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ…я умираю, я умираю…

- Алый! – вырывается мой вопль, - Алый!

Напрягаюсь в ожидании следующего удара, и, когда его не последовало, я начинаю бесконтрольно вздрагивать, дико всхлипывая. Никогда не чувствовала такой боли: ни физически ни морально.

- Бет? – это голос, которого я не слышала много дней. Это нормальный голос Доминика. Голос моего друга, моего любовника, мужчины, которого я так жаждала снова увидеть. – Бет, с тобой все в порядке?

Я не могу говорить, у меня истерика, слезы застилают мне глаза, с носа течет. Меня всю сотрясает от рыданий.

- О Господи, детка, что такое? – в его голосе слышится паника. Он отбрасывает плеть и бросается ко мне, чтобы расстегнуть мои путы. Как только с моих рук сняты кандалы, я плюхаюсь на пол, сворачиваюсь клубочком, положив голову на свои колени, и начинаю раскачиваться из стороны в сторону, не переставая рыдать.

- Бет, пожалуйста! - он кладет ладонь мне на руку, осторожно, чтобы не зацепить мучительно воспаленную кожу на моей спине.

- Не прикасайся ко мне! – яростно выплевываю я сквозь слезы. – Не приближайся ко мне!

Он отпрянул, на его лице шок и нерешительность.

- Ты использовала стоп-слово…

- Потому что ты избил меня почти до полусмерти, ты – ублюдок, чертов ублюдок, после всего, что я для тебя сделала, всего, что дала и терпела…Боже, я не могу поверить…, - я все еще захлебываюсь рыданиями, но мне удается говорить сквозь них, - Я была такой гребаной идиоткой. Я верила тебе, ублюдок, я полностью тебе доверилась, и посмотри, что ты со мной сделал…!