– Смотри-ка, какую ты себе начитанную нашёл, – Эмма швырнула в Максима сумочкой и попыталась лягнуть ногой.

– Зая! Это у нас родственница, из провинции приехала! Чего ты орёшь-то сразу?

– Я им не родственница, – немедленно открестилась Марианна.

– Гад! – Эмма снова замахнулась сумочкой. – Подлец! Сказал, что будем жить у тебя! Сказал, что один живёшь, а у тебя тут ещё предыдущая баба не съехала!

– Я не предыдущая, – снова всё испортила Марианна.

– Она не предыдущая! – подтвердил утомлённый и совершенно дезориентированный Макс. – Она…

– Ах так? Значит, это я предыдущая? Да? Вот так? – верещала Эмма, не давая ему вставить ни слова в своё оправдание.

– Девушка, – наконец-то, отважилась вылезти из своей комнаты Полина. – Это моя гостья. А вы идите к Максу в комнату и там деритесь. Максим, а ты мог бы и предупредить, что к тебе сегодня придут!

– Да я заработался и забыл!

– Ха! – уже привычно нарушив стройное враньё Макса, встряла Марианна. – Заработался он! Теперь это так называется?

– Девушка, вы проходите, – гостеприимно поманила Эмму пальчиком Полина. Конечно, в этом вертепе не хватало только капризной блондинки! Но следовало признать, что квартира им досталась напополам с братом, поэтому и он тоже имел право принимать тут гостей. Конечно, на будущее было бы неплохо заранее оговаривать примерный график «гостевания». Всё это стремительно пронеслось в Полинином мозгу, пока она наблюдала за работой мысли, отпечатывавшейся на гладком лобике Эммы.

– Здесь что, коммуналка? – взвизгнула Эмма таким тоном, словно её под предлогом консерватории пригласили в бордель и сейчас пытались отобрать паспорт.

– Нет, – испугалась Поля, поняв, что сейчас личная жизнь брата в очередной раз рухнет. Девицы вообще рядом с Максом не задерживались, так как нечуткий и любящий глупые шутки Максим умудрялся довольно быстро отпугнуть любую претендентку на его сердце.

– А если и коммуналка, то что? – строго уточнила Мэри, решившая взять ведение диалога в свои руки. – Люди и в общежитиях живут, а у нас тут очень даже неплохо!

– У нас? – поджала губы Эмма. – Ты говорил, что живёшь один, а у тебя тут даже не одна, а целых две бабы! Две!

– Это сестра, – торопливо заверил её Максим. – Ты не так поняла.

– Сколько человек тут прописано? – требовательно ткнула его пальчиком в грудь Эмма.

– Какая разница? – оторопел он.

– Такая! Ты что думаешь, я с тобой за красивые глазки время теряла?

– О, и этой прописка в городе нужна, – заржала Мэри. – Максим, бери лучше меня! От меня хоть в хозяйстве польза будет!

– А разве у меня глазки не красивые? – Максим попытался обнять разъярённую Эмму, но у девушек, обманутых в лучших ожиданиях, в кровь выплёскивается адреналин, и они обретают нечеловеческую силу.

Резко вздохнув, Эмма врезала ему в солнечное сплетение, плюнула в Марианну и, грохоча каблуками, поцокала вниз по ступенькам.

– Ну и с кем я теперь буду спать? – оттопырил губу Макс. – Девицы, я снова одинок из-за вас. А один я спать боюсь.

– Мало тебе попало, – с сожалением констатировала Мэри. – Могу добавить по голове, и тогда ты вырубишься прямо тут и будешь спать без снов. Надо?

– Нет, благодарствую. Поля, как я с ней останусь-то? Может, не поедешь никуда? – хихикнул Максим.

– Да идите вы все, – отмахнулась Полина и, захлопнув дверь, легла спать.


Андрей Троекуров тоскливо смотрел на луну. Желтоватый диск в тёмном небе вызывал тягостную грусть и даже смутное желание завыть. Он треснул себе по загривку, убив очередного комара, и взглянул на экран компьютера. Интернета опять не было. И скажите на милость, как работать в таких условиях? Докторская зависла на середине, в лаборатории без него началась какая-то мышиная возня с интригами и непонятными скандалами, фантастический роман – отдушина, хобби и тайная его страсть – застрял на концовке, которая категорически не желала придумываться.

Всё было не так.

Природа, на которую он так рвался из пыльного, душного города, оказалась каким-то враждебным организмом, отторгавшим городского мужика всеми силами. Куры требовали еды, загаживали двор и почему-то не неслись. Правда, Антонина Кондратьевна сразу сказала, что это бройлеры, но какая разница? Они ж курицы – значит, должны нестись. Индюк, которого всунули в нагрузку к курам, тоже не нёсся, но от него этого никто и не ждал. Зато он самозабвенно клевался и был злой, как собака. Хозяйство, включая всякие мелочи вроде наносить воды, протопить дом, приготовить еду, отнимало столько времени, что Андрей начал понимать, что где-то ошибся в расчётах. Кроме того, одиночество, на которое он надеялся, съезжая из мегаполиса в деревню, тоже оказалось эфемерным и довольно сомнительным.


В конце этой зимы, когда набеги маменьки, страстно желавшей, с одной стороны, женить непутёвого сына-переростка, а с другой – страшно переживавшей, что он женится на чём-нибудь неподобающем, стали совершенно невыносимыми, Андрей случайно обнаружил в очередной почтовой рассылке объявление о продаже домика в сельской местности. Видимо, объявление писала натура творческая, склонная то ли к поэзии, то ли к вранью, так как картинка, исходя из текста, рисовалась радужная: очаровательная избушка со всеми удобствами – как раз для городского отшельника. С одной стороны, деревня в пределах досягаемости, а с другой – ты всё же живёшь в лесу, в единении с природой, занимаешься чем хочешь, никто тебя не трогает, полная гармония и мечта идиота. Троекуров, в тот момент рассеянно слушавший мать, нагрянувшую в квартиру, чтобы проверить холодильник (ребёнок, что ты ешь?!), спальню (опять в этом доме нет женщины!) и пыль в углах (и снова – в этом доме нет женщины!), вдруг ясно понял, что покой будет ему доступен лишь в райском уголке под названием Верхние Кочешки. Отец давно смирился с тем, что отпрыск не желает заниматься бизнесом, и оставил его в покое. А вот мама категорически не желала наблюдать, как сын позорит семью, прозябая в лаборатории какого-то института и занимаясь непроизносимой хренью. Она искренне верила, что если найти Андрюшеньке нормальную, правильную жену, то она вправит ребёнку мозг и вернёт в бизнес. Иногда Андрей подозревал, что мать и сама не совсем чётко понимает, какой именно должна быть «правильная жена». Те редкие случаи, когда у Троекурова начиналось нечто отдалённо похожее на зачатки романа, в дело вмешивалась бдительная Анна Ивановна и дербанила зарождающееся чувство, как голодный медведь – муравейник.

Анна Ивановна обожала моменты, когда ей удавалось застукать у сына гостью. Причём почти каждая новая девица изо всех сил старалась понравиться будущей свекрови и демонстрировала удивительные терпение и такт. Троекуров смутно догадывался, что маман не столько проверяет претенденток, сколько забавляется. А что? Должны же у женщины быть какие-то развлечения? Жизнь её состояла исключительно из походов в салоны красоты и трёпа с подружками. Подружек было не так уж много, так как в их кругу мужчины имели неприятную привычку менять старых жён на новых, а «новые» изумляли сквозняком в голове и полнейшей незамутнённостью сознания. Анна Ивановна не желала иметь с этими погремушками ничего общего, довольствуясь встречами на официальных мероприятиях, а для души общалась с теми, кто был к ней ближе по возрасту и интересам. Таковых можно было пересчитать по пальцам одной руки, вот поэтому она в перерывах между сплетнями и посещениями косметолога воодушевлённо шугала девиц сына. Вернее – не шугала. Она прекрасно понимала, что любое действие непременно вызывает противодействие, поэтому просто создавала обстановку, при которой очередная пассия сама исчезала с горизонта.

Обычно это выглядело так. Маменька, без приглашения ввалившаяся в апартаменты сына, радостно всплёскивала лапками и щебетала о том, как ей приятно познакомиться с очаровательной барышней.

– Вы знаете, – Анна Ивановна доверительно понижала голос, – он же вообще не интересуется девушками. Вы первая! Мы с отцом даже стали переживать. Надеюсь, что вы ему нужны не для прикрытия, а то, знаете, сейчас мир перевернулся с ног на голову, и мужчины…

Тут она деликатно прикрывала напомаженные губы ладошкой, ахала и резко переводила тему.

Если намёк до гостьи не доходил, Анна Ивановна меняла тактику и вытаскивала семейный альбом. Троекуров подозревал, что в составлении альбома маме помогал опытный психолог, так как вынести рассказы о семействе, начиная с прапрапрадеда и заканчивая подробной биографией Троекурова-старшего, могла только самая стойкая или очень упёртая в своей цели барышня. Если и это не отпугивало предполагаемую невестку, то Анна Ивановна переходила к детским фото Андрея. Больше всего она любила демонстрировать кандидата наук в возрасте до года, когда он лежал, растопырив пухлые ножки, и, как выражалась маман, «теребил бубенчики». Стеснительные девушки после такого покрывались красными пятнами, пугливо косили глазками и начинали продвигаться к выходу. Более стойкие понимающе кивали и изъявляли желание услышать ещё какие-нибудь интимные подробности. Но Анну Ивановну на пути достижения цели было не остановить, как не остановить несущийся под горку асфальтовый каток без водителя. Под занавес она гордо рассказывала о полной финансовой самостоятельности Андрюшеньки и, как следствие, его материальной несостоятельности.

– Вы представляете! – сверкала глазками Анна Ивановна. – Это настоящий, прирождённый учёный! Даже то, что отец лишил его наследства и не даёт ни копейки, не сломило Андрея. Он живёт на гроши, которые получает в своей лаборатории, но всё равно не отказывается от науки! Завещание уже написано в пользу фонда защиты окружающей среды! Вы – святая женщина. Я так счастлива, что вы готовы связать свою судьбу с Андрюшенькой безо всякой корысти. Это такое счастье, что нашлась женщина, настоящая жена декабриста, готовая на нужду и лишения!

Тут Анна Ивановна пускала слезу и восхищённо жала руку одуревшей невесты.

Несмотря на все её усилия, две девицы всё же стойко дотерпели представление до конца и остались при Андрее. Тогда мама просто свалилась с сердечным приступом и стонала что-то из серии «или она, или я». Но оба эти раза случились давно, когда Андрей был моложе и глупее, поэтому Троекуров-младший маменьку на каких-то там девиц менять не стал, поскольку, как бдительно подсказывала ему Анна Ивановна, мать одна, а девок целые табуны.

Именно эти печальные обстоятельства и стали основным побудительным моментом. Глядя на маменькин свежий маникюр, причёску и продуманный макияж, можно было не сомневаться, что до Кочешков она вряд ли доедет. А если и доедет, то максимум один раз. И уж точно не останется. Таким образом, покупка дома решала главную проблему. Кроме того, Андрей искренне считал, что в одиночестве, без коллег, желавших непременно втянуть его в разборки по поводу очередного назначения то завлабораторией, то директора, то ещё чего-нибудь, без мамы, без соседей по подъезду, по очереди затевавших ремонт, он сможет в сжатые сроки дописать и докторскую, и роман, и отдохнуть, и надышаться кислородом.

Но он не учёл несколько факторов. Во-первых, деревенские, постоянно испытывающие информационно-событийный голод, покупку хутора восприняли как новую веху в истории Кочешков и начали регулярно наведываться к новому соседу. Они дефилировали мимо с удочками, корзинами, вёдрами и прочими неубедительными поводами, неизменно висли на заборе, терпеливо ожидая, пока хозяин выползет из дома и поговорит за жизнь. Единственным плюсом этого общения стало знакомство с Кукушкиными, которые снабжали Троекурова молоком, а также за небольшую плату убирали ему, стирали и изредка готовили.

Кроме набегов жителей близлежащей деревни, существовала и более серьёзная проблема. Наследник олигарха, каким бы закрытым и необщительным он ни был, так или иначе является лицом, до которого всем есть дело. То, что он был холостым наследником, добавляло в ситуацию остроты. Поэтому следом за статьями в жёлтой прессе «Забытый в медвежьем углу», «Тайна сына миллиардера Троекурова» и, как апогей, «Пропавший без вести сын олигарха обнаружен в лесу» в Кочешки потянулись незамужние девушки. Они досаждали даже больше, чем комары, в изобилии водившиеся в этом краю и пившие из Троекурова кровь круглые сутки. Кстати, именно в связи с засильем комаров ему пришлось распрощаться с идеей творить в гамаке, положив на пузо ноутбук. Хотя изначально она казалась идеальной. Но едва только вылупились первые кровососы, нахождение на улице превратилось в постоянную борьбу. Они были везде: во дворе, в лесу, в доме. И если сначала Андрей скакал по комнате, пытаясь перед сном изничтожить всех врагов, то потом он смирился и даже привык к заунывному писку над ухом, сопровождающему все его сновидения.

Девицы были сродни комарам. Они тоже были всё время, мотали нервы и пролезали в любую щель. Сперва Троекуров удивлялся, позже начал забавляться, а потом и вовсе озверел. Навязчивость прекрасного пола была возмутительна.