– Где ж морочил? Он тебе прямым текстом говорил, что не собирается.

– Но собрался же, как видишь!

– С тобой не собирался, с этой своей, новой, – собрался, – вздохнула Маша. – Но с мужиками так бывает, Идочка, уж извини. Да и с женщинами подобное случается, чего уж там. Да и не только в семейной жизни такое происходит, а везде… Иногда вот сидим на постылой работе и тянем, тянем чего-то. Уйти страшно или лень что-то новое искать… Катаеву с тобой было удобно, но и только. Но дело не в тебе, не в том, что ты плохая. Просто он искал свой вариант…

– Да я знаю, что я неплохая, что я, возможно, в сто крат лучше его нынешней, но все равно он гад. Неужели не мог сразу сказать, что я не его вариант? – вспылила Ида.

– Он тебе и намекал на это все годы! На то, что свалит при первой возможности! Только ты ведь слушать не хотела, тебе самой искать другого человека лень было, или страшно, или неудобно…

– Но я женщина, а он – мужчина!

– И что? У нас равноправие!

– Да какое равноправие, когда ты сама позволила ездить на себе, весь быт на себя взвалила, а Пахомов твой даже за сыном в сад лишний раз не сходит… – запальчиво возразила Ида.

Маша недовольно замолчала, нахмурив широкие соболиные брови.

– Знаешь, что я придумала… Хочу с тобой поделиться своим планом, – шепотом произнесла Ида. Залпом допила бокал, тряхнула головой. – Устрою небольшой спектакль.

– Какой еще спектакль?

– Скажу Катаеву, что жду от него ребенка. Пусть помучается немного, – усмехнулась Ида. Эта мысль пришла к ней только что и показалась необычайно удачной. В самом деле, ничего противозаконного, плохого она не совершит, зато даст почувствовать своему бывшему, каково это – когда вот так щелкают по носу.

– Такими вещами не играют, Идочка, – испугалась Маша.

– А живой человеческой душой играть можно?

– Ну не дури, не поверит твой Катаев, вы ж с ним полгода как расстались! Какой ребенок…

– Это так. Но месяца полтора или два назад у нас с ним было. Он должен поверить.

В прихожей щелкнул замок, что-то загрохотало, послышались шаги.

– Мари, мы прибыли! – оповестил зычный мужской бас. – А точнее, приплыли! Там все растаяло, к чертовой бабушке…

«Тоже мне осипший!» – пожала плечами Ида.

– Мамулечка-а-а! – радостно, в унисон завопил детский голос. – Я в лужу упа-а-ал, когда мы из садика шли! А папа меня достал и сказал, что я карась! Мамулечка-а, а карась – это матное слово?

– Срочно в ванную, в горячую воду… Пахомов, ты почему не уследил за ребенком, он в декабре уже два раза болел! – Маша, сорвавшись с места, убежала.

В прихожей снова раздался шум, хохот и вопли…

Ида сидела на кухне одна и сосредоточенно допивала вино. Она совершенно не завидовала подруге. А чему тут завидовать? Машкин Пахомов – это смесь гориллы и трактора. Кирюшка же – самая настоящая иерихонская труба – нормально, вполголоса этот ребенок говорить не способен. У этого мальчишки всегда под носом сопли и вечно грязные ладошки, которые в пять секунд способны изгваздать все вокруг, включая одежду гостьи и ее сумку из брендового магазина… Если сейчас Кирюха ворвется на кухню, то так оно скорее всего и будет. Нет, Пахомов и Кирюха – отличные пацаны, но себе Ида желала бы других близких. Она мечтала об интеллигентном, интересном, ироничном муже и необыкновенном, талантливом ребенке. С Катаевым, как ей казалось с недавних пор, именно такая семья у нее и получилась бы.

Ида поняла это полгода назад, когда они с Катаевым расстались после очередной ссоры. Ну да, ссорились иногда, у всех так бывает. Это нормально. И почему она злилась на возлюбленного по каким-то пустячным поводам? Ей, как умной женщине, надо было терпеть и не обижаться. Оказалось, что все остальные мужчины вокруг были в сто раз хуже Романа.

А теперь Иде хотелось не только наказать Романа, но и расстроить его грядущую свадьбу. Возможно, если свадьбы не будет, они снова сойдутся… И тогда уже осознанно, целенаправленно ей удастся «дожать» этого мужчину, довести его до алтаря.

* * *

Мобильник, лежащий в сумочке Алисы, буквально разрывался. Анатолий достал телефон, взглянул на экран. «Роман» – прочел он. Брезгливо поморщившись, Карташов нажал на кнопку выключения и положил затихший телефон на место. Затем на цыпочках подошел к двери, за которой держал Алису, прислушался… Тихо. Возможно, она легла спать. Если подумать, то Алиса – удивительно спокойная, совершенно несклонная к истерикам и неадекватному поведению женщина. Вот и в этот раз, наверное, позлится немного, обидится на Анатолия, устроившего ей «шоковую терапию», зато потом поймет, простит и даже станет испытывать благодарность.

А что, если прямо сейчас зайти к Алисе, лечь на кровати рядом с ней, обнять ее? Поцеловать в шею и прошептать ласково: «Я с тобой. Я всегда с тобой, ничего не бойся…»

Анатолий хотел это сделать, но не мог. Как и раньше, как всегда. Не мог сказать тощей, веснушчатой девчонке из соседнего подъезда, что она ему нравится. Сколько лет, даже десятков лет ходил он мимо Алисы, болтал с ней о каких-то пустяках, играл в прятки, но ни словом не обмолвился о том, что чувствует к ней.

Приближался к этому моменту вплотную, уже даже рот открывал – и не мог. С другими девчонками мог, с этой – нет. «Она же страшненькая, полудикая, чучело…» – уговаривал он сам себя. Мозг и сердце юного Толика всегда находились в противостоянии. Сердцем он тянулся к Алисе, рассудок же брезгливо одергивал: «Фу, ну не с этой же…»

Если вспомнить, Анатолий всегда был озабочен тем, насколько он соответствует людям, обстоятельствам… Даже одежде и еде. Раньше, еще в детстве, когда окружающие Анатолия не замечали, считали слабаком, он видел в этом несправедливость. Поскольку он, Анатолий Карташов, – супермен. Гений. Лучший. И должен быть у всех на устах! Поэтому Толик тянулся вверх, работал над собой, интересовался многим… Еще в юности понял, что обладает даром убеждения, властью над людьми, и решил – надо развиваться именно в этом направлении.

Он чувствовал свою силу, свои возможности, предвидел свое яркое будущее. Рядом с ним должна находиться принцесса, а не эта бледная, невзрачная девчонка.

Однажды летом, когда готовились к выпускным экзаменам, Анатолий столкнулся во дворе с Алисой. Девушка выглядела взволнованной, испуганной. Призналась, что в выходные она с подругами ездила в Серебряный Бор и там чуть не утонула. Ее чудом спасли: кто-то из отдыхающих заметил, как она тонет, вытащили… «Боюсь теперь даже к воде подходить, на море ни за что не поеду!» – с нервным смешком призналась Алиса. «Ну обошлось же… – пожал плечами Анатолий. – Ты, Мусатова, главное, теперь не концентрируйся на этом событии, попытайся относиться к нему спокойно». Сказав это, ушел. Хотя на самом деле ему ужасно хотелось ее обнять, приободрить. Тянуло признаться, что сочувствует ей, переживает за нее. Но ничего из этого он так и не сказал, не сделал, не смог. Зато ночью еле уснул – он вдруг представил, что будет, если Алисы не станет. И как тогда ему жить, для чего? Для кого стараться, мир покорять?

На выпускном Анатолий, выпив шампанского, решил раз и навсегда покончить со своей странной, избирательной робостью, проявлявшейся лишь в отношении этой рыжей девочки. Если есть проблема – значит, надо ее решить, и решить радикально, не медля.

Пригласил Алису на танец (кстати, и танцевать она толком не умела, неуклюжая и неловкая!), потихоньку увел ее в сторону и попытался поцеловать. Но что Алиса? Она с испуганным и возмущенным видом оттолкнула его: «Фу, Карташов, противно!»

Алисе было противно. Ей, ничтожной рыжей замухрышке… Анатолия словно кипятком обдало от этих слов. Он ничего не ответил, отошел, пылая от ненависти и возмущения.

Тут же пригласил на танец другую… Люду, кажется. Даже фамилии этой девицы из параллельного класса теперь не вспомнить. Плясали вместе самозабвенно, а потом, не сговариваясь, спрятались в какой-то подсобке, и там случилось то самое… Чего Анатолий еще не испытывал и что хотел сделать вместе с Алисой.

Под утро, когда Анатолий в одиночестве возвращался через рассветную Москву к себе домой, он плакал – пьяный и несчастный. Словно произошло нечто непоправимое. И в случившемся Анатолий обвинял Алису. «Что ты наделала, что же ты наделала!» – твердил он сквозь зубы, вытирая кулаком злые слезы на глазах.


…Алиса поступила в медицинский институт, и Анатолий тоже, в тот же самый вуз. Он и ненавидел эту девушку, но и расстаться окончательно с ней не мог. Почему-то хотелось видеть ее постоянно. Тем более что старые пятиэтажки стали расселять… Но Анатолий ничего не сказал ей о своей обиде, о своих чувствах и вел себя как ни в чем не бывало. Иногда, сталкиваясь с Алисой в институтских коридорах, дружески болтал с ней, даже шутил.

Встречался с другими девушками, пользовался у них успехом. Увлекся гипнозом, психологией; преподаватели прочили ему серьезную карьеру – талантливый юноша, неординарный.

И тут новый удар – стало известно, что Алиса выходит замуж… за какого-то левого чувака, из экономического вуза. Это был огромный, лохматый парень с гулким смехом, раздающимся словно из бочки, с кучей завиральных идей… и бородатый, ко всему прочему.

Потом Анатолий узнал, что Алиса ждет ребенка. От этого бородача, конечно же. Пожалуй, именно тогда Карташов понял, что потерял Алису навсегда. Все, баста, решил он! Пора уже забыть, выкинуть ее из сердца…

На некоторое время у него наступило нечто вроде блаженного забытья. В те годы он учился у известного гипнотизера, общался со светилами психиатрии и психологии, встречался со всеми подряд, куролесил по всей Москве, активно занимался спортом, ездил на стажировку в Америку… Но однажды, вернувшись в альма-матер после всех интернатур и ординатур, столкнулся в коридоре с Алисой. С этой худенькой, бледненькой, конопатой замухрышкой (она, кстати, так и не изменилась со временем, не стала ни краше, ни лучше).

Алиса обрадовалась ему искренне, обняла:

– Толик, каким ты стал… Красавец! Гора мускулов!

Побеседовали. Оказалось, подруга детства развелась со своим бородатым мужем и теперь растила ребенка одна. «Так тебе и надо!» – мысленно усмехнулся Анатолий, с сожалением и жалостью разглядывая Алису. Что ж, выходит, сама судьба наказала ее.

Ухаживать за ней, пытаться завязать романтические отношения он уже и не думал. Фи! Нужна она, эта Алиса, серая мышка. Да еще и с чужим ребенком! Но окончательно расстаться с мыслями о ней Анатолий почему-то не мог. Когда Алиса в конце разговора сообщила ему, что собирается работать в одной из поликлиник восстановительного лечения, то он поднял брови:

– Слушай, хорошее местечко ты нашла… Я об этой поликлинике слышал. Там главврач интересную команду собирает – замечательные специалисты, оригинальные методы лечения, в том числе и не совсем традиционные… Апитерапия, гирудотерапия. Сильное отделение психотерапии! У меня одногруппник туда устроился и меня зовет.

– Да? Это же здорово… Получается, мы с тобой опять будем вместе? – обрадовалась Алиса.

– Не исключено. Я, понимаешь, ищу место, где можно чувствовать себя свободным. Частные клиники, извиняюсь за каламбур, рвут меня на части… Да, там платят больше, но зато и спрос по полной… Пахать заставят. А я хочу свою «методу» развивать… По-хорошему, мне надо собственную клинику открывать, но сейчас пока что у меня еще кишка тонка. Нет финансов, авторитета особого нет… Где я спонсоров найду на выгодных для меня условиях? К тому же на данный момент мне выгоднее государственное учреждение. Надо сформировать свою клиентскую базу. Хочется заняться каким-то определенным направлением… Наркология или вот – взялся бы работать над пищевым поведением.

– Интересно! Ах, Толик, ты такой молодец… – улыбнулась Алиса. Она вдруг показалась Анатолию совсем уж некрасивой – тощая, с убранными назад, прилизанными волосами серо-ржавого цвета, в ужасном свитере и каких-то бесформенных спортивных брюках. Лицо без грамма косметики, тонкая сухая кожа, неровная, уходящая в красноту, лоб слегка шелушился. Нос этот ужасный, точно у Бабы-яги… Типичная мать-одиночка, замученная бытом, забывшая о себе как о женщине.

Анатолий ее не любил. Даже больше того – Алиса была ему неприятна физически. Но все же он не мог окончательно отвязаться от этой девушки. Зачем-то ему было надо всегда держать ее в поле зрения, видеть с регулярной периодичностью. Это не любовь, это просто привязанность, уверял он себя. Как прикипают, бывает, душой к каким-то вещам, к местам. К людям. Они уже не нужны, они потеряли свое предназначение в твоей жизни, но… человеческая психика консервативна. Избавиться, выкинуть на помойку то, что является лишним – как в прямом, так и в переносном смысле, – это порой ненужный стресс.

Иногда радикальные перемены нужны, а иногда – опасны. Если уж привык к определенному сорту кофе, виду из окна, человеку рядом – то лучше оставить это как есть. Надо четко понимать, что тебе мешает, а что помогает. Вот Алиса, если подумать, Анатолию определенно помогала. Являлась неким катализатором развития его личности. А потому была нужна.