– А куда он денется? И… Это я заплатил за первый месяц Гуле. Ну, и потом тоже стану ей на карточку перечислять. Мы так договорились. Разумеется, я буду звонить Миле, спрашивать у нее отчет о Гуле.

– Ты, ты согласился платить?!

– А почему ты удивляешься…

– Но ты и так…

– Лисичка, сумма совсем небольшая, я тебе говорил. И потом, ты знаешь, я не благотворитель ни разу. Я не подаю, я с подозрением отношусь ко всем просящим – вон сколько хитроумных мошенников развелось, я особо не верю всем этим благотворительным фондам… В них надо разбираться – где настоящие, где нет, вникать во все, а это долго и сложно. Так что в данных обстоятельствах я верю только себе. И вот у меня появилась возможность действительно кому-то помочь по-настоящему. Я никогда никому не помогал, но… я, оказывается, хотел сделать это. Мне стало жалко Милу, ее детей, и я хочу им помочь. Это совсем немного… и по деньгам, и по всему… вообще.

– Спасибо. Ты необыкновенный человек, – тихо произнесла Алиса. – Вернее, ты… ты настоящий человек. Не знаю. У меня нет слов. – Она не выдержала, отвернулась, пряча глаза.

– Да все мы люди, – весело произнес Роман. – Я, знаешь, по дороге в Питер Хэмингуэя читал. «По ком звонит колокол». На романтически-благородный лад настроился…

– А, вот оно все откуда! – улыбнулась Алиса. – «Не спрашивай, по ком звонит колокол – он всегда звонит по тебе…»

– А может, я просто трус, и от всего деньгами хочу откупиться, – усмехнулся Роман. – Кто знает… От Иды хотел откупиться и сейчас вот тоже… Я, Лисичка, в шоке. Никогда не думал, что эта болезнь, ну, которая у Бориса с Глебом, может протекать в столь тяжелой форме. Обычно в кино, на телевидении, в передачах подобных людей показывают какими-то другими: они понимают, изъясняются, пусть и не напрямую. А у парней, оказывается, тяжелая умственная отсталость, и нет надежды на то, что они станут нормальными, обычными людьми. Можно лишь помочь им немного адаптироваться в этом мире, но сами себя они никогда обслужить не смогут. И только мать видит какие-то отблески сознания в своих детках.

– Бедная Мила… Я ее никогда не видела, не знакома с ней и даже не представляю, что за жизнь у нее.

– У нее вообще нет жизни. Ну, мне так показалось, – сказал Роман. – Ладно, давай не будем об этом.

Он взял руку Алисы, поцеловал ладонь, прижал ее к своей щеке.


На следующий день снегопад добрался до Москвы. Город словно исчез под белой пеленой – в нескольких метрах уже ничего не было видно.

Алиса шла пешком, натянув капюшон на пол-лица, и чувствовала, как снег тает у нее на коже. «Сколько там? – Алиса подняла голову, всмотрелась, что показывают уличные часы сквозь мутную снежную пляску. – Половина восьмого… Как-то я рано сегодня».

– Алиса! – кто-то нагнал ее сзади, подхватил под руку.

Это был Анатолий Карташов.

– А я пешком сегодня… Уф, заметает! Не рискнул на машине, – заявил он самодовольно.

Алиса осторожно высвободила свою руку.

– Ты что, до сих пор дуешься на меня? – засмеялся Анатолий.

– Нет, – холодно ответила она.

Анатолий шел чуть впереди, наклонившись и повернувшись – чтобы снег не летел в лицо, – и внимательно разглядывал Алису.

Она и вправду на него не сердилась, но сейчас старый друг показался ей совершенно чужим, неприятным даже человеком, с которым ей совершенно не хотелось говорить.

– А я ведь тебе только добра желал, Мусатова.

– Путь в ад тоже выстлан благими намерениями.

– О, сколько пафоса… – хихикнул Анатолий, потом лицо у него как-то сморщилось, окаменело, и он резво побежал вперед. Через минуту его силуэт уже исчез за пеленой снега.

Алиса специально замедлила шаг – на всякий случай, чтобы не столкнуться с Карташовым в холле поликлиники.

Облепленная с ног до головы мокрым снегом, она долго топталась в предбаннике. Мимо проходили люди – в основном посетители. Рабочий день уже начался.

– Алисочка, чего стоим? – обогнала Алису завотделением – румяная, с небольшим сугробом на загнутой, наподобие крыши у пагоды, челке.

– Замело меня! – Алиса попыталась улыбнуться, но сама почувствовала, что получилось как-то криво – мысли об Анатолии мешали. Похоже, она потеряла старого друга навсегда… Да и вчерашний разговор с мужем о Борисе и Глебе тоже не выходил из головы.

– Все в порядке? – вдруг серьезно спросила завотделением.

– Да-да, все просто отлично.

– Ты, если что, обращайся.

Завотделением убежала вперед. «Чего это с ней? – с недоумением подумала Алиса. – Или со мной и правда что-то не так?»

В гардеробной для сотрудников она долго стояла перед зеркалом, приводила себя в порядок. «Кажется, и вправду вид слишком мрачный у меня сегодня!» – решила Алиса. Заставила губы растянуться в улыбке, затем, вздохнув, изменила выражение лица на обычное, спокойное и погрозила своему отражению пальцем.

Заметила в углу двух сотрудниц, которые только пришли и раздевались теперь в другом конце гардеробной, – обе психотерапевты, из одного отделения с Карташовым, и смутилась, как девчонка, ретировалась. Потом вдруг вспомнила, что оставила мокрые перчатки в кармане пальто. Метнулась обратно к двери и услышала из-за нее:

– Ты обратила внимание? Мрачнее тучи… Но пытается играть счастливицу.

– Да, кого хочет обмануть! Я, Леночка, все никак не привыкну к тому, что люди не стараются быть самими собой, а хотят кем-то казаться. Вот какой смысл?

– Ну да, все же знают, что у нее брак по расчету, зачем вести себя так, словно миллион выиграла?

– А я всегда своим пациентам говорю, что жить можно лишь с тем, к кому испытываешь приязнь, кого любишь.

«Это они обо мне? – неприятно поразилась Алиса. – Ну да, а о ком же еще! Только вот откуда они взяли про брак по расчету?»

Она не стала возвращаться обратно в гардеробную за перчатками, передумала. И направилась сразу к своему кабинету, на второй этаж. «Психологи, тоже мне. Нет, даже так – психолухи! – с раздражением подумала Алиса. – Развелось их… Целое отделение вместе с Толиком!»

Алиса, пока поднималась по лестнице, почему-то вспомнила свою двоюродную тетку. Женщине изменял муж, пил, бил – словом, весь комплект несчастий, но она упорно вела себя как счастливейшая супруга: вечная улыбка на лице, безмятежное спокойствие в глазах. Потом, правда, тетку из петли едва успели вынуть. «К чему это я? Неужели окружающим тоже кажется, что я все время притворяюсь? И откуда они знают о браке по расчету? Я же никому не говорила!»

У дверей кабинета Алису уже ждали первые пациенты. На время она забыла об утреннем происшествии, о сплетнях за своей спиной, но позже, к середине дня, когда ушел последний пациент, эти мысли вновь вернулись к ней.

Алиса была интровертом, избегала шумных компаний и близких отношений с коллегами, но тем не менее ко всем людям относилась спокойно и доброжелательно. Она не ждала от них особой любви к себе, но и не обижалась ни на кого всерьез. Ее не могли вывести из себя ни капризные, страдающие от боли пациенты, ни медперсонал, любящий посплетничать, – как-никак, коллектив поликлиники состоял в основном из женщин. Иначе бы Алиса просто не выжила в своей профессии.

Она никому не открывала душу и в чужую жизнь тоже не лезла. Минимум откровений на публике. О себе давала лишь какие-то общие сведения, не поделиться которыми нельзя. Вот рассказала недавно, что уехал сын и она без него скучает, а затем сообщила коллегам, что выходит замуж. Однако чересчур личными подробностями она никогда не делилась, нет.

И откуда люди узнали о том, что Алиса вышла замуж по расчету? Откуда?..

«Толик! – внезапно озарило ее. – С Толиком я все это обсуждала, точно!» Но невозможно было поверить в то, что старый друг, пусть и бывший теперь, поделился Алисиными тайнами с окружающими. Он же… мужчина, в конце концов, не какая-то сплетница. Зачем он так поступил?

Алиса принялась анализировать недавнее прошлое, и ей вдруг открылось – а много прозвучало этих странных «звоночков» со стороны, которые она пропускала мимо сознания. Но не обращать внимания на все это и дальше уже было нельзя.

Вот как сегодня с завотделением… Сколько людей уже в последние недели спрашивали, все ли в порядке с Алисой, отчего она такая грустная… Хотя она не грустная, а спокойная. Скорее, погруженная в себя. Или все ждали, что после свадьбы она будет буквально летать от счастья?

«Нет, нет, такое странное внимание именно потому, что они узнали, что я вышла замуж по расчету! И Толик постоянно подогревает это внимание. Он, судя по всему, активно меня обсуждает со всеми, обсуждает и осуждает – иначе бы интерес к моей скромной особе давно утих. Ну по расчету и по расчету, что ж такого. А тут Толик… Да он интригует против меня, а я ушами хлопаю, точно дурочка!» – Алиса, осознав масштабы сплетен, схватилась за голову.

Она заперла дверь кабинета и решительным шагом направилась в соседний коридор. У двери Карташова стояла толпа дам разного возраста и комплекции – в основном солидной. Они бурно и восторженно беседовали с Толиком. Тот с надменным и холодным лицом терпеливо принимал комплименты.

Алиса остановилась чуть в стороне, прислонившись к стене, и принялась терпеливо ждать.

Но старый друг сразу ее заметил, обратился к поклонницам:

– Дамы, дамы, мне некогда, у меня совещание… Алиса Николаевна, прошу!

Алиса оторвалась от стены, направилась вслед за Карташовым.

Они оказались вдвоем в его кабинете, Анатолий закрыл за собой дверь.

– Садись. Ты поговорить хотела? – вежливо, благожелательно спросил Карташов.

– Да.

– Ну что ж, слушаю тебя, моя дорогая лиса Алиса.

– Толик… ты ведешь себя не по-мужски, – мрачно произнесла она. – Может, это, конечно, твоя очередная радикальная терапия в мой адрес… Но не надо разносить обо мне сплетни. Не надо меня обсуждать с другими людьми.

– Я сплетничаю?! – Ноздри у Толика раздулись. – Ты в своем уме, Мусатова?

– А, ты из меня еще и сумасшедшую хочешь сделать? Прелестно. Да, ты обо мне сплетни разносишь. Именно ты, потому что больше просто некому. Лишь с тобой я обсуждала… некоторые аспекты своей семейной жизни. В частности, то, что я вышла замуж по расчету.

– Ты точно ку-ку, душа моя. Мне плевать на тебя и на твоего звукорежиссера!

– Нет, не плевать, – улыбнулась Алиса. – Иначе бы ты не стал запирать меня у себя дома на целую ночь. Ты теперь зол и обижен, потому что у тебя тогда ничего не получилось. И это так мелочно выглядит со стороны… Ты мне мстишь исподтишка.

– А смысл? – зарычал Анатолий. – Какой мне в этом смысл?

– Такой. Задето твое самолюбие. Все тебя слушаются, а я вдруг вышла из подчинения, нехорошая… И это очень мелко и жалко, – со вздохом повторила Алиса.

– Не надо, не надо придумывать… Да кому ты нужна. Мне?! Не смеши.

– А знаешь… я, пожалуй, еще тебе кое в чем признаюсь, – весело продолжила Алиса. – Я не отрицаю, что выходила замуж по расчету. Как и мой муж, которого ты почему-то упорно называешь звукорежиссером… Поначалу у меня с Ромой была сделка, да. Союз двух одиноких людей, созданный для того, чтобы выжить вместе. Но потом… потом я влюбилась. И полюбила. И он меня тоже. И мы счастливы. Очень. И я за своего мужа умереть готова. Я люблю его так, как еще ни одного мужчину не любила. Он мое сокровище. Я его не просто люблю, я его обожаю, я… – Она не договорила, махнула рукой.

На Толика было страшно смотреть. Он сидел неподвижно, все в той же позе, в которой и начинал разговор, – нога на ногу, шея наклонена чуть вперед, так что создавалось ощущение, будто он «набычился», руки на подлокотниках, мощными бицепсами вверх. Поза сильного, доминирующего самца. Но по лицу мужчины словно бежали стремительные тени, ежесекундно меняя его выражение. Как при ускоренной киносъемке…

Алисе стало вдруг жутковато, она опомнилась, прежний запал утих. «И что я делаю, почему не удержалась… Ах, да бог с ним, пусть сплетничает, если хочет! Все равно умные люди ему не поверят, а мнение сплетников меня не интересует».

Ни слова больше не говоря, Алиса поднялась из кресла и покинула кабинет Карташова. А потом, уже бредя домой сквозь продолжающуюся метель, подумала: «Вдруг Толик меня любит, и это ревность у него так проявляется?»

Мысли о том, что друг детства испытывает к ней нежные чувства, и до того несколько раз посещали Алису. Впрочем, очень быстро ее покидали. Ведь Толик ни словом, ни жестом, ни взглядом не показал своей любви (если не считать одной-единственной попытки поцеловать ее на выпускном). Но кто не целовался на выпускном или в слегка захмелевшем состоянии? Подобные выходки ничего не значат. Или вот недавно Толик замуж позвал, предложил бросить Романа… Но это заявление тоже выглядело несерьезно. Скорее это был вызов, ирония…

«А какие еще могут быть проявления любви? – с раздражением думала Алиса, старательно огибая сугробы на своем пути. Нет, я бы почувствовала, я же чуткая еще женщина, несмотря ни на что… Но, с другой стороны, Толик всегда был рядом. И возможно, это не случайность, потому что он всегда появлялся после. Я в медицинский институт – и он за мной. Я пришла в эту поликлинику, и он через полгода тоже оказался здесь. Что, если он преследует меня? И не может сказать о своих чувствах… Вечная проблема всех психологов и психотерапевтов – им бы для начала разобраться в себе, в своих проблемах… А потом Толик узнал о моем замужестве и окончательно потерял контроль над собой!»