– Ты о своем замужестве? Пфф… – пренебрежительно фыркнул он. – Не сравнивай, это разные вещи.

– Ты груб и заносчив, – холодно произнесла Алиса.

– Ну вот, опять ты на меня наезжаешь!

– А ты ведешь себя как царь, как пуп земли… – огрызнулась она. – И это, кстати, твой большой недостаток, тот самый камень, о который ты можешь споткнуться, – твое самомнение… Ты просил у меня поддержки? Ну так вот, получи ее, получи мое предупреждение. Дело ты задумал хорошее, но некоторые черты твоего характера могут тебе помешать.

Они остановились на мосту, под которым плескалась черная вода. На ее поверхности покачивались островки нерастаявшего льда.

– Я знаю. Моя сила – это и моя слабость. Ты права, – глядя вниз, пробормотал Анатолий.

– Я на тебя не сержусь. Мы давно выросли, стали разными, изменились. И… мы стали совсем чужими, – вздохнув, решительно произнесла Алиса. – Все имеет свое начало и свой конец. Даже дружба. Наша дружба закончилась… И в этом ничего страшного нет.

– Я не хочу тебя терять, моя чудесная Алиса.

– Зачем я тебе, для чего? Привычка? – вдруг засмеялась она. – Почему ты за меня так держишься, не понимаю… Мне одно время даже казалось, что ты в меня влюблен.

– Я? Влюблен? В тебя?!

– Да-да. А сказать почему-то не можешь. Сапожник без сапог, психотерапевт с комплексами, гипнотизер, который сам нуждается в том, чтобы его расколдовали…

Анатолий вздохнул, держась за перила. Повернулся к Алисе. В отдаленном свете фонарей было видно, что он улыбается.

– Глупо, да? Я знаю, – пожала плечами Алиса.

Он уже смеялся в голос, дрожа всем телом:

– Я? Влюбился? В тебя? Господи, Алиса… Ты такая смешная!

– Перестань. Ну правда, мне так показалось, – не выдержала и засмеялась она.

– Я в тебя влюблен… Нет, ну надо до такого додуматься! Ах, Алиса, Алиса… – Анатолий начал постепенно успокаиваться. Спросил уже добродушно: – А какое слово глупое, пошлое – любовь. Влюблен. Любо-овь… – Он словно пробовал эти слова на вкус. Поморщился: – Что-то такое напыщенное, устаревшее, вульгарное во всем этом. Кружева и розочки. Румяные щеки и пудреные парики. Пасторальная чушь!

– А ты не приписывай свои ощущения другим людям, – пожала плечами Алиса. – Может быть, у меня совсем иные ассоциации с любовью.

– Да кто ты такая…

– Перестань меня унижать! – разозлилась Алиса. – Все, я ухожу. Я совершенно зря согласилась встретиться с тобой…

Она повернулась, но Карташов заорал:

– Да стой ты! Господи, как же мне тяжело…

В его голосе было столько боли и отчаяния, что Алиса остановилась, повернула назад. Анатолий стоял, охватив руками голову.

– Толик…

– Я не знаю, какие слова подходят моему чувству. Все слова лгут. Алиса, я болен тобой. Я болен тобой всю жизнь.

«Болен мной? О чем это он?» – растерялась Алиса. Она уже совершенно запуталась. Она не понимала Карташова. С одной стороны, Алиса чувствовала его интерес к себе, с другой – старый друг словно смеялся все время над нею. Почти ненавидел… Едва сдерживал постоянное раздражение к ней.

– Я помню все. Все, что было много лет назад. Здесь. – Он сделал широкий жест рукой, охватывающий пространство вокруг. – На Первое мая, помнишь? Нам с тобой лет шесть-семь было. Такое солнце… И эти тополиные сережки, красные, они были всюду под ногами, у нас во дворе. Мы с тобой отправились в центр, на демонстрацию, протопали несколько кварталов, потом передумали – вдруг родители заругают. По набережной возвращались назад, ели мороженое. Ты была такая худая, страшненькая, с этими жуткими косицами… Не девочка, а пугало огородное. Я шел рядом и все время на тебя смотрел, удивлялся тебе. А потом наступило лето, и я почти три месяца без тебя прожил, чуть с ума не сошел. Приехал в августе и узнал, что тебя записали в обычную школу, а меня в какую-то особую, с углубленным изучением английского. Как я скандалил, как воевал с матерью – чтобы меня перевели в ту школу, куда ходила ты. Нет, нет, Алиса, я ничего тогда еще не понял, просто бунтовал против спецшколы… А оказывается, это все из-за тебя, из-за тебя.

– Не понимаю. Я тебе тогда нравилась? – удивленно прошептала Алиса.

– Нет! Ты мне никогда не нравилась! – нервно расхохотался Анатолий и продолжил, уже с глубокой нежностью в голосе: – Ты просто рыжее чудовище, вот ты кто. Я болен тобой. Это диагноз у меня такой – Алиса Мусатова.

– И долго это продолжалось? – упавшим голосом произнесла Алиса.

– До сих пор, милая, до сих пор.

– Да?.. До сих пор?! А почему ты мне никогда не говорил ничего?

– Говорил.

– Не говорил! Замуж предлагал, да, но это же… шутка была?

– А тогда, на выпускном, не помнишь?

– Ты мне ничего не говорил! – рассердилась Алиса. – Ты меня просто поцеловать хотел!

– А ты меня оттолкнула и сказала, что тебе противно!

– Не ты противен, нет! Сама ситуация… Господи, Толик, ты идиот, а что должна была сказать закомплексованная, дикая девица, какой я почти всю жизнь была! Естественно, я шарахнулась в сторону, но я от любого столба в то время шарахалась!

– Я не любой столб, это я! – зарычал Анатолий.

Алиса передернула плечами, отошла к перилам. Что она чувствовала в этот момент, когда, наконец, все точки над «i» были расставлены, когда Анатолий во всем признался? Она испытывала досаду и… облегчение. Исчезла прежняя неопределенность, то странное состояние, когда рассудок и интуиция находятся в противоборстве друг с другом… Интуиция раньше подсказывала Алисе, что старый друг к ней явно неравнодушен, а мозг кричал – нет, любящие так себя не ведут! И пусть Анатолий сам отказался называть свое чувство любовью, назвал его болезнью – по сути, он только что признался Алисе в любви.

Но эта любовь оказалась Алисе в тягость, отсюда и досада. Толик – старый приятель, странный, порой невыносимый, а иногда очень добрый – никогда не вызывал в Алисе нежных чувств. Он просто друг, не больше. И потому открывшееся – страдания Толика из-за неразделенных чувств – вызывало теперь у Алисы лишь сожаление.

– Ничего не понимаю, – с тоской произнесла она. – Столько противоречий. Сходил по мне с ума много лет и молчал. Терпеть меня не можешь, не нравлюсь, и вдруг – от меня отвязаться не в силах.

– Это амбивалентность мышления. Амбивалентность. Когда присутствует и желание, и отвращение. Особое психологическое состояние. Когда любят и ненавидят одновременно, – со смешком произнес Анатолий. – У рожениц иногда бывает нечто подобное, когда они и обожают свое дитя, только что рожденное ими в муках, и убить его готовы… Синдром Блейлера. Потом проходит, к счастью, без последствий.

– Ну так и лечился бы! – выпалила Алиса. – Столько лет этой фигней страдаешь. Эх ты, врач.

– Амбивалентность – это нормально, это у всех, я не псих. Вот ты, ты сама – разве не испытываешь в своей работе двойственных чувств? А к людям? А к Ромочке своему? Он во всех смыслах тебя устраивает, ты всем довольна?

– А вот про мужа моего не надо…

– Алиса. Алиса… – Анатолий неожиданно сменил тон, его голос обрел глубину, в нем зазвучали нежные нотки. – Ты могла бы полюбить меня? Ну, чисто теоретически.

Алиса повернулась лицом к Карташову. Взглянула ему в глаза.

– Нет, – спокойно произнесла она. – Сейчас – нет. Да и раньше тоже. Хотя не знаю… Может, если бы ты хоть как-то выразил ко мне свои чувства – я и откликнулась бы… Не знаю.

– А давай я тебя поцелую, а? – Он придвинулся ближе. – Ты же добрая женщина, у тебя есть сердце. Подай мне милостыньку, а? Один поцелуй, о большем я не прошу. И отстану от тебя навсегда, на веки вечные! Я получу то, чего ты меня лишила когда-то, и, возможно, моя привязанность к тебе уйдет.

Алиса совсем не хотела целоваться с Карташовым. И не только потому, что была замужем за Романом и любила своего мужа всей душой. Алиса просто не хотела делать это.

– Нет, – подумав, безнадежно вздохнула она.

– Пожалуйста! Чего тебе стоит… это же даже не измена!

– Толик, нет.

– Ты просто чудовище, Мусатова, рыжее злое чудовище, – гневно закричал Анатолий и вдруг схватил Алису за плечи, придвинул к себе, прижался к ее губам, стараясь поцеловать. И вырваться нельзя – Алиса словно попала в железные тиски… Но, к счастью, это длилось недолго.

Анатолий отпустил Алису. Она сделал шаг назад, повернулась к перилам, вцепилась в них.

– Ну ты дура-ак, – потрясенно произнесла она.

– А что ты почувствовала, скажи?

– Ты дурак, вот что я почувствовала. Это противно. Ты мне противен. Это насилие какое-то… Да иди ты к черту со своей больной любовью! – едва не плача, произнесла она. – Иди лечись!

* * *

Анатолий не собирался признаваться Алисе в своих чувствах. Вызывая Алису на разговор, он хотел одного – вернуть прежние отношения, вновь стать с ней приятелями. Потому что без Алисы, без своего «талисмана» рядом он жить не мог. Но как-то так получилось, что он признался… Рассказал наконец о том главном, что носил в своем сердце долгие годы.

С другой стороны – а почему не рассказать? Возможно, это и окажется тем единственным, что в данной ситуации растопит лед между ними. До самого последнего мгновения Анатолий надеялся, что Алиса отнесется к его признанию с сочувствием. Но рыжее чудовище обозвало его дураком и посоветовало лечиться. Вот оно, «сладкое» возвращение в детство, в ту самую песочницу, с которой и началось их знакомство!

И даже поцелуй на Алису не подействовал. Кстати, Анатолий, придумал эту просьбу с поцелуем спонтанно – надеялся на то, что его отпустит и он словно бы окажется в пустыне. Но нет. Поцелуй вызвал у Анатолия обратную реакцию. Ту самую, мужскую. Как и тогда, на выпускном. Желание… Страстное, невыносимое, мучительное. Какая пустыня! В груди Анатолия по-прежнему бушевали огонь и лава, тяжко ворочались пласты раскаленной магмы, точно в кратере вулкана… И это было ужасно унизительно. Как так, почему тело не слушается своего хозяина? Неужели рассудок настолько слаб перед плотью? Зачем тогда нужны развитие цивилизации, все эти изобретения, невиданные технологии, если миром, как и десять тысяч лет назад, правит первобытный инстинкт?

Алиса стояла рядом, вполоборота к Анатолию и, страдальчески сведя брови, смотрела на темную воду внизу. «А я ведь был прав, когда решил, пусть и не всерьез, что мне надо убить ее. Это единственно верное, правильное решение, которое разом избавит меня от всей этой мороки, освободит навсегда. Вот если бы бросить сейчас Алису в реку… А что, плавать она не умеет. Вода ледяная. Сразу пойдет ко дну!»

Анатолий прерывисто вздохнул, огляделся. Вокруг никого не было, лишь в стороне, на противоположной стороне дороги, метрах в ста, грохотала стройка. По дороге изредка проезжали на большой скорости машины… Видеокамер, судя по всему, вблизи не было. Бросить Алису в воду и уйти.

Тело найдут не сразу. Конечно, плохо, что сегодня все в поликлинике видели их – Алису и Анатолия, выходящих вместе, садящихся в его машину. Там-то, кстати, полно видеокамер, откуда они выезжали…

«Ну и что. Скажу, что Алиса сама вызвала меня на разговор. Господи! – У Анатолия пробежали мурашки по спине. На него снизошло озарение. – Даже придумывать ничего не придется! Я и так всем в поликлинике сообщил, что у Мусатовой клиническая депрессия, потому как брак по расчету не оправдал ее ожиданий, и она жаловалась мне… Ссорилась со мной, пытающимся ее спасти, потом мирилась… Вот и сегодня Алиса хотела посоветоваться со мной в очередной раз. Мы поехали с ней по местам нашего общего детства, я уговаривал ее начать лечение, она капризничала… мы поссорились. Я психанул и уехал. А она кинулась в воду. Ну кто ж знал? Да, я в этой ситуации подлец, не слишком хороший психолог, зато не убийца! У меня же для исполнения моего плана все есть, вся почва подготовлена! Чего я медлю, зачем?»

Анатолий вновь огляделся. Никого.

– Зря я согласилась на этот разговор с тобой, – с тоской повторила Алиса. – Ладно, поехали обратно.

Сейчас или никогда!

Анатолий нагнулся и, схватив Алису за щиколотки, одним резким, быстрым движением перевернул ее над перилами, только шарфик взметнулся в воздухе. Миг – и вот уже Алиса летит вниз. Еще через секунду донесся всплеск.

Что там, внизу, Анатолий смотреть не стал. Так же быстро пошел прочь, сел в машину и передернул плечами. «Я справился. Я решил проблему. Радикально. Бесповоротно!»

Он завел машину, погнал ее вперед мимо бесконечной стены, огораживающей стройку. Когда же свернул на соседнюю дорогу, уводящую в центр, вдруг понял, что не учел кое-что. Да, на набережной, где они стояли с Алисой, машин и людей рядом не наблюдалось, но вдруг под мостом кто-то гулял? Подростки, велосипедисты… Или бомжи какие-то прятались… Ведь под мостом – свободный проход с обеих сторон.

«Нет, кто в здравом уме пойдет туда, станет гулять в такой темноте? Какие велосипедисты, еще не сезон! Даже если кто и бродил под мостом, уж никак не мог заметить, что я сбросил Алису вниз. Он мог увидеть лишь то, что женщина падает сверху… Стоп. Ладно, увидеть не мог, а если кто-то слышал наш разговор? Нет, нет, там метров десять до той дорожки, что под мостом… Никто не видел и не слышал. А если и слышал, то можно сказать, что мы ругались, да, но я ушел, а она бросилась… Что же я наделал, я под статью себя подвел!»