- Эй. Как Фи?

Я сжимаю переносицу.

- Не очень. Она вялая и ни в чем не заинтересована. Словно просто... ускользает, понимаешь?

- Кажется, у нее депрессия.

- Знаю, Боец, - восклицаю я, затем вздыхаю. - Я просто не понимаю, что с этим делать. - Я сделал заявление для прессы, рассказав, что Фи - моя девушка, и я восхищаюсь ей и забочусь о ней. Смысл в том, что нужно было послать куда подальше всех ненавистников Фи. Не то чтобы это помогло.

Голос Дрю становится ниже.

- Тебе нужно вытащить ее из дома.

- Она не хочет выходить.

- Жесткая любовь, Декс. Будь тем парнем, который давал мне под зад всякий раз, как я хандрил. Ты - якорь, наш Большой Папочка, и так далее.

Я невесело смеюсь.

- Я правда не хочу играть в Большого Папочку с Фи.

Он тоже смеется.

- Ага, ладно, проехали. Но с другой стороны. - Я снова бросаю взгляд на окно. - Прямо сейчас она такая хрупкая. Я не хочу ранить ее еще сильнее.

- И не ранишь. Но это своего рода выражение жесткой любви, не так ли? Ты делаешь то, что должен, несмотря ни на что.

Несмотря ни на что. Я отталкиваюсь от шины.

- Мне нужно позаботиться о некоторых вещах, - говорю Дрю. - Перезвоню тебе позже.

- Удачи, мужик.

Вероятно, она мне понадобится. Я кладу трубку и направляюсь в дом.

Фиона

ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ я избегаю телефона. Но на звонок Виолетты отвечаю, потому что знаю, она не сдастся, пока мы не поговорим, да и грубо заставлять ее беспокоиться.

- Я, бля, порву эту чертову компанию на гребаные куски, - обещает она, ее голос надрывается через трубку телефона, словно глас уличного правосудия.

- Ты этого не сделаешь, - отвечаю сурово. - Не станешь нарушать закон и рисковать загреметь в тюрьму ради меня.

Месть не вернет мне мою гордость.

- Это начало.

- Нет, Виолетта. Нет, - повторяю я, потому что ей необходимо услышать это от меня. - Обещай, что не полезешь к ним. Я просто буду беспокоиться и расстроюсь от одной мысли, что ты нарушаешь закон.

Она фыркает, громко и резко.

- Ладно. Ладно. Но я должна что-нибудь сделать. - Я слышу, как ее ногти стучат по столу. - Знаю! Я отправлю тебе новую невероятную сумочку.

- Сумочку?

- Новая сумочка всегда помогает мне почувствовать себя лучше. О, у Prada появились невероятно милые бирюзовые клатчи. Отправлю тебе один. Моя кузина работает в Vogue. У нее должно быть что-то подходящее.

Мы болтаем еще какое-то время, но это выматывает меня. Так что я заканчиваю разговор, сказав, что Итан пришел домой. Ложь.

Но звучит лучше, чем "прости, но я больше не могу с тобой говорить".

Спустя немного времени мне приходит смс, которую не могу игнорировать. От моей давней коллеги Алисы.

АлисаВ: Подумала, что это может поднять тебе настроение. Елену уволили. Феликс дал ей под зад сегодня утром.

Я: Выгнал Папу Смурфа! Почему?

АлисаВ: Видимо, ее дизайн для квартиры Сесилии Робертсон в конечном итоге оказался точной копией нового пентхауса Джанис Марк. Сесилия была унижена. А это значит, что и Феликс тоже потерпел унижение. Теперь он в полной заднице.

Я моргаю, глядя на телефон, челюсть отвисает. Святое дерьмо. Елена в любом случает использовала те дизайны. Я говорила ей, что они плохие. И четко объяснила почему. Возможно, она приняла мои слова в противоположном значении.

Я ожидаю укол вины, но не чувствую его. Могу лишь покачать головой. Часть меня надеется, что Елена выучит этот урок. Но другая часть чувствует полное отсутствие интереса к тому, что с ней случится. Укравший один раз, украдет снова, - думаю я.

И отвечаю Алисе.

Я: Сгораю от любопытства.

АлисаВ: Позаботься о себе, малышка. Мы (и под нами я имею в виду всех смиренных работников) показываем Блум средний палец в отместку за тебя.

Я: Спасибо. Передавай всем (и под всеми я подразумеваю всех смиренных работников) мои крепкие объятия.

После этого откровения я ненадолго засыпаю. Затем звоню маме. Не могу вынести все это.

Хочу лишь спать, прятаться под мягким покровом одеяла, хоть и понимаю, что это неправильно. Знаю, и все равно не могу прекратить. Я отталкиваю Итана, игнорирую боль в его глазах. Игнорирую всех и все, даже мысли в своей голове.

Мои глаза жжет от слишком большого количества слез, а кожа кажется воспаленной, словно я вскоре разломаюсь на две части. Знаю, что веду себя чрезмерно сентиментально и драматично. Не могу так и дальше жить. Так что звоню маме.

Даже пока идут гудки, я потею и гадаю, почему должна позвонить ей. Она отвечает до того, как могу набраться мужества повесить трубку.

- Фиона, дорогая девочка, - говорит она вместо приветствия.

- Привет, мам. - Мой голос дрожит, а глаза жжет.

- Я собиралась позвонить тебе и сообщить, что забронировала рейс, так что скоро приеду повидаться.

Я сжимаю телефон.

- Нет. Не делай этого. Прошу. - Втягиваю воздух. - Еще сложнее от того, что вижусь с вами, ребята.

Тишина словно клещи сжимает нас.

- Шон сказал, что ты попросила его уйти. Он был очень расстроен.

- Я не хотела ранить его чувства, мам. Просто не могла справиться... ни с чем.

- Ты не хочешь, чтобы с тобой нянькались, - говорит она. - Я понимаю. Больше, чем ты думаешь.

Уродливые воспоминания всплывают на поверхность, о том, как мама закрывалась в своей комнате после многочисленных шумных сплетен насчет папы. И это в некотором роде было смешно, потому что его измены не удивляли абсолютно никого, в том числе ее. Но публичное унижение было слишком сильным.

- Не знаю, как пройти через это, - говорю я, пока слезы наворачиваются на глаза.

- Просто сделай это. - Ее голос нежный, успокаивающий. - Пройдет время, и все станет проще.

- Я пыталась выйти из дома, но люди смотрели на меня... - Мой желудок сжимается, когда вспоминаю, как пялился на мою грудь курьер, что доставлял заказ Итана, пока я с ним расплачивалась.

Итан подошел через секунду, аккуратно встав передо мной и заплатив парню. Он не сказал ни слова. Не пришлось. Было очевидно, что ужасный парень-курьер был в секунде от риска получить кулаком в живот. Он мигом забрал деньги и практически убежал.

Возможно, приятно, что Итан защищает меня, словно большой медведь, но он не может быть рядом все время. Да и не может изменить мысли людей.

Некоторые мудаки репортеры опубликовали фото, где я целую Джейдена - тот глупый трюк, что имел место, кажись, вечность назад - и теперь они называют меня охотницей за сокровищами, одной из таких женщин, из-за которых плакала моя мама и ходил налево папа. Меня не должно волновать мнение незнакомцев. Но я с ужасом осознаю, что меня оно волнует.

Мама снова начинает говорить, возвращая меня к к настоящему.

- Почему бы тебе не прилететь в Лондон?

- Я не знаю...

- Никого здесь не волнует американский футболист. Ты могла бы расслабиться. Можем заняться рождественским шопингом, выпить горячего пунша, возможно, сходить на мюзикл. - Это кажется такой замечательной идеей, что я снова плачу и сморкаюсь. Я так скучаю по маме. Скучаю по тому, чтобы почувствовать себя ребенком, ощутить ее заботу, когда самые крупные мои заботы состояли в своевременном выполнении домашки и том, позволит ли она мне съесть печенье после школы.

Голос мамы мурлычет, действуя на меня, словно расплавленный сахар.

- Подумай об этом, дорогая.

Я закрываю глаза и делаю вдох.

- Ладно.

Глава 41

Декс

Я НАХОЖУ ФИ на кухне. Она не пьет и не есть, и не готовит ничего. И это меня беспокоит. Ей не свойственно стоять на месте, глядя в никуда.

Фи - это свет и любовь. Счастье и смех. Даже когда она спокойна, все равно мерцает. Но сейчас этот свет пропал. Она бледна и тиха. Ее волосы утратили сияние, свисая вокруг ее красивого лица.

Мне хочется подойти к ней, притянуть ближе. Но когда прикасался к ней, она вздрагивала. И это ранит меня слишком сильно, так что сейчас не рискую.

- Привет, Вишенка.

Фи моргает, словно я вытянул ее из тумана раздумий.

- Эй. Ты был на тренировке?

- Нет. Просто сидел какое-то время во дворе.

Моя от природы любопытная девочка спросила бы почему. Дрю прав, мне нужно вытолкнуть ее из этого состояния. Даже если придется перебросить ее через плечо.

- Я разговаривал с Дрю.

Она морщится, ее плечи опускаются.

- Дай угадаю, обо мне.

- Он хотел узнать, как твои дела. Он волнуется о тебе, Фи.

Но она лишь качает головой.

- Ты знаешь, что облажался, когда предпочитаешь, чтобы никто о тебе не волновался.

- Ты ведь не имеешь в виду то, что говоришь.

- Почему же, - кричит она, ее глаза полны жестокости и холода. - Я была бы счастлива, если бы никто никогда в дальнейшем не спрашивал, как у меня дела.

Теперь моя очередь поморщится. Потому что я задаю ей этот вопрос каждый день. Я назойлив, раздражая ее своей заботой. Выражение лица Фи говорит мне, что именно так она и считает.

Моя голова начинает пульсировать вместе с сердцем. Я провожу рукой по бороде, не зная, что еще, на хрен, сказать.

Фи проводит пальцами вдоль жилок мраморной столешницы.

- Я тоже разговаривала по телефону. С мамой.

Я встречался с мамой Фи дважды. У Фи ее цвет волос, но Айви больше похожа на мать чертами лица. Я с нетерпением жду возможности встретиться с ней в роли парня Фи, но не думаю, что они разговаривали об этом. Инстинктивно мне хочется что-то делать.

Фи бросает на меня взгляд.

- Она просила меня приехать в Лондон.

- Лондон. Сейчас? - Стук сердца становится быстрее, сильнее.

Фи пожимает плечами, изучая мраморную плиту.

- Я могла бы уехать. Заняться чем-то. Не находясь в ловушке. Ловушке, здесь со мной.

Я провожу рукой по бороде, а затем разглядываю свои дрожащие пальцы.

- Я могу поехать с тобой хоть прямо сейчас, Фи.

Она не поднимает глаз.

- Знаю.

Меня валили на землю сто тридцати килограммовые мужики, но это ранило меньше, чем одно это слово. Она не хочет, чтобы я ехал.

Ее голос тих, когда Фи продолжает так, словно пытается поберечь мои чувства.

- Ты как-то говорил, что нам стоит сделать шаг назад, пока все не образумится.

- И ты сказала, что я был неправ. - Скажи, что я снова ошибаюсь. Борись за нас.

- Возможно, ты был прав.

Мое горло сводит, и приходится откашляться.

- Ты сказала, что не хочешь быть вдали.

- Я и не хотела... Не хочу. Но это... - она указывает на окно и мир за ним. - Так нельзя жить.

- Прекрати скрываться. Выйди туда и пошли на хрен все мнения других людей.

Ее глаза обращаются ко мне, насыщенно зеленые и злые.

- Легко тебе говорить.

- Совсем не легко, Фи. Все это на хрен меня убивает.

- Тогда помоги мне, - говорит она, наклоняясь ко мне, ее худое тело напрягается и застывает. - Я не могу это вынести, Итан.

Я не могу смотреть на нее. Иначе слечу с катушек.

- Это не навсегда, - говорит Фи.

И она права. Это просто путешествие, не конец. Но кажется им. Меня переполняет тошнотворный страх, что как только она выйдет через эти двери, то я ее потеряю.

Мне хочется бороться за нее. Настоять на том, чтобы она осталась со мной. Но я не могу быть эгоистом. Если заставлю ее остаться, то в любом случает потеряю Фи. Она не вещь. А женщина, которую люблю. И если ей нужно быть со своей матерью прямо сейчас, то она это получит.

Я напряженно сглатываю, и кажется, что глотаю куски битого стекла. Когда говорю, мой желудок переворачивается.

- Дай знать, когда захочешь уехать, я забронирую билет.

Глава 42

Декс

Я ИДУ СПАТЬ первым и жду в темноте, пока Фи закончит свои дела в ванной. Я привык спать, держа ее в объятиях, в мертвой хватке в моей постели. Больше этого нет. Теперь у меня есть моя половина - левая, та, что ближе к дверям. Я выбрал ее, потому что где-то инстинктивно глубоко внутри себя понимал, что нуждаюсь в том, чтобы находиться между Фи и любым ненастьем, что может войти в эту комнату.

Но это будет неважно, когда она уедет в Лондон. Знаю, мне следует смириться и не жаловаться. Это всего лишь путешествие. Но кажется оно провалом. Она уезжает, потому что я облажался.

Провожу рукой по центру груди. Она сжимается, не давая мне нормально дышать. Я слышу как смолкают звуки струящейся воды, и затем Фи выключает свет в ванной и входит в комнату.

Я смотрю в потолок. Обычно я бы с наслаждением наблюдал за тем, как она подходит к кровати, как раскачиваются ее бедра, как улыбка касается ее губ. Боже, как же я любил тот вид, любил видеть тепло в ее глазах. Большинство ночей мы не могли удержать руки подальше друг от друга. Потому в эти дни слишком сложно смотреть на нее, зная, что Фи не хочет больше ко мне прикасаться.