– Ощущение такое, будто я сражаюсь с ветряными мельницами! – с горечью воскликнул Джейми. – Другое дело – настоящая схватка! Там, где могут пригодиться мои руки! А это…

Выхватив из ящика стола пачку писем, он подкинул ее вверх. По комнате гуляли сквозняки – бумаги зигзагом запорхали вокруг, полетели под мебель, осели на ковер.

– Тут совершенно не за что уцепиться, – беспомощно произнес он. – Я могу переговорить с тысячью людей, написать сотню писем, упиться с Карлом до чертиков, но так и не понять, сдвинулось дело с мертвой точки или нет.

Я решила оставить письма в покое – придет служанка и уберет их.

– Джейми, – как можно мягче произнесла я, – что же еще нам остается делать? Только пытаться.

Он слабо улыбнулся и опустил руки на стол.

– Знаешь, я рад, что ты сказала «мы», англичаночка. Иногда я чувствую себя таким страшно одиноким…

Я обняла его за плечи и прижалась лицом к спине:

– Ты же знаешь, я не позволю тебе чувствовать себя одиноким. И потом, именно я втянула тебя в эту историю…

Я почувствовала, как спина его затряслась от смеха.

– Да уж! Кто, как не ты… Но я не держу на тебя зла, англичаночка. – Обернувшись, он нежно поцеловал меня в лоб. – Ты выглядишь усталой, mo duinne. Ступай ложись. Я еще немного поработаю и приду к тебе.

– Хорошо.

Я действительно чувствовала себя усталой, хотя хроническая сонливость, преследовавшая меня на ранних стадиях беременности, исчезла и днем я так и кипела энергией, спать не хотелось вовсе.

Выходя, я остановилась у двери. Джейми стоял у стола, просматривая записи в гроссбухе.

– Джейми! – окликнула я его.

– У-у?

– Джейми, я обещала, что подумаю насчет больницы. Ты тоже подумай, ладно?

Он обернулся ко мне, бровь настороженно приподнята. Потом улыбнулся и кивнул.

– Скоро приду к тебе, англичаночка, – ответил он.

На улице снова стояла слякоть, сыпал дождь со снегом, мелкие крупинки барабанили в окна и шипели в камине, когда порывы ночного ветра затягивали их в трубу. Ветер разбушевался не на шутку, он стонал и завывал в дымоходах, но от этого в спальне казалось еще уютнее. Постель, оазис тепла и комфорта, была покрыта одеялами на гусином пуху. А еще огромные пышные подушки и Джейми, посапывающий рядом и источающий тепло, словно электрообогреватель.

Большая рука нежно погладила меня по животу, ее тепло просачивалось сквозь шелк ночной рубашки.

– Не здесь. Нажми-ка тут, посильнее.

Я взяла его руку и прижала к животу чуть ниже, там, где прощупывалось небольшое округлое затвердение размером чуть больше грейпфрута.

– Да, чувствую, – пробормотал он. – Он и вправду тут.

Уголки рта растянулись в довольной улыбке.

– А он двигается уже или нет?

Я покачала головой:

– Пока нет. Но будет примерно через месяц, если верить твоей сестре Дженни.

– Мм… – Он наклонился и поцеловал округлость. – А что ты думаешь насчет Далхузи, англичаночка?

– Далхузи? В каком смысле? – удивилась я.

– В качестве имени. – Он похлопал меня по животу. – Ведь придется давать ему какое-то имя.

– Это верно, – заметила я. – Но с чего ты взял, что там мальчик? Это может быть и девочка.

– О!.. Ну да, в общем-то, верно, – согласился он, словно мысль о такой возможности впервые пришла ему в голову. – И все же почему бы не начать с мужских имен? Можно назвать его в честь дяди, который тебя воспитал.

– Гм… – Я нахмурилась, скосив глаза на живот. Сколь нежно я ни любила своего дядюшку Лэма, мне все же не очень хотелось давать невинному младенцу имя Лэмберт или Квентин. – Нет, не думаю. С другой стороны, почему бы не назвать его в честь какого-нибудь твоего дяди?

Джейми задумчиво и рассеянно поглаживал меня по животу.

– А как звали твоего отца, англичаночка? – спросил он.

Мне пришлось на секунду задуматься, чтобы вспомнить.

– Генри, – ответила я. – Генри Монморанси Бошан. Джейми, я не желаю, чтобы мой ребенок носил имя Монморанси Фрэзер, ни под каким видом! Да и Генри тоже мне что-то не очень нравится, хотя уж куда лучше, чем Лэмберт. А как насчет Уильяма? – предложила я. – В честь твоего брата?

Старший брат Джейми умер ребенком, но муж всегда вспоминал его с любовью и нежностью.

Он задумчиво нахмурил брови:

– Гм… А что, может быть. Кстати, а почему бы не назвать его, скажем…

– Джеймс, – произнес глухой замогильный голос из дымохода.

– Что?! – Я резко села в постели.

– Джеймс, – нетерпеливо повторили из камина. – Джеймс, Джеймс!..

– Господи Иисусе! – воскликнул Джейми, пялясь на языки пламени.

Я почувствовала, что каждый волосок на его руке встал дыбом и походил теперь на жесткую проволоку. Какое-то время он сидел неподвижно, затем, словно осененный некой идеей, вскочил на ноги и подбежал к окну мансарды, даже не озаботясь накинуть на плечи рубашку.

Он поднял раму, впустив в спальню струю холодного воздуха, и выглянул в ночь. Я услышала какой-то сдавленный возглас и скрежещущие звуки на кровле. Джейми, приподнявшись на цыпочки, высунулся почти весь, медленно вполз обратно в комнату, весь вымокший от дождя и кряхтящий от усилий. Он был не один. Красивый юноша в темном одеянии, тоже промокшем до нитки, обхватил его за шею. Одна рука у него была обмотана окровавленным клочком ткани.

Непрошеный гость встал на подоконник, потом неуклюже спрыгнул и растянулся на полу. Однако тут же вскочил на ноги и поклонился мне, сорвав с головы широкополую шляпу.

– Мадам, – по-французски он говорил с сильным акцентом, – должен просить у вас прощения за столь бесцеремонное вторжение, но поверьте, обратиться к своему другу Джеймсу меня вынудили крайние обстоятельства.

Это был крепко сложенный и миловидный юноша с густыми светло-каштановыми волосами, спадавшими на плечи длинными завитками, и розовым лицом – щеки у него так и пылали от холода и волнения. Из носа текло, и он, слегка поморщившись, вытер его тыльной стороной ладони.

Джейми вежливо поклонился гостю, хотя был явно смущен.

– Мой дом к вашим услугам, ваше высочество, – сказал он, окинув взглядом костюм визитера, который был в страшном беспорядке.

Воротник рубашки разорван и свободно болтается на шее, пуговицы камзола отлетели, панталоны расстегнуты. Я заметила, как при виде этой последней детали Джейми нахмурился и шагнул к юноше, загородив его от моего взора.

– Позвольте представить вам мою жену, ваше высочество. Клэр, миледи Брох-Туарах. Клэр, а это его высочество принц Карл, сын короля Якова Шотландского.

– Да, я уже догадалась. Э-э… добрый вечер, ваше высочество.

Я грациозно кивнула, повыше натянув одеяло. Очевидно, в подобных обстоятельствах можно обойтись и без реверанса.

Принц, воспользовавшись церемонией представления, поспешно привел свои панталоны в порядок и ответил мне поклоном, преисполненным истинно королевского достоинства.

– Счастлив, мадам, – сказал он и снова отвесил поклон, еще более изысканный, после чего выпрямился и застыл посреди комнаты, не выпуская из рук шляпы и, видимо, не зная, что делать и говорить дальше.

Джейми, босоногий, с полуобнаженным торсом, переводил взгляд с меня на принца, тоже, очевидно, не в силах подобрать нужные слова.

– Э-э… – начала я, желая нарушить неловкое молчание, – вы, должно быть, попали в неприятную историю, ваше высочество? – и кивком указала на обмотанный вокруг его руки окровавленный платок, словно впервые увидев его.

– Да, – ответил он. – Гм… то есть нет. Я хочу сказать, это сущие пустяки, миледи.

Он еще больше покраснел, глядя на свою руку. Держался он как-то странно, в его поведении угадывались растерянность и гнев. Я видела, как расползается по ткани красное пятно, и, спустив ноги с постели, потянулась за халатом.

– Позвольте мне взглянуть, что там такое, – сказала я.

Рана, которую принц продемонстрировал мне весьма неохотно, оказалась несерьезной, но выглядела как-то странно.

– Похоже на укус какого-то животного, – с удивлением заметила я, вглядываясь в полукруг мелких красных ранок между большим и указательным пальцами.

Принц Карл поморщился, стоило мне надавить на мякоть. Надо бы прочистить рану, вызвав дополнительное кровотечение.

– Да, – ответил он. – Укус обезьяны. Мерзкая блохастая тварь! – вдруг взорвался он. – Сколько раз я говорил, что от нее надо избавиться! К тому же животное наверняка заразное.

Я нашла аптечку и смазала рану тонким слоем мази из горечавки.

– Не думаю, что есть повод к беспокойству, – заметила я, целиком сосредоточившись на своем занятии. – В том случае, разумеется, если она не бешеная.

– Бешеная? – Принц побледнел. – Так вы считаете, это возможно?

По всей очевидности, он не имел ни малейшего понятия о том, что такое бешенство, однако не на шутку разволновался.

– Все возможно, – весело заметила я.

Удивленная столь неожиданным появлением его высочества, я только теперь вдруг поняла, что быстрая и внезапная его смерть могла бы избавить многих людей от больших неприятностей. И все же мне страшно не хотелось, чтобы у него развилась гангрена или, не дай бог, проявились симптомы бешенства, а потому я аккуратно перевязала руку льняным бинтом.

Он улыбнулся, снова поклонился и очень цветисто и пространно начал выражать мне свою благодарность на смеси французского с итальянским. Несколько раз извинившись за свой неожиданный визит, он позволил Джейми увести себя вниз, в гостиную, выпить.

Чувствуя, как холодный воздух пробирается под халат, я заползла обратно в постель и натянула одеяло до самого подбородка. Так вот он каков, этот принц Карл! С виду вполне хорошенький и совсем молодой, гораздо моложе Джейми, хотя я знала, что на самом деле Джейми всего на год или два старше. И манеры у его высочества отменные, и держался он с таким достоинством, несмотря на беспорядок в платье. Но достаточно ли всего этого, чтобы отправиться в Шотландию и стать во главе армии, призванной сменить власть в стране? Размышления об этом навели на другую мысль: интересно, с какой это целью шастал наследник шотландского престола среди ночи по крышам парижских домов с рукой, укушенной обезьяной?..

Вопрос этот продолжал мучить меня, когда чуть позже Джейми вернулся, влез в постель и вывел меня из дремотного состояния, прижав оледеневшие ступни к моим теплым коленям.

– Ну что ты так раскричалась? – спросил он. – Слуг разбудишь.

– А чем это занимался принц Карл, бегая среди ночи по крышам вместе с обезьянами? – парировала я. – Немедленно отодвинь эти ледышки от моих ног!

– Он навещал свою любовницу, – лаконично ответил Джейми. – Ну ладно, будет тебе, перестань лягаться.

Он убрал ноги и обнял меня, стараясь согреться.

– Так у него любовница? Кто она?

Я окончательно проснулась.

– Луиза де ла Тур, – нехотя выдавил Джейми в ответ на мои настойчивые расспросы.

Нос казался длиннее и заостреннее обычного, густые брови сошлись у переносицы. С точки зрения истового шотландского католика, иметь любовницу – грех, с другой стороны, должны же быть у членов королевского дома свои привилегии. Однако принцесса Луиза де ла Тур – замужняя женщина, а уж брать в любовницы замужнюю даму не к лицу даже королям.

– Ха! – с удовлетворением воскликнула я. – Так я и знала!

– Он уверяет, что любит ее, – добавил Джейми, поплотнее укутываясь в одеяла. – И она его тоже любит, так он, во всяком случае, утверждает. Говорит, что последние три года она ему верна. Тьфу!

– Да, случается на белом свете и такое, – философски заметила я. – Так он был у нее? Но как же он попал на крышу? Он тебе рассказал?

– Да, рассказал.

Карл, подкрепившись несколькими стаканчиками лучшего и выдержанного портвейна Джареда, окончательно разоткровенничался. По его словам, глубокое и искреннее чувство подверглось нешуточному испытанию, связанному с привязанностью его дамы сердца к своей любимице, весьма капризной и взбалмошной обезьяне, которая отвечала его высочеству полной взаимностью по части неприязни и использовала куда более конкретные и изощренные средства для демонстрации своего отношения, нежели возлюбленный ее хозяйки. Решив пошутить с животным, его высочество щелкнул пальцами у самого носа обезьяны, за что и был укушен, а затем на него обрушились словесные упреки любовницы. Ссора получилась такая бурная, что в конце концов Луиза де ла Тур велела Карлу убираться с глаз долой, в ответ на что он выразил самое откровенное желание уйти, и немедленно, как драматично подчеркнул он в разговоре с Джейми, с тем чтобы не вернуться более. Никогда.

Но уход принца был осложнен следующим обстоятельством: оказывается, супруг принцессы вернулся домой после карточной игры раньше обычного и уютно устроился внизу, в приемной, с бутылкой бренди.

– Таким образом, – продолжал Джейми, улыбаясь своим мыслям, – он не мог оставаться со своей девочкой, но и выйти через дверь тоже не мог. Тогда он открыл окно и вылез на крышу. Он уже почти спустился на землю по водосточной трубе, как вдруг, если верить его словам, на улице появился ночной дозорный, и ему пришлось лезть обратно, чтобы не попасться ему на глаза. Какое-то время он ползал среди печных труб, оскальзываясь на мокрой от дождя крыше, пока наконец не вспомнил, что от нашего особняка его отделяют всего три дома, крыши которых примыкают так тесно одна к другой, что перескочить не составляет труда.