Он наклонился, отряхнул засохшую грязь с килта.

– Надеюсь, вид у меня достаточно приличный, чтобы не переодеваться к ужину? – спросил он, критически оглядывая свое платье. – Все, должно быть, готово.

– Что готово?

Он распахнул дверь, и в комнату ворвался из столовой густой аппетитный аромат.

– Как это – что? Колбаса, разумеется, – ответил он и усмехнулся. – Неужели ты думаешь, я дал бы ей пропасть?

Глава 13

Обман

– Три горсти листьев барбариса добавить в отвар из трав, настаивать ночь и смешать со столовой ложкой черной чемерицы.

Я отбросила список ингредиентов, словно он был противным и скользким на ощупь. Этот рецепт дала мне мадам Руло. Она считалась одной из лучших местных травниц, однако предупредила, что это зелье опасно.

– Ты все еще уверена, Луиза, что готова на это?

Круглое розовое лицо пошло красными пятнами, пухлая нижняя губка задрожала.

– У меня нет выбора.

Взяв со стола рецепт, она разглядывала его с ужасом и омерзением.

– Черная чемерица… – пробормотала она и передернулась. – Уже одно название нагоняет страх.

– Да, смесь просто дьявольская, – согласилась я. – Будет такое ощущение, что все внутренности вываливаются наружу, заодно с ребенком. Правда, это не всегда срабатывает.

Я вспомнила предупреждение месье Раймона: «Затягивать опасно». Интересно, какой у нее срок? Наверняка не больше шести недель или около того, она ведь тут же поделилась со мной, как только заподозрила, что беременна. Луиза подняла на меня красные заплаканные глаза.

– А ты сама пробовала?

– Господи, нет, конечно!

В отрицании моем было столько пыла, что я тут же спохватилась и прикусила губу.

– Нет. Но видела женщин, которые пробовали. В нашей больнице.

Подпольные абортеры обычно работали на дому и обслуживали лишь свой круг клиентов. Успешно прошедшие через эту операцию в больницу не попадали, но таковых было не много. Я инстинктивно прижала ладонь к животу, словно стремясь защитить сидевшее там беспомощное дитя. Луиза заметила этот жест и отвернулась. Свернувшись калачиком на диване, она обхватила голову руками.

– О, лучше бы я умерла! – простонала она. – За что мне такое несчастье? Почему я не могу родить ребенка от любимого мужа?

Обеими руками она сдавила живот и уставилась на него, словно ожидая, что вот-вот выдавит из него ребенка.

На этот вопрос у меня существовало сразу несколько ответов, однако я понимала, что ей вряд ли будет приятно выслушивать их. Глубоко вздохнув, я присела рядом с ней на диван и похлопала по вздрагивающему, обтянутому парчой плечу.

– Луиза… – начала я. – А ты не хотела бы оставить этого ребенка?

Она подняла голову и уставилась на меня, потрясенная.

– Конечно, хотела бы! – воскликнула она. – Ведь он… Он от Карла! Он…

Тут лицо ее исказилось, и она спрятала его в ладонях.

– Он мой… – прошептала она.

После долгой паузы подняла мокрое от слез лицо и в отчаянной попытке успокоиться вытерла нос пышным рукавом платья.

– Но это невозможно… Если я не сделаю этого, – она бросила взгляд на рецепт и громко всхлипнула, – Жюль со мной разведется. Он вышвырнет меня на улицу. Разразится грандиозный скандал… В обществе от меня отвернутся. Даже отец не сможет защитить меня!

– Да, – кивнула я. – А если…

Долю секунды я колебалась, затем все же решилась:

– А что, если попробовать убедить Жюля, что это его ребенок?

Она впала в глубокую задумчивость. Я потрясла ее за плечо.

– Но я не вижу, как… О!

Тут ее осенило, и она с ужасом уставилась на меня.

– Разве что переспать с Жюлем? Но Карл будет в ярости!

– Карл, – сквозь зубы пробормотала я, – не беременный.

– Да, но он… Нет, я не могу!

Выражение ужаса исчезло, в глазах засветилась надежда.

Мне не хотелось давить на нее. С другой стороны, я не видела причин, по которым она должна была рисковать собственной жизнью ради спасения Карла Стюарта.

– Неужели ты думаешь, что Карл захочет, чтобы ты пошла на такой риск? – спросила я. – Кстати, а он знает о ребенке?

Она кивнула – розовый ротик слегка приоткрыт, руки, сжатые в кулаки, лежат на животе.

– Да. Из-за этого мы в прошлый раз и поссорились.

При этом воспоминании она немного поморщилась.

– Он страшно разозлился. Сказал, что это целиком моя вина, что я должна была подождать, пока он не восстановит отца на троне. Ведь тогда он рано или поздно стал бы королем. И он обещал, что приедет, заберет меня от Жюля и заставит отца аннулировать мой с ним брак, и наши сыновья смогут стать наследниками английского и шотландского тронов.

Тут нервы у нее снова не выдержали, и она зарыдала, уткнувшись носом в складки платья.

Я возвела глаза к потолку.

– Да успокойся же ты наконец, Луиза! – рявкнула я, напугав подругу ровно настолько, чтобы слезы тут же прекратились.

Воспользовавшись этой паузой, я продолжала гнуть свое.

– Послушай, – начала я как можно более убедительным тоном, – неужели ты всерьез считаешь, что Карл согласится пожертвовать собственным сыном? Пусть даже пока незаконным?

Вообще-то я была почти уверена, что Карл обрадуется любому предлогу устранить это столь внезапно возникшее осложнение, вне зависимости от того, как это может повлиять на его или Луизино предполагаемое потомство. С другой стороны, принц – неисправимый романтик, возможно, его все же удастся убедить, что в каком-то смысле появление ребенка даже на пользу, что это укрепит его положение ссыльного монарха. Но для того, чтобы осуществить это, мне необходима помощь Джейми. При мысли о том, что придется выслушать от него в ответ на эту просьбу, я слегка поморщилась.

– Не знаю…

Луиза колебалась, однако я видела, как отчаянно ей хочется, чтобы ее убедили.

На секунду мне стало жаль Жюля, принца де Рогана, но тут перед глазами со всей отчетливостью встала ужасающая картина: молодая служанка, истекающая кровью, корчится в смертных муках на кушетке, в приемной «Обители ангелов».

Ушла я от де ла Туров уже на исходе дня, еле волоча ноги. Луиза, вконец изнервничавшаяся, сидела наверху в своем будуаре – горничная причесывала и наряжала ее в самый соблазнительный из имевшихся туалетов. Еще бы, ведь ей предстояло ужинать с супругом в интимной обстановке. Я и сама совершенно выбилась из сил и была на грани нервного срыва. Одна надежда, что Джейми не пригласил сегодня никого к ужину. Я тоже нуждалась в интимности и покое.

Он не пригласил. Войдя в кабинет, я увидела его за столом, склонившимся над листками мелко исписанной бумаги.

– Как ты думаешь, кто этот «купец-меховщик» – Людовик Французский или министр Дюверни? – спросил он, не поднимая глаз. – И как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, прекрасно, – ответила я. – А как ты?

– Хорошо, – рассеянно ответил он.

Волосы на макушке стояли дыбом: продолжая вглядываться в строки на бумаге, он скреб пятерней затылок.

– «Портной из Вандома»… Это, должно быть, не кто иной, как месье Гейер, да, несомненно, – продолжал он, водя по письму пальцем, – а «наш общий друг» – это или герцог Map, или же папский посланник. Нет, судя по всему, все же герцог. Хотя…

– Что это, черт возьми?

Я заглянула ему через плечо и тихо ахнула, увидев внизу подпись: «Яков Стюарт, милостью Божьей король Шотландии и Англии».

– Господи! Так значит, сработало?

Обернувшись, я заметила Фергюса. Сидя на табурете возле камина, мальчик методично отправлял в рот сласти.

– Молодец! – похвалила я его.

Он усмехнулся, набитые щеки округлились, и в этот момент он больше всего походил на бурундучка.

– Добыли у папского посыльного, – объяснил Джейми.

Только тут до него с запозданием дошло, что появилась я.

– Фергюс вытащил у него из сумки, пока тот ужинал в таверне. Потом посыльный остался там ночевать, так что до утра письма успеют вернуться на место. Проблем не возникло, Фергюс?

Мальчик проглотил кусок и покачал головой:

– Нет, милорд. Ночует он один. Никому не доверяет, боится, как бы не сперли эти бумажки. – Он презрительно усмехнулся. – Второе окно слева, прямо над конюшней.

Он взмахнул худенькой ручкой, и цепкие пальцы ухватили еще один пирожок.

– Сущие пустяки, милорд.

Внезапно перед глазами у меня возникла картина: худенькая ручка зажата в тиски, над ней топор, занесенный палачом и готовый одним махом перерубить запястье. Я глубоко вдохнула воздух, стараясь укротить спазмы желудка. На шее у Фергюса висел на веревочке позеленевший от времени медный медальон с изображением святого Дисмаса. Оставалось лишь надеяться, что талисман защитит его.

– Понятно, – пробормотала я, изо всех сил стараясь успокоиться. – Так что они там пишут о торговце мехами?

У нас не было времени тщательно изучить послание. Я просто скопировала письмо, а оригинал мы аккуратно сложили и с помощью ножа, нагретого на свече, восстановили печать.

С иронией наблюдавший за этой операцией Фергюс покачал головой.

– У вас ловкие пальцы, милорд, – заметил он Джейми. – Жаль, что одна рука покалечена, а то бы из вас вышел толк.

Джейми равнодушно взглянул на свою правую руку. Ничего страшного: два пальца слегка искривлены, по всей длине среднего проходит широкий шрам. Сильнее всего был поврежден безымянный палец – он практически не разгибался, а второй сустав был расплющен почти полностью. Руку ему сломал Джек Рэндолл в Уэнтуортской тюрьме месяца четыре назад.

– Ничего, – с улыбкой ответил он и игриво ткнул пальцем в Фергюса. – Слишком уж здоровые у меня лапы, чтобы запускать их в чужой карман.

Вообще-то ему удалось на удивление быстро восстановить подвижность всей кисти. Он постоянно носил в кармане мягкий шарик из тряпок, специально изготовленный для него, чтобы тренировать пальцы, и делал эти упражнения по сотне раз на дню, бегая по делам. А если переломанные кости ныли, никогда не жаловался.

– Ну ладно, тогда беги, – сказал он Фергюсу. – А как вернешься, тут же доложись мне, чтобы я не думал, что тебя сцапала полиция или хозяин таверны.

Фергюс слегка поморщился при мысли о столь прискорбной перспективе, однако кивнул, сунул письмо за пазуху, выбрался через черный ход на улицу и исчез в ночи, которая всегда была ему самым надежным другом и защитником.

Джейми долго смотрел ему вслед, затем обернулся ко мне. Только тут впервые за весь вечер он как следует разглядел меня, и брови у него поползли вверх.

– Господи, англичаночка! – воскликнул он. – Да ты ж бледная, что моя рубашка! Как себя чувствуешь?

– Чувствую только голод, – ответила я.

Он тут же позвонил и велел подать ужин. Мы уселись с ним вдвоем у камина, и, пока ели, я рассказывала ему о Луизе. К моему удивлению, он полностью согласился с изобретенным мной вариантом решения проблемы, хотя и мрачно насупил брови и пробормотал несколько нелестных слов в адрес Луизы и Карла Стюарта.

– Я думала, ты огорчишься, – заметила я, подчищая ароматный соус с тарелки корочкой хлеба.

Я наелась, и тело объяли покой и приятная истома. На улице было холодно и темно, ветер, налетающий порывами, завывал в трубах, и так уютно и славно было сидеть рядом с Джейми у огонька.

– А что мне огорчаться? Тому, что Луиза собирается приписать прижитого на стороне младенца мужу?

Джейми хмуро смотрел в тарелку и водил пальцем по краю, собирая соус.

– Знаешь, англичаночка, если честно, я далеко не в восторге от всего этого. Довольно подло так обращаться с мужем, но, с другой стороны, что еще остается делать бедной женщине?

Он покачал головой, перевел взгляд на стол и сухо улыбнулся.

– К тому же не мне рассуждать на темы морали и осуждать других… А воровать чужие письма, шпионить и пытаться свергнуть с трона человека, которого вся остальная моя семья признает королем, разве лучше? Я и сам не без греха, англичаночка.

– Но ты поступаешь так, имея на то вполне веские причины! – возразила я.

Он пожал плечами. Отблески пламени освещали его лицо, оттеняя глубокие впадины под скулами и подглазья. От этого он казался старше своего возраста. Мне все время хотелось забыть, что ему не исполнилось еще и двадцати четырех.

– Ладно, что там говорить. У Луизы де ла Тур тоже веские причины поступать именно так, – произнес он. – Она хочет спасти одну человеческую жизнь, я – десятки тысяч. Но разве это оправдывает риск? Опасность, которой я подвергаю жизнь Фергюса и твою, а также благополучие Джареда.

Он обернулся и улыбнулся мне. Огонь высветил прямую четкую линию носа, зажег сапфировым отблеском один глаз, обращенный к камину.

– Впрочем, нет. Думаю, что могу не стыдиться того, что приходится вскрывать чужие письма, – сказал он. – Может статься, нам суждено будет совершать и худшие поступки, чтобы достичь своей цели, Клэр. И я не могу сказать заранее, выдержит это моя совесть или нет. Все же лучше не слишком испытывать ее.