Тут, словно повинуясь некоему сигналу, из окаменевшей толпы выступил лакей, подвел мальчика к чисто выскобленному деревянному столу, взял за руки, заставил его лечь животом на столешницу и продолжал придерживать.

– Но… – начал Джейми, совершенно сбитый с толку таким оборотом событий.

Он не успел больше вымолвить и слова, как к нему подошел Магнус, старший лакей, и церемонно протянул хозяину кожаный ремень, используемый для заточки кухонных ножей.

– Э-э… – начал было Джейми, бросая в мою сторону беспомощные взгляды.

– Хм… – хмыкнула я и отступила на шаг.

Тут глаза Джейми сузились, он схватил меня за руку и притянул к себе.

– Ну уж нет, англичаночка, – продолжал он по-английски. – Раз уж мне предстоит сделать это, изволь наблюдать.

Какое-то время он переводил отчаянный взгляд с жертвы на инструмент экзекуции и обратно, затем, преодолев нерешительность, сдался.

– Да черт бы вас всех… – пробормотал он по-английски и выхватил ремень из рук Магнуса.

Сложил пополам и взвесил в ладони – грозное то было оружие, дюйма два в ширину и четверть дюйма толщиной. И направился к распростертому на столе Фергюсу, явно мечтая оказаться как можно дальше от этого места.

– Ну ладно, – сказал он, обводя присутствующих грозным взглядом. – Десять ударов – и чтобы я больше никогда не слышал об этой истории.

Несколько служанок заметно побледнели и еще теснее сбились в кучку, словно ища друг у друга поддержки.

Когда Джейми поднял ремень, в комнате царила мертвая тишина, и звук первого удара заставил меня подпрыгнуть. Посудомойки жалобно ахнули, но Фергюс не издал ни звука. Маленькое тело содрогнулось, и Джейми на секунду прикрыл глаза, плотно сжал губы и принялся исполнять приговор, равномерно нанося удары. Меня затошнило, ладони стали влажными, и я вытерла их о юбку. И в то же время мне почему-то хотелось смеяться – уж очень походила вся эта сцена на некий чудовищный фарс.

Фергюс вынес наказание, не проронив ни стона. Когда Джейми, закончив, отступил от стола, весь вспотевший и бледный, маленькое тельце осталось неподвижным, и на какую-то долю секунды я так и окаменела от страха: мне показалось, что он умер – не от порки, разумеется, а от шока. Но тут по телу пробежала дрожь, мальчик сполз со стола и встал на пол. Рванувшись вперед, Джейми схватил его за руку и встревоженным жестом откинул вспотевшие пряди с маленького лба.

– Ты в порядке, малыш? – спросил он. – Господи, Фергюс, ну говори же: ты в порядке или нет?

Лицо мальчика было белым как простыня, глаза размером с блюдце, но, уловив в голосе хозяина неподдельную тревогу, он улыбнулся – ровные белые зубы так и сверкнули в свете лампы.

– О да, милорд, – ответил он. – Так я прощен?

– Господи Иисусе, – пробормотал Джейми и крепко прижал мальчика к груди. – Ну конечно, дурачок ты эдакий!

Он легонько встряхнул Фергюса.

– И мне бы не хотелось снова наказывать тебя, понял?

Фергюс кивнул, глаза его сияли. Затем, оторвавшись от Джейми, упал передо мной на колени.

– Вы тоже прощаете меня, мадам? – спросил он, картинным жестом складывая ладошки вместе и доверчиво глядя мне прямо в глаза.

В эти секунды он походил на бурундучка, выпрашивающего орехи.

Мне показалось, что сердце сейчас разорвется от жалости и умиления, но, взяв себя в руки, я наклонилась и помогла Фергюсу подняться.

– Мне не за что прощать тебя, – самым решительным тоном заявила я, щеки мои горели. – Ты очень храбрый парнишка, Фергюс. Почему бы… э-э… почему бы тебе теперь не поужинать?

Тут атмосфера на кухне уже полностью разрядилась, – казалось, все присутствующие разом испустили вздох облегчения. Слуги проталкивались к Фергюсу, бормоча слова утешения и поздравления, и он сразу же превратился в героя дня. Увидев это, мы с Джейми тихо ретировались и поднялись к себе наверх.

– О Господи, – взмолился Джейми, бессильно падая в кресло. – Господи Иисусе Христе, Мать Пресвятая Богородица и все святые, вместе взятые! Мне надо выпить! Не звони! – воскликнул он, заметив, что я потянулась к шнурку. – В данный момент я просто не в силах видеть кого бы то ни было из слуг.

Он встал и пошарил в буфете:

– Тут вроде бы завалялась у нас бутылочка…

Действительно, в буфете оказалась бутылка хорошего выдержанного виски. Вытащив пробку зубами, он отпил глоток прямо из горлышка, потом протянул мне. Я не колеблясь последовала его примеру.

– Боже… – пробормотала я, с трудом переводя дух.

– Да… – протянул он, делая еще глоток.

Поставил бутылку на стол, затряс головой, взъерошил пальцами волосы и тихонько рассмеялся.

– В жизни еще не чувствовал себя таким полным идиотом! Таким отъявленным болваном и дураком!

– Я тоже, – ответила я и взяла виски. – Наверное, в еще большей степени, чем ты. В конце концов, ведь это я виновата во всем, Джейми. И мне ужасно стыдно, до того стыдно, что я просто сказать не могу…

– А-а, ладно, не переживай.

Напряжение спало окончательно, он нежно сжал мое плечо.

– Откуда тебе было знать, что все так обернется? Да и мне тоже… – нехотя добавил он. – Парнишка, видно, страшно перепугался, что я уволю его, что ему снова предстоит жить на улице… Бедный маленький оборванец. Неудивительно, что порку он воспринял просто как благословение Господне.

Я слегка содрогнулась при мысли об улицах, по которым везла меня домой карета месье Форе. Нищие в рубище и язвах упрямо держались каждый своей территории, спали прямо на земле даже в самые холодные ночи. Дети еще младше, чем Фергюс, толпами шныряли по рынку, словно стая голодных мышей, выискивая глазами оброненную кем-нибудь крошку, оставленный без надзора карман. Жизнь тех, кто был слишком слаб, чтобы работать, или непривлекателен, чтобы продаться в бордель, была коротка и уж совсем невесела. Неудивительно, что перспектива лишиться такой роскоши, как трехразовое питание, чистая одежда и белые простыни, и быть выброшенным на улицу так напугала Фергюса.

– Наверное, – согласилась я, уже не глотая виски, а потягивая медленно, по капле.

Я вернула бутылку Джейми, рассеянно отметив при этом, что она пуста больше чем наполовину.

– Надеюсь, ты не сделал ему слишком больно?

– Ну… маленько все же было…

Шотландский акцент, обычно едва уловимый, становился заметнее, когда он много пил. Он покачал головой, разглядывая бутылку на свет и пытаясь определить, сколько спиртного еще осталось.

– Знаешь, англичаночка, мне до сегодняшнего дня и в голову не приходило, что моему папаше, должно быть, тоже не доставляло радости пороть меня. Всегда казалось, что страдающей стороной при этом был я.

Запрокинув голову, он снова отпил из горлышка, отставил бутылку и уставился на огонь.

– Оказывается, быть отцом куда труднее, чем я предполагал. Над этим стоит призадуматься.

– Только не думай слишком напряженно, – предостерегла я. – Ты для этого слишком много выпил.

– О, не беспокойся! – весело ответил он. – У нас в буфете еще бутылочка имеется.

Глава 15

Где свою роль играет музыка

За второй бутылкой мы засиделись допоздна, перебирая последние письма шевалье Сент-Джорджа, известного также как его величество Яков III, и письма принцу Карлу от сторонников якобитов.

– Фергюс раздобыл большой пакет, адресованный его высочеству, – объяснил Джейми. – Так много всякой ерунды, и мы не успеем скопировать все достаточно быстро, а потому я решил кое-что отложить до следующего раза. Вот, – продолжал он, вынимая из стопки бумаг какой-то листок и кладя мне его на колени, – большинство писем зашифровано, это тоже. «Слышал, что перспективы охоты на куропаток на холмах Салерно в этом году самые благоприятные; охотники этого региона будут довольны результатами». Ну, это понятно, это намек на Мазетти, итальянского банкира, он из Салерно. Я узнал, что Карл обедал с ним и умудрился занять пятнадцать тысяч ливров, так что совет Яков дал ему правильный. Но вот это…

Порывшись в бумагах, он выдернул еще один листок.

– Вот, взгляни.

Джейми протянул мне бумагу, исписанную какими-то каракулями.

Я прилежно пялилась в нее, разбирая отдельные буквы, окруженные сетью каких-то стрелочек и вопросительных знаков.

– A на каком это языке? – спросила я. – Польском? Ведь покойная матушка Карла Стюарта Клементина Собески была, если мне не изменяет память, полячкой?

– Нет, это английский, – усмехнулся Джейми. – Ну что, можешь прочитать?

– А ты можешь?

– Конечно! – с гордостью ответил он. – Это же шифр, англичаночка, причем не очень сложный. Вот, смотри. Все буквы следует разбить на группы по пять в каждой. Только «Q» и «X» не в счет. «X» означает паузу между предложениями, а «Q» вставляется просто так, чтобы запутать.

– Ну, раз ты так считаешь… – пробормотала я и вновь вгляделась в эту совершенно непонятную писанину, которая начиналась следующими словами: «Мрти окрути длопро квахтемин…», затем перевела взгляд на листок бумаги в руках у Джейми, исписанный рядами букв по пять в каждой и с отдельной, крупно выписанной буквой над каждым из таких рядов.

– Просто надо одну букву заменить другой, но в том же порядке, – объяснил Джейми. – И если у тебя имеется достаточно текста, над которым можно работать, и ты угадываешь то одно слово, то другое, тогда все, что необходимо, – это просто переводить из одного алфавита в другой, понятно?

Он помахал у меня перед носом листком бумаги, на котором один над другим были выписаны два алфавита.

– Более или менее, – ответила я. – Тебе, должно быть, понятно, а это самое главное. Ну и о чем же там речь?

Выражение живейшего интереса, присущее Джейми при разгадывании разного рода головоломок, немного потускнело, он уронил письмо на колени, поднял на меня глаза и прикусил нижнюю губу.

– Знаешь, – начал он, – все это очень странно. И все же не думаю, что допустил ошибку. Видишь ли, тон всех писем Якова весьма характерен, и даже это зашифрованное послание вполне его отражает.

Голубые глаза под густыми рыжеватыми бровями встретились с моими.

– Яков хочет, чтобы Карл снискал милость у Людовика, – медленно начал он. – Но эта поддержка нужна ему не для вторжения в Шотландию. Яков вовсе не заинтересован в возвращении трона.

– Что?!

Я выхватила из его рук пачку писем, пробежала глазами по неразборчивым строчкам.

Джейми оказался прав. В письмах сторонников отчетливо звучала надежда на неминуемую реставрацию, в письмах же Якова к сыну об этом не говорилось ни слова. Все они были пронизаны одной заботой: Карл должен произвести на Людовика благоприятное впечатление. Даже заем у Мазетти из Салерно целиком предназначался для того, чтобы принц мог жить в Париже, как подобает джентльмену, на военные нужды из них не предполагалось расходовать ни сантима.

– Знаешь, мне кажется, этот Яков хитер как лиса, – заметил Джейми, похлопывая ладонью по одному из писем. – Потому как собственных денег, англичаночка, у него всего ничего. Правда, покойная жена владела крупным состоянием, но дядя Алекс говорил мне, что она завещала все церкви. Папа оказывал Якову поддержку, ведь тот как-никак монарх-католик, однако и собственный интерес при этом соблюдал.

Он обхватил руками колено и сидел, задумчиво созерцая груду бумаг на кровати.

– Филипп Испанский и Людовик, я имею в виду короля-отца, тридцать лет тому назад дали Якову немного солдат и несколько кораблей, чтобы тот попытался восстановиться на троне. Но все с самого начала пошло наперекосяк: на море был шторм, часть кораблей затонула, на остальных не оказалось умелых капитанов, и они причалили не там, где следовало, – одним словом, не заладилось. В конце концов французы просто отплыли с Яковом от берегов Шотландии, и нога его так и не ступила на родную землю. А потому с течением времени он, по-видимому, вовсе оставил мысль о восстановлении на троне. Но у него подрастали два сына, надо было как-то устраивать их судьбу. И вот я спрашиваю себя, англичаночка, – он откинулся назад, на спинку дивана, – как бы я поступил в подобной ситуации? А ответ получается один: я должен сделать все возможное, чтобы заставить своего кузена Людовика – а ведь он, заметь, не кто-нибудь, а король Франции – помочь хотя бы одному из моих сыновей занять подобающее ему положение. Пусть в среде военных. В конце концов, генерал французской армии – не такой уж плохой пост.

– Гм… – задумчиво кивнула я. – Да, конечно. Но будь я действительно умным человеком, то не стала бы обращаться к Людовику и выпрашивать у него милостей, словно бедная родственница. Я бы послала своего сына в Париж и устыдила бы Людовика самим его появлением при дворе. И старалась бы создать у него иллюзию, что активно ищу возможности восстановления на троне.

– Но как-то раз Яков во всеуслышание заявил, что Стюарты более не будут править Шотландией, – возразил Джейми. – А потому для Людовика он в этом плане более интереса не представляет. А без перспективы вооруженного вторжения якобитов и захвата ими Англии у Людовика нет причин проявлять к юному Карлу какие-либо чувства, кроме жалости, как того требуют правила приличия и нравы общества.