– Один из агентов его высочества наводил справки в Голландии, – начал он. – Человек по имени О’Брайен. Никуда не годный работник, я бы никогда такого не нанял. Что за секретный агент, который пьет без меры?

– Все окружающие Карла Стюарта пьют без меры, – заметила я. – Чем занимался этот О’Брайен?

– Он собирался вести переговоры о доставке по морю партии оружия. Две тысячи палашей намеревались закупить в Испании и переправить через Голландию, чтобы скрыть источники их приобретения.

– Зачем ему это понадобилось? – спросила я.

То ли я в самом деле глупа, то ли шерри-бренди ударил в голову, но затея казалась совершенно бессмысленной, даже если автором ее был Карл Стюарт.

Раймон пожал плечами, трогая пальцем ртуть на столе.

– Можно только догадываться, мадонна. Ведь король Испании – двоюродный брат короля Шотландии. Так же, как и наш добрый король Людовик.

– Да, но…

– Возможно, он хочет помочь Стюартам, но не в открытую.

Дурман в моей голове понемногу рассеивался.

– Возможно.

Раймон хлопнул пальцем по ртутной лужице, отчего она рассыпалась на мелкие шарики, которые раскатились по всему столу.

– Говорят, – он понизил голос, следя глазами за капельками ртути, – что король Людовик встречается в Версале с английским герцогом. Говорят также, что герцог приедет туда, чтобы заключить какое-то торговое соглашение. Однако редко когда удается узнать абсолютно все, мадонна.

Я смотрела на дрожащие капельки, стараясь составить полную картину из обрывочных сведений. До Джейми тоже дошел слух, что посредничество Сандрингема касается не только торговли. На самом деле визит герцога означает возможность заключить соглашение между Францией и Англией. Вероятно, речь также пойдет о Брюсселе. И если Людовик вел секретные переговоры с Англией о поддержке его вторжения в Брюссель, то что будет вынужден предпринять Филипп Испанский, когда бедный кузен предоставит ему возможность надолго отвлечь внимание англичан от заморской торговли?

– Три бурбонских кузена, – бормотал Раймон себе под нос.

Он подгонял капельки ртути одну к другой, и они, как по волшебству, сливались в единое целое.

– Кровь у них одна, а интересы?

Палец снова ударил по лужице, и блестящие шарики раскатились в разных направлениях.

– Я думаю, что разные, мадонна, – спокойно досказал Раймон.

– Понимаю. – Я глубоко вздохнула. – А что вы думаете об этом новом партнерстве Карла Стюарта с графом Сен-Жерменом?

Лягушачья улыбка стала еще шире.

– Я слышал, что его высочество в последние дни частенько наведывается в доки поговорить со своим новым партнером. Он посматривает на корабли, стоящие на якоре, такие красивые и быстрые… но такие дорогие. Земля Шотландии все-таки за морем.

– Да, это так.

Луч света вспыхнул на ртутных шариках, напомнив мне о том, что солнце клонится к закату. Мне было пора уходить.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Вы пришлете мне весточку, если что-нибудь еще услышите?

Он грациозно склонил большую голову, при этом волосы заблестели на солнце, как жидкий металл, и резко откинул ее назад.

– Не трогайте ртуть, мадонна! – закричал он, едва я наклонилась, чтобы откатить шарик, попавший на мой край стола. – Она немедленно соединяется с любым металлом, к которому прикасается. – Он перегнулся через стол и собрал ртутные шарики. – Вы же не хотите испортить такие красивые кольца.

– Вы правы, – ответила я. – Никогда не забуду, как вы помогли мне. Больше никто не пытался меня отравить. Не думаю, чтобы вы, и Джейми тоже, позволили сжечь меня за колдовство на площади Бастилии.

Я говорила спокойно, но воспоминания о ворах и тюрьме Крэйнсмуир были еще свежи.

– Конечно, нет, – сказал он с достоинством. – В Париже никто не был сожжен за колдовство за последние… по крайней мере лет двадцать. Здесь вы в полной безопасности. Пока не убьете кого-нибудь, – добавил он.

– Буду стараться, – пообещала я и поднялась.

* * *

Фергюс без труда нашел мне экипаж, и всю недолгую дорогу до Хоукинсов я размышляла о полученных сведениях. Я считала, что Раймон действительно оказал мне важную услугу, распространив придуманную Джейми небылицу среди наиболее суеверных клиентов, хотя мысль о том, что мое имя упоминалось на сеансах черной магии, вызывала некоторое беспокойство.

Мне также пришло в голову, что, занятая размышлениями о королях, саблях и кораблях, я не успела спросить у мэтра Раймона, каким образом граф Сен-Жермен добился такого влияния.

Общественное мнение, казалось, поместило графа едва ли не в центр тех таинственных «кругов», о которых говорил аптекарь. Но в качестве участника или конкурента? И достигают ли волны от этих «кругов» королевских палат? Поговаривали об интересе Людовика к астрологии. Могла ли существовать какая-либо связь между Людовиком, графом и Карлом Стюартом в том, что касается таких темных дел, как мистика и колдовство?

Я нетерпеливо тряхнула головой, чтобы освободиться от паров бренди и вопросов, которые оставались без ответа. Бесспорно лишь то, что граф вступил в опасное партнерство с Карлом Стюартом и в настоящее время довольно сильно заинтересован в нем.

Дом Хоукинсов на улице Мальори представлял собой внушительного вида особняк в три этажа, но то, что внутри он нуждается в ремонте, было очевидно для любого случайного наблюдателя.

Несмотря на теплый день, все ставни были плотно закрыты от посторонних глаз. Ступеньки утром не мыли, и на белом камне виднелись отпечатки грязных подошв. Из дверей особняка не появлялись ни повар, ни кто-либо из прислуги, чтобы купить свежего мяса и поболтать с уличным торговцем. Это был дом, наглухо закрытый от надвигающейся катастрофы.

Абсолютно не чувствуя себя предвестницей беды, несмотря на довольно яркое желтое платье, я все же послала Фергюса вперед доложить о моем приезде. Состоялся какой-то диалог между мальчиком и тем, кто открыл дверь, при этом проявилась одна из лучших черт характера Фергюса – он не признавал «нет» в качестве ответа, и, таким образом, вскоре я очутилась лицом к лицу с женщиной, которая оказалась хозяйкой дома, то есть госпожой Хоукинс, тетей Мэри.

Мне пришлось самой об этом догадываться, так как женщина выглядела слишком подавленной, чтобы снабдить меня нужной информацией, такой, например, как ее имя.

– Но мы никого не принимаем! – продолжала твердить она, с опаской поглядывая через плечо, как будто ожидая, что грузная фигура мистера Хоукинса неожиданно материализуется у нее за спиной. – Мы… у нас… то есть…

– Я пришла не к вам, – тихо сказала я, – я хочу видеть вашу племянницу Мэри.

Это имя вызвало у нее новый приступ тревоги.

– Она… но… Мэри? Нет! Она… Она плохо себя чувствует!

– Я знаю об этом, – сказала я спокойно и подняла корзинку к ее глазам. – Я принесла ей лекарства.

– О! Но… но… она… Вы же не?..

– Глупости, – вмешался Фергюс. Он с неодобрением наблюдал за этой сценой. – Служанка говорит, что молодая барышня наверху, в своей комнате.

– Раз так, – сказала я, – вперед, Фергюс.

Без дальнейших понуканий он нырнул под вытянутую руку, которая загораживала проход, и исчез в мрачной глубине дома. Миссис Хоукинс повернулась ему вслед, неуверенно крича что-то. Я воспользовалась этим и проскользнула мимо нее.

Перед дверью в комнату Мэри дежурила полная девушка в полосатом переднике, но она не стала возражать, когда я заявила, что намерена войти, только сокрушенно покачала головой:

– Я ничего не могу с ней поделать, мадам. Может, у вас получится.

Это звучало не слишком многообещающе, но выбора не было. Во всяком случае, хуже ей от моего визита не будет. Я оправила платье и толкнула дверь.

Внутри было мрачно, как в пещере. Тяжелые коричневые бархатные шторы на окнах были плотно задернуты и не пропускали дневного света, а если слабые лучи и пробивались, то немедленно тонули в дыму, поднимавшемся из камина.

Я глубоко вздохнула и закашлялась. Фигурка на кровати не двигалась – маленькая скорченная фигурка под пуховым одеялом. Снотворное, конечно, уже не действовало, и она не могла спать после шума, который мы устроили в холле. Вероятно, она притворялась спящей, на случай если вернется тетя и опять начнет свои вздорные речи. Я бы на ее месте делала то же самое.

Я повернулась, закрыла дверь прямо перед самым носом у миссис Хоукинс и подошла к кровати:

– Это я, Мэри. Почему бы тебе не выбраться оттуда, пока ты не задохнулась?

Одеяло вдруг зашевелилось, и Мэри выглянула из простыней, как дельфин из воды. Она бросилась мне на шею.

– Клэр! О Клэр! Слава богу! Я думала, что больше никогда тебя не увижу! Дядя сказал, что ты в тюрьме! Он сказал, что ты…

– Отпусти.

Я с трудом разжала ее руки и заглянула в лицо. Оно было красным, разрумянившимся от пребывания под одеялом, но свежим и красивым. Большие карие глаза сверкали, в них не было ни следа опиумной интоксикации. Она выглядела возбужденной и встревоженной, но ночной отдых вместе с жизненной силой, свойственной молодости, залечили почти все ее физические раны. Однако меня больше беспокоили другие.

– Нет, я не в тюрьме, – сказала я, предвосхищая ее вопрос. – Хотя это вовсе не благодаря усилиям твоего дяди.

– Но я говорила ему, – она запнулась и закрыла глаза, – во всяком случае, я п-пыталась ему сказать, но он… но я…

– Не беспокойся об этом. Он так расстроен, что не будет слушать, что бы ты ему ни говорила. Это не важно. Важно, как ты себя чувствуешь.

Я откинула тяжелые темные пряди с ее лба и внимательно заглянула в глаза.

– Все в порядке, – ответила она и всхлипнула. – У меня… было кровотечение, но прошло.

Она покраснела, но глаз не закрыла.

– У меня… болит. Это пройдет?

– Да, пройдет, – нежно сказала я. – Я принесла тебе травы. Их нужно заварить в кипятке, и, когда настой остынет, намочи тряпочку и прикладывай или принимай ванночки. Это поможет.

Я достала связки трав и положила на столик у кровати.

Она кивнула, закусив губу. Определенно она хотела сказать что-то еще, ее природная застенчивость боролась с необходимостью с кем-то поделиться.

– Что? – спросила я участливо.

– У меня будет ребенок? – выпалила она испуганно. – Ты говорила…

– Нет, – заверила я как можно мягче. – Не будет. Он не смог… закончить.

Спрятав руки в складках юбки, я скрестила пальцы на обеих руках, горячо желая, чтобы я оказалась права. Вероятность этого и в самом деле была мала, однако такие вещи иногда случаются. Не было никакого смысла тревожить ее еще больше из-за очень маленькой вероятности. От этой мысли мне стало плохо. Возможно, рождение Фрэнка произошло как раз в результате такого же случая. Я отбросила сомнения – время покажет.

– Здесь жарко, как в духовке, – заметила я, развязывая шарф на шее. – И дымно, точно в преисподней, как говаривал мой дядюшка.

Придумывая, что бы ей еще сказать, я встала и прошлась по комнате, отдергивая шторы и открывая окна.

– Тетя Элен говорит, что я никому не должна позволять видеть меня, – сказала Мэри, сидя в постели. – Она говорит, что я опозорена и люди будут тыкать в меня пальцами на улице, если я выйду.

– От этих вампиров всего можно ждать. – Я закончила проветривание и подошла к ней. – Но это не означает, что ты должна похоронить себя заживо и потакать им.

Я села рядом с ней на стул, чувствуя, как прохладный свежий воздух шевелит мне волосы и выдувает из комнаты дым.

Она довольно долго молчала, перебирая пучки травы на столике. Потом взглянула на меня, храбро улыбаясь, хотя ее нижняя губа все же слегка дрожала.

– Зато мне не придется выходить замуж за виконта. Дядя говорит, что теперь он ни за что на мне не женится.

– Надеюсь, что нет.

Она кивнула, глядя на свое забинтованное колено. Пальцы теребили конец бинта; несколько ниточек упали на одеяло.

– Я… много думала о том, что ты рассказывала мне, о том, как мужчина…

Она замолчала, к горлу ее подступил комок, и слезинка упала на бинт.

– Я думала, что не смогу позволить виконту делать это со мной. Теперь это произошло… С этим ничего не поделаешь, и у меня больше никогда не будет… и… и… о Клэр, Алекс больше не будет со мной разговаривать! Я больше никогда его не увижу, никогда!

Она поникла в моих объятиях, истерически всхлипывая и рассыпая травы. Я прижала ее голову к своему плечу и старалась успокоить, слегка похлопывая по спине, и все же сама уронила несколько незаметных слезинок ей на волосы.

– Ты увидишь его, – шептала я. – Конечно, увидишь. Для него это не важно. Он хороший человек.

Но я знала, что это не совсем так. Я видела, какой мукой было искажено лицо Алекса Рэндолла в ту ночь, то же бессильное сожаление, что и на лице Джейми и Мурты. Но теперь я знала, что Алекс влюблен в Мэри, и понимала, насколько глубоки и остры были его страдания, его боль и гнев.