– Жаль, что мы не сможем доставить груз в Париж, – заметил Джейми, когда мы разрабатывали план действий, – но Сен-Жермен должен узнать правду. Думаю, будет лучше, если мы продадим товар через посредника в Испании. Я знаю такого человека в Бильбао. Доход будет, конечно, поменьше, чем можно было бы получить во Франции, да и налоги большие, но…

– Но я смогу вернуть долг Дюверни, – сказала я. – И раз уж речь зашла о долгах, какие действия может предпринять синьор Манзетти в отношении Карла Стюарта, который занял у него кругленькую сумму?

Джейми весело хохотнул:

– Думаю, только забыть о них. Да еще подмочить репутацию Стюарта в глазах всех банкиров континента.

– Даже немного жаль старого Манзетти, – вздохнула я.

– Ничего не поделаешь. Нельзя сделать омлет, не разбив при этом яиц, как говорит моя старенькая бабушка.

– У тебя нет никакой старенькой бабушки, – парировала я.

– Нет, – согласился он. – Но если бы была, то именно так и сказала бы.

Джейми помолчал немного, затем продолжал:

– Конечно, это не совсем честно по отношению к Стюартам. Действительно, если бы лорды-якобиты узнали, что я делаю, они назвали бы это предательством и были бы правы.

Он потер рукой лоб, как всегда делал в минуты тревоги или волнения, покачал головой, и глубокая озабоченность сменила радостное выражение на его лице.

– Тут ничего не поделаешь, англичаночка. Сейчас приходится делать выбор между честолюбивыми устремлениями Карла Стюарта и жизнью множества шотландцев. Я не испытываю ни малейшей симпатии к королю Георгу, после того как он назначил цену за мою голову, но не вижу другого выхода.

Джейми нахмурился.

– Если бы Карл смог осуществить задуманное… О, тогда совсем другое дело. Это был бы благородный риск. Но твоя история подтверждает, что он не добьется успеха. Да я и сам уверен в этом, потому что хорошо знаю принца. А Шотландия… Там мой народ, и если жизнь моего народа зависит от золота банкира, то лучше принести в жертву золото, чем собственную честь.

Он весело пожал плечами.

– Давай представим себе, что золото его высочества было похищено грабителями из банка или пиратами на море. Вот и все.

Он помолчал с минуту, разглядывая лежащие на столе крепко сжатые кулаки своих сильных рук, потом повернулся ко мне и сказал, улыбаясь:

– Когда я был ребенком, мне очень хотелось стать пиратом, жаль, что сейчас мне нельзя носить саблю.

* * *

Я лежала на кровати, сложив руки на животе, и размышляла. После той тревожной ночи кровотечение почти полностью прекратилось, и я чувствовала себя хорошо, хотя любое кровотечение на данной стадии беременности могло служить серьезной причиной для тревоги. Я раздумывала над тем, что будет, если случится беда во время отсутствия Джейми. Однако в любом случае он должен быть в Испании. На том корабле с вином. И если его замысел осуществится, он благополучно вернется домой еще до рождения ребенка.

Поэтому все личные соображения надо отодвинуть на задний план. Не в состоянии скрыть волнение, Карл признался Джейми, что вскоре ему понадобятся два корабля, а может быть, и больше. Он просил у Джейми совета, как перестроить корабль, чтобы можно было установить на нем пушки. Последние письма Якова Стюарта из Рима изобиловали вопросами. Он чувствовал что-то неладное и подозревал, что это так или иначе связано с политикой. По всей видимости, он был недостаточно информирован о действиях своего сына. Проштудировав зашифрованное письмо, Джейми пришел к выводу, что, скорее всего, король Испании, Филипп, пока не сделал Карлу никаких официальных предложений. Не упоминалось в них и о папе римском, но было ясно, что у Якова Стюарта свои шпионы.

Через некоторое время я интуитивно почувствовала какую-то перемену в настроении Джейми. Глянув в его сторону, увидела, что книга, лежащая у него на коленях, раскрыта, но он перестал переворачивать страницы и даже смотреть в нее. Его глаза были устремлены на меня, а точнее, на то место, где кончалась моя ночная рубашка. Подол ее я натянула даже, пожалуй, на несколько дюймов ниже, чем могла диктовать простая скромность, которую едва ли необходимо соблюдать в присутствии мужа. Взгляд его был напряженным, потемневшим от желания, и я поняла, что следовать соображениям стыдливости в постели с мужем не всегда целесообразно, если нет для этого каких-то особых причин. Конечно, могут существовать и другие мнения на этот счет.

Заметив, что я наблюдаю за ним, Джейми покраснел и с нарочитым интересом снова углубился в чтение. Я повернулась на бок и положила руку ему на бедро.

– Интересная книга? – спросила я, ласкаясь.

– Мм… О да!

Он еще больше покраснел, но не отрывал глаз от страницы. Смеясь про себя, я просунула руку под простыню. Книга выпала у него из рук.

– Англичаночка, ты знаешь, тебе нельзя.

– А тебе можно. Значит, можно и мне.

Он решительно отвел мою руку в сторону:

– Нет, англичаночка, это нечестно.

– Нечестно? – удивилась я. – Это еще почему?

Он сильно смутился, избегая моего взгляда.

– Потому что я получу от тебя удовольствие, а сам буду не в силах доставить его тебе. Нет, так я не могу.

Я прыснула и положила голову ему на бедро:

– Джейми, как ты мил!

– Не мил, но и не настолько эгоистичен… Клэр, прекрати!

– Ты собираешься ждать несколько месяцев? – спросила я.

– Я могу, – ответил он с той твердостью, какая только возможна в подобных обстоятельствах. – Я ждал двадцать два года, и я могу…

– Нет, не можешь, – сказала я, стянув простыню и любуясь тем, что ясно проступало сквозь его ночную рубашку.

Я дотронулась до него рукой, и тут же он живо отозвался на мое прикосновение.

– Не знаю, кем еще тебе суждено быть в будущем, но монахом ты не был никогда.

Уверенной рукой я задрала его ночную рубашку.

– Но… – начал было он.

– Двое против одного, – сказала я, ложась навзничь. – Ты проиграл.

* * *

Джейми много работал в последующие несколько дней, принимая необходимые меры для успешного осуществления коммерческих дел в его отсутствие. Все же он находил время подняться ко мне, чтобы хоть немного посидеть со мной после обеда. Так было и в этот день. Мы приятно коротали время за беседой, когда нам доложили о приходе гостя. Гости не были для нас редкостью. Почти каждый день ко мне наведывалась Луиза – поболтать о моей беременности или поплакаться из-за своей разбитой любви, хотя мне лично казалось, что сейчас она обожает Карла больше, чем когда он был ее любовником. Она обещала мне принести сладких засахаренных фруктов по-турецки, и я ждала, что сейчас приоткроется дверь и я увижу именно ее круглое личико. Но, к моему удивлению, гостем оказался месье Форе. Магнус сам провел его ко мне в комнату, приняв от него шляпу и плащ с почти суеверным почтением.

Джейми был не менее меня удивлен такому визитеру, но вежливо поднялся навстречу палачу и предложил угощение.

– Обычно я не пью спиртного, но не хочу обижать свою уважаемую коллегу. – Он церемонно поклонился в сторону кровати, где лежала я. – Надеюсь, вам лучше, мадам Фрэзер.

– Да, спасибо большое.

Я поинтересовалась, чем мы заслужили честь видеть его у себя. Несмотря на то что месье Форе пользовался значительной известностью, а его работа делала его состоятельным человеком, я не думала, что он часто получает приглашения на обед. Вдруг мне в голову пришла мысль: а есть ли у палача какая-нибудь собственная личная жизнь, о которой можно было бы поговорить?

Он пересек комнату и положил на кровать большой сверток. Месье Форе был похож на самца грифа, принесшего пищу своим птенцам. Вспомнив о подаренном креме, я подняла пакет и взвесила его на руке. Он был легким и источал слабый аромат.

– Маленький подарок от матери Хильдегард, – объяснил он. – Думаю, это – излюбленное средство почтенных замужних женщин. Она написала, как рекомендуется его принимать.

Из внутреннего кармана он вытащил запечатанный конверт и протянул мне.

Я понюхала пакет. От него исходил запах малиновых листьев, камнеломки и чего-то еще. Я надеялась, что мать Хильдегард указала в письме ингредиенты, входящие в состав ее эликсира.

– Пожалуйста, поблагодарите матушку Хильдегард от моего имени, – сказала я. – А как поживают все остальные в больнице?

Я очень скучала по своей работе, а также по монахиням и всему медицинскому персоналу.

Некоторое время мы болтали о больнице. Джейми время от времени вставлял несколько фраз, но больше слушал с вежливой улыбкой или, когда разговор заходил о сугубо медицинских проблемах, прихлебывал из стакана вино.

– Как жаль, – искренне сказала я, когда месье Форе закончил свою краткую лекцию по поводу лечения раздробленной лопатки плеча. – Я никогда не видела, как это делается. Я действительно скучаю по хирургии.

– Да, и я тоже буду скучать.

Месье Форе кивнул, потягивая вино маленькими глотками. Стакан по-прежнему оставался полон почти наполовину. Палач не шутил, когда говорил о своей нелюбви к спиртным напиткам.

– Вы покидаете Париж? – удивленно спросил Джейми.

Месье Форе пожал плечами.

– Только на время. Не меньше чем месяца на два. И это, мадам, основная причина моего визита к вам.

– Правда?

– Да, я собираюсь в Англию, и мне подумалось, что, если вы пожелаете отправить кому-нибудь из живущих там весточку, мне не составит никакого труда ее доставить. Если, конечно, там есть кто-нибудь, с кем вы хотели бы поддерживать связь, – уточнил он.

Я взглянула на Джейми. Лицо его, выражавшее вежливый интерес, мгновенно превратилось в маску, скрывавшую под улыбкой все сокровенные мысли. Посторонний не уловил бы этой перемены, но я хорошо знала Джейми.

– Нет, – медленно произнесла я. – У меня нет в Англии ни друзей, ни родных. Боюсь, что у меня не осталось там никаких привязанностей с тех пор, как я овдовела.

Я почувствовала привычную острую боль, как всегда при упоминании о Фрэнке, но подавила ее.

Если это и показалось странным месье Форе, он никак того не обнаружил. А просто кивнул и поставил на стол свой так и не допитый стакан вина.

– Понятно. К счастью, у вас есть друзья здесь.

Тон, каким это было сказано, казалось, таил в себе предостережение. А когда месье Форе наклонился, чтобы поправить чулок, перед тем как встать, он как-то особенно проницательно посмотрел на меня.

– Я загляну к вам, когда вернусь, и надеюсь снова застать вас в добром здравии.

– По какому же делу вы едете в Англию? – робко осведомился Джейми.

Месье Форе повернулся к нему со слабой улыбкой.

– А какое еще может быть дело у человека моей профессии, месье Фрэзер? – спросил он. – Меня вызывают для исполнения моих служебных обязанностей в Смитфилде.

– По весьма важному делу, однако, – заметил Джейми. – Если принять во внимание ваше мастерство.

Выражение его глаз казалось прежним, но в них появилось что-то еще, кроме обычной вежливости.

Взгляд месье Форе сделался пронзительным. Он медленно выпрямился, глядя сверху вниз на Джейми, сидящего возле окна.

– Вы правы, месье Фрэзер, – мягко произнес он. – Многое зависит от мастерства. Здесь вы не ошиблись. Задушить человека при помощи веревки сможет каждый. Но чтобы сломать шею аккуратно, одним быстрым движением, требуется особое мастерство. Нужно уметь рассчитать силу удара в зависимости от веса субъекта и правильно расположить веревку. Ну а для того, чтобы правильно привести приговор в исполнение, когда дело касается предателя, уж и впрямь необходимо великое мастерство.

– Предателя?

Неожиданно у меня пересохло во рту, и я потянулась за стаканом.

– Казни предателя? – повторила я, желая, чтобы на этот вопрос не последовало ответа.

– Повешение, потрошение и четвертование, – коротко произнес Джейми. – Именно это вы имели в виду, месье Форе?

Палач кивнул. Как бы вопреки своей воле Джейми поднялся, став лицом к лицу со своим гостем – человеком в мрачной черной одежде. Они были одного роста. Месье Форе шагнул навстречу Джейми, и на лице у него появилось такое выражение, словно он собирается провести некий медицинский эксперимент.

– О да. Это называется казнью предателя. Вначале человек должен быть повешен, но, по милостивому решению суда, так, чтобы шея его не была сломана, а дыхательное горло раздроблено. Ведь удушение здесь не самая главная цель, понимаете?

– О, понимаю.

Голос Джейми звучал мягко, почти насмешливо, и я с недоумением посмотрела на него.

– Понимаете, месье? – вкрадчивым тоном спросил месье Форе, не переставая улыбаться. – Главное – не упустить время. Вы должны уметь определить его на глаз. Лицо потемнеет от крови почти тут же, особенно если у субъекта светлая кожа, а язык вывалится изо рта. Вот что особенно приводит в восторг толпу. Да еще выпученные глаза. Но вы наблюдаете за уголками глаз и ждете, когда в них лопнут мелкие кровеносные сосуды. После этого вы должны подать сигнал своему ассистенту – немедленно освободить субъекта. Весьма немаловажно иметь при этом хорошего помощника.