– Лучше теперь? – спросила я.

– Намного. – Джейми сжал пальцы, морщась от боли. – Здорово кусается и жжется эта крапива.

– Конечно.

Я оттянула ворот своей блузы и выжала несколько капель алоэ себе на грудь. Прохладный сок тут же принес облегчение.

– Я рада, что ты не исхлестал меня всю, – сказала я, искоса взглянув на пучок крапивы, валявшийся неподалеку.

– Не говори так, англичаночка, не нужно меня искушать, – ответил Джейми, наклоняясь и нежно целуя меня. – Дорогая моя, клянусь, что я никогда, ни в горе, ни в ярости, не подниму на тебя руку. В конце концов, – мягко добавил он, – я и так причинил тебе немало боли.

От внезапно нахлынувших воспоминаний у меня на глазах выступили слезы, но мне хотелось хоть как-то облегчить его боль.

– Джейми, – сказала я дрожащим голосом. – Ребенок… Тут не было твоей вины. Поначалу именно так я считала, но поняла, что ошибалась. Я думаю, что так бы случилось независимо от того, убил ты Джека Рэндолла или нет.

– Ты так думаешь? Возможно. – Он прижал мою голову к своей груди. – Мне стало немного легче от твоих слов, хотя ребенок значил для тебя не меньше, чем Фрэнк. Ты простишь меня за это?

В глядевших на меня глазах была тревога.

– Фрэнк… – встрепенулась я. – Но… тут нечего прощать.

Неожиданно мне пришла в голову мысль, что, возможно, он не знает о том, что Джек Рэндолл жив. Ведь Джейми заключили под стражу немедленно после дуэли. Но если он не знает… Я с трудом перевела дыхание. Лучше, если он узнает об этом от меня.

– Ты не убил Джека Рэндолла, Джейми.

К моему большому недоумению, он не казался удивленным или потрясенным. Он покачал головой, и солнце заиграло в его рыжих волосах. В тюрьме они основательно отросли, и ему приходилось постоянно отбрасывать их назад.

– Я это знаю, англичаночка.

– Знаешь? Но… тогда… – Я растерялась.

– А больше тебе ничего не известно? – медленно произнес он.

У меня похолодели руки, невзирая на жаркий день.

– Не знаю… что?

Он закусил нижнюю губу, стараясь не встречаться со мной глазами. Тяжело вздохнул.

– Я не убил его. Но ранил.

– Да, Луиза говорила, что ты его тяжело ранил. Но она также сказала, что он поправляется.

Вдруг в моей памяти всплыла та последняя сцена в Булонском лесу. Последняя, перед тем как темнота поглотила сознание. Острый конец шпаги пронзает покрытую каплями дождя оленью кожу. Кожу, из которой были сшиты штаны Джека Рэндолла. Огромное красное пятно на штанах у пояса и шпага, стремительно двигающаяся от пояса к низу живота.

– Джейми! – воскликнула я, с ужасом глядя на него, – Джейми, что ты сделал?

Он сидел, опустив глаза и потирая обожженную крапивой ладонь о подол килта. Он покачал головой, как бы сам удивляясь содеянному.

– Я был таким глупцом, англичаночка. Я бы не считал себя мужчиной, если бы позволил ему уйти не отомщенным за то, что он сотворил с мальчиком. И все-таки… я все время мысленно повторял себе: «Ты не должен его убивать, ты же обещал! Ты не должен его убивать».

Он горько улыбнулся, глядя на свою ладонь.

– У меня внутри бушевало пламя, но я по-прежнему продолжал твердить про себя: «Ты не должен его убивать». И я до поры до времени сдерживал данное тебе обещание. Но я пребывал в бешенстве, в ушах звенела кровь… и в какой-то момент я вспомнил Уэнтуорт и Фергюса, и эти воспоминания затмили твою просьбу, и лезвие моей шпаги…

Он внезапно умолк.

Я почувствовала, как кровь отхлынула у меня от головы, и тяжело опустилась на камень.

– Джейми, – прошептала я.

Он беспомощно пожал плечами.

– Мне нечего сказать тебе, англичаночка, – продолжал он, избегая моего взгляда, – кроме того, что я ранил его в это самое дьявольское место.

– Боже.

Я сидела, не в силах пошевелиться, а он внимательно разглядывал свои руки. На одной из них, на правой, сохранился небольшой розовый шрамик. След от гвоздя, который Джек Рэндолл вогнал в нее. Там, в Уэнтуорте.

– Ты ненавидишь меня за это, Клэр? – спросил он тихо, чуть слышным голосом.

Я закрыла глаза и покачала головой.

– Нет.

А когда открыла их снова, увидела взволнованное лицо Джейми.

– Я не знаю, что я сейчас думаю, Джейми. Правда не знаю. Но в одном я уверена: я не испытываю к тебе ненависти.

Я взяла его руку, нежно пожала и добавила:

– А сейчас, прошу тебя, дай мне побыть одной несколько минут, хорошо?

* * *

Джейми ушел, а я надела свою успевшую высохнуть одежду и теперь сидела на валуне, разглядывая кольца у себя на руках – одно серебряное, другое золотое. Я носила оба обручальных кольца и не знала почему.

Итак, Джек Рэндолл никогда не сможет стать отцом. Джейми был уверен в этом, а я не склонна расспрашивать его о причине такой уверенности. И все же я носила кольцо Фрэнка. Я все еще помнила человека, который был моим первым мужем, все, что было связано с ним и чего больше нет. Как же он может не существовать?

Я не знала. Возможно, я никогда не узнаю, так ли это. Я тряхнула головой, отбросив назад растрепанные ветром кудри. Если мы порой можем повлиять на наше будущее, во всяком случае пытаемся это сделать, то наше недавнее прошлое изменить мы не в силах. Что сделано, то сделано. И что бы я ни предпринимала, ничего изменить нельзя. Джек Рэндолл никогда не сможет зачать ребенка.

По склону позади меня скатился камешек, подпрыгивая и увлекая за собой водопад гравия. Я повернулась и взглянула вверх, где Джейми, уже одетый, внимательно смотрел куда-то вдаль.

Ярко-белая поверхность известнякового холма свидетельствовала о том, что коричневый грязный слой его под влиянием непогоды разрушился и сполз вниз. Там виднелись малюсенькие, только что проклюнувшиеся из земли растения, нашедшие приют на этом свежем участке почвы. Они резко контрастировали с густым кустарником, покрывающим остальные участки горы. Джейми брел по склону, хватаясь за валуны руками. Я видела, как он обогнул гигантский камень, и среди полуденной тиши услышала звон его кинжала, ударившегося о скалу.

Потом он исчез из моего поля зрения. В ожидании, когда он появится с другой стороны валуна, я сидела, блаженно жмурясь и подставляя плечи горячему солнцу. Он все не появлялся. Через несколько минут я забеспокоилась. А что, если он поскользнулся и упал или ударился головой о скалу? Минуты казались вечностью. Я стянула с ног сапоги, подоткнула юбки и стала взбираться вверх по холму, осторожно ступая ногами по белым теплым камням.

– Джейми!

– Я здесь, англичаночка!

Голос его прозвучал прямо у меня за спиной, и я от неожиданности чуть не потеряла равновесие. Он схватил меня за руку, помог подняться на маленькую площадку между двумя валунами и повернул к стене известняка со следами ржавчины от стекавшей когда-то по ней воды.

– Смотри, – тихо произнес он.

Я посмотрела, куда он указывал, и увидела нарисованные на стене, словно мчавшиеся прямо на нас стада бизонов и оленей, а над ними кружили стаи птиц. Картина была написана в черно-красных и желтых тонах и свидетельствовала о незаурядном мастерстве художника. Оно проявилось и в том, как он использовал естественные трещины и неровности камня. Когда-то эта картина, сотворенная безымянным художником при свете костра, украшала стены пещеры. Со временем стены разрушились, и она предстала на всеобщее обозрение, такая же прекрасная и при свете солнечного дня.

– Англичаночка! Иди сюда, пожалуйста!

Голос Джейми звучал как-то непривычно, и я поспешила на его зов. Он стоял у входа в одну из небольших пещер, выстроившихся в ряд, заглядывая внутрь.

Они лежали за выступом скалы, словно укрывшись здесь от ветра. Их было двое. Они лежали рядом, как бы обнявшись, на твердом полу пещеры. В сухом воздухе их кости сохранились, хотя плоть давным-давно истлела. На одном черепе уцелел небольшой кусочек коричневой кожи с волосами, порыжевшими от времени. Они слегка шевелились под легкими порывами ветерка.

– Бог мой, – тихо произнесла я, словно боясь потревожить их покой.

Джейми обнял меня и привлек к себе.

– Наверное… их… убили? По-видимому, ритуальное убийство?

Джейми покачал головой, внимательно вглядываясь в небольшую груду хрупких костей.

– Нет.

Он тоже говорил тихо, как обычно принято говорить в церкви. Повернулся и показал рукой на картину за нашей спиной, на которой были изображены скачущие олени и парящие журавли, нарисованные на камне.

– Нет, – повторил он. – Люди, которые рисовали эти картины, не могли так поступить.

Он вновь повернулся к двум скелетам, сплетенным у наших ног, склонился над ними, прослеживая пальцем линию костей, но стараясь не касаться их мраморной поверхности.

– Видишь, как они лежат? Они не упали, и никто не принес их сюда. Они сами легли здесь. – Его рука скользила над длинными костями рук более крупного скелета. – Он обнимает ее. Он обхватил ее ногами и крепко прижал к себе. Его голова покоится на ее плече.

Рука Джейми мелькала то тут, то там, как бы озаряя бренные останки своим воображением, и мне казалось, что я вижу их живыми, обнявшимися последний раз и навсегда. Мелкие фаланги пальцев разрушились, но хрящи уцелели, и благодаря этому поза скелетов сохранилась в первозданном виде. Влюбленные встретили свой смертный час в объятиях друг друга.

Наконец Джейми поднялся и осмотрел внутренность пещеры. Лучи заходящего солнца окрасили стены в розовато-желтый цвет.

– Взгляни туда.

Он указал на площадку возле входа в пещеру. Камни здесь были коричневого цвета от вековой пыли, но на них не было ржавчины от воды и эрозии, как внутри.

– Здесь когда-то был вход в пещеру, но однажды камни упали и замуровали его.

Он обернулся и потрогал рукой каменный выступ, закрывший для влюбленных белый свет.

– Они, должно быть, шли по пещере, взявшись за руки, искали выход. Да, так оно и было. – Джейми прижался лбом к камню и закрыл глаза. – Но свет померк для них навсегда. Они это поняли и решили умереть в объятиях друг друга.

По его щекам, покрытым пылью, потекли слезы, оставляя светлые дорожки. Я тоже терла глаза. Потом взяла его за руку. Наши пальцы сплелись. Джейми повернулся ко мне и, не говоря ни слова, так крепко прижал к себе, что у меня перехватило дыхание.