Глаза Брианны, казалось, того гляди выскочат из орбит, рука Роджера снова потянулась к телефону. Я замолкла, пытаясь успокоиться.

Успокойся, ну же, тихо твердила я себе. Дыши глубоко… Раз… два… еще раз. Так… Все совершенно ясно. Просто надо сказать им всю правду, как она есть. Разве не для этого приехала ты в Шотландию?

Я открыла рот, но из него не вышло ни звука. Закрыла рот и глаза в надежде, что ко мне вернется самообладание, если я не буду видеть эти пепельные от страха лица, с тревогой взирающие на меня. Позволь… только позволь мне сказать… правду, молилась я про себя, толком не понимая, к кому обращаюсь. Возможно, к Джейми…

Но ведь я и раньше говорила правду. Однако ничего хорошего из этого не вышло.

Еще плотней смежила веки. Ощутила запах карболки, присущий больнице, жесткое прикосновение накрахмаленной наволочки к щеке… Из коридора доносился сдавленный от ярости голос Фрэнка: «Что вы имеете в виду, не давить на нее? Давить на нее! Моя жена отсутствовала три года! Потом вернулась, грязная, оборванная и беременная! И я еще, оказывается, не смею задавать вопросы?!»

И голос доктора, бормочущий какие-то успокоительные слова. Я разобрала лишь несколько: «галлюцинации», «травматическое состояние» и «надо подождать, старина, хотя бы немного».

И снова голос Фрэнка, возмущенный и настойчивый, он замирает в конце коридора. Такой знакомый голос, он снова поднял в душе целую бурю печали, гнева и страха.

Я клубком свернулась в постели, защитным жестом прижала к груди подушку, впилась в нее зубами, вгрызаясь все глубже и глубже, пока не почувствовала, что ткань подалась и под зубами скрипят шелковистые перышки.

Кажется, они скрипят до сих пор. Я разжала зубы и открыла глаза.

— Вот что, — произнесла я как можно спокойнее, — простите, я понимаю, насколько дико все это звучит. Но тем не менее это правда, тут уж ничего не поделаешь.

Однако эта фраза ничуть не успокоила Брианну, она только еще ближе придвинулась к Роджеру. Сам же Роджер, похоже, немного пришел в себя, и на смену болезненной настороженности явилось сдержанное любопытство. Неужели у него достанет воображения понять и оценить всю правду?

Обрадованная этим его выражением, я разжала кулаки.

— Проклятые камни, — пробормотала я. — Вы ведь знаете этот круг из камней, на холме фей, к западу отсюда?

— Крэг-на-Дун? — переспросил Роджер. — Вы это имеете в виду?

— Да, именно! — радостно воскликнула я. — И вам наверняка известны легенды, связанные с этим местом? О людях, которые пропадали там, среди скал, а потом вдруг возвращались через двести лет?

Тут Брианна перепугалась уже не на шутку.

— Мама, я серьезно думаю, что тебе надо лечь, — сказала она и привстала с кресла. — Я позову Фиону и…

Роджер положил ей руку на запястье.

— Не надо, подождите, — сказал он, продолжая глядеть на меня с тем сдержанным любопытством, которое отличает ученого, собравшегося разглядывать под микроскопом некий новый образчик. — Говорите же!

— Спасибо, — сухо ответила я. — He бойтесь. Я вовсе не собираюсь потчевать вас небылицами о феях. Просто подумала, что вам будет интересно узнать, есть ли реальная подоплека у этих легенд. Не имею ни малейшего понятия, как и почему это происходит, но факт есть факт… — Я набрала побольше воздуха в грудь. — И он заключается в том, что, ступив в этот треклятый круг между камнями в тысяча девятьсот сорок пятом, я оказалась в тысяча семьсот сорок третьем году…

Именно это я и сказала тогда Фрэнку. С минуту он гневно смотрел на меня, потом схватил с тумбочки вазу с цветами и грохнул ее об пол.

Роджер же смотрел на меня, как смотрит ученый на нового открытого им микроба. Интересно почему? Но мне было некогда размышлять об этом, хотелось подобрать адекватные слова для своего последующего рассказа.

— Первый человек, на которого я там наткнулась, был английский драгун в полном обмундировании, — продолжила я. — Уже это натолкнуло меня на мысль, что со мной что-то не так…

Лицо Роджера вдруг озарила улыбка, Брианна продолжала смотреть мрачно и испуганно.

— Что ж, это вполне могло случиться, — заметил он.

— И трудность заключалась в том, что я никак не могла вернуться, — говорила я, решив обращаться теперь только к Роджеру, — тот по крайней мере был расположен слушать вне зависимости от того, верит он мне или нет. — Дело в том, что даже в те времена люди не гуляли в таком месте без сопровождения, а если и гуляли, то уж точно не носили ситцевых платьев и оксфордских туфелек типа мокасин, — объяснила я. — Каждый, кого я встречала на своем пути, в том числе и драгун, взирали на меня с изумлением, не в силах сообразить, что не так. Да и можно ли было в этом их винить? И объяснить им все лучше, чем сейчас, я не могла… Да и дома для сумасшедших были в ту пору намного менее приятным местом, чем теперь. Это вам не фунт изюма, — попыталась пошутить я. Но шутка не имела успеха: Брианна лишь скривилась и выглядела еще более встревоженной. — Итак, этот драгун, — продолжила я и слегка содрогнулась при воспоминании о Джонатане Уолвертоне Рэндолле, капитане ее величества драгунского полка. — Сперва мне показалось, что он — не более чем галлюцинация, потому что этот человек был страшно похож на Фрэнка. При первом взгляде на него я даже подумала, что это он и есть. — Я взглянула на стол, где лежала одна из книг Фрэнка с фотографией на обложке. Темноволосый, с красивым худощавым лицом мужчина…

— Да, интересное совпадение, — заметил Роджер, не сводя с меня внимательных, настороженных глаз.

— И да и нет, — ответила я, с трудом отводя взгляд от книги. — Знаете, он оказался предком Фрэнка. Все мужчины из его рода обладают большим сходством, по крайней мере физическим, — добавила я, размышляя о не менее поразительных нефизических различиях.

— А… а как он выглядел? — Похоже, Брианна начала выходить из ступора.

— Как мерзкий грязный развратник, — ответила я. Две пары глаз расширились — молодые люди с ужасом переглянулись. — Тут нечему удивляться, — заметила я. — Вы что же думаете, в восемнадцатом веке не было разврата? О, ничто не ново под луной! Просто в те времена он был еще хуже, хотя бы в том смысле, что всем было плевать, лишь бы внешне все выглядело пристойно. А Черный Джек Рэндолл был солдатом, командовал гарнизоном в Шотландии. Задачей его было держать под контролем местные кланы, и его огромные полномочия были санкционированы официально. — Я отпила из бокала виски, чтобы немного приободриться. — Ему нравилось издеваться над людьми, — добавила я. — Очень нравилось…

— Он… и над вами издевался? — осторожно спросил Роджер, выдержав приличную паузу. Бри, похоже, снова ушла в себя, кожа на скулах туго натянулась.

— Да нет, не совсем. Вернее, не слишком, — покачала я головой, чувствуя, как в животе у меня словно что-то перевернулось. Именно в живот ударил меня однажды Джек Рэндолл. Воспоминание об этом походило на боль в давно затянувшейся ране.

— У него были довольно противоречивые вкусы. Но хотел он только… Джейми. — Ни при каких обстоятельствах не употребила бы я слова «любил». Горло сдавило, и я проглотила последние капли виски. Роджер, подняв графинчик, вопросительно взглянул на меня, я кивнула и протянула бокал.

— Джейми? Это Джеймс Фрэзер? И он был…

— Был моим мужем, — ответила я.

Брианна затрясла головой, точно лошадь, отгоняющая мух.

— Но ведь у тебя был муж! — воскликнула она. — Ты не могла… Даже если… просто… Я не имею в виду… ты просто не могла!..

— Пришлось, — коротко ответила я. — В конечном счете я поступила так не предумышленно.

— Но, мама, как же можно выходить замуж за первого встречного?! — Брианна окончательно утратила манеры заботливой сиделки у постели душевнобольной. Что ж, может, это и к лучшему, пусть даже альтернативой будет гнев.

— Ну, нельзя сказать, что за первого встречного, — ответила я. — Просто у меня не было выбора. Иначе я попала бы в лапы Джеку Рэндоллу. Джейми женился на мне, чтоб защитить от него, что было очень благородно с его стороны, — закончила я, глядя на Бри поверх бокала. — Он вовсе не был обязан делать это, однако сделал.

Вспомнилась наша первая брачная ночь. Он оказался девственником, при прикосновении ко мне руки его дрожали. Я тоже боялась, но по иным причинам. Тогда, на рассвете он держал меня в объятиях, прижимаясь обнаженной грудью к моей спине. Я чувствовала крепкие теплые бедра, касающиеся моих ног, а он бормотал мне в облако волос: «Не бойся, теперь нас двое…»

— Дело в том, — я снова обращалась к Роджеру, — что я никак не могла вернуться. Мне пришлось бежать от капитана Рэндолла, когда шотландцы нашли меня. Это была группа погонщиков скота. Джейми оказался с ними, все они были родственниками его матери, Макензи из Леоха. Они не знали, что со мной делать, и взяли с собой как пленницу. И я снова не могла бежать.

Я вспомнила свои бесплодные попытки бежать из замка Леох. И тот день, когда я сказала Джейми правду, в которую он поверил не больше, чем Фрэнк, но по крайней мере вел себя так, будто поверил. И он отвез меня обратно к тем камням.

— Возможно, он считал меня ведьмой, — говорила я с закрытыми глазами, улыбаясь этой мысли. — Теперь считают сумасшедшей, а тогда — ведьмой. Таковы нравы и влияние культуры, — добавила я и открыла глаза. — Теперь это называют физиологией, а тогда — магией. Разница не столь уж велика. — Роджер кивнул, немного растерянно. — Меня судили за колдовство, — продолжала я. — В деревне Крэйнсмуир, неподалеку от замка. Джейми спас меня, и тогда я все ему рассказала. И он отвез меня к камням и велел возвращаться. Назад, к Фрэнку. — Я замолкла, потом, глубоко вздохнув, вспомнила октябрьский день, когда судьба моя снова оказалась в моих руках и мне предстояло сделать выбор.

«Возвращайся, — сказал он тогда. — Здесь тебя ничего не ждет, кроме опасности».

«Неужели ничего?» — спросила я. Будучи слишком благородным по натуре, чтоб говорить на эту тему, он тем не менее ответил, и я сделала свой выбор.

— Было слишком поздно, — сказала я, разглядывая свои руки, лежащие на коленях. Небо потемнело, собирался дождь, но два моих обручальных кольца, золотое и серебряное, все еще отливали блеском на пальцах. Выходя за Джейми, я не сняла с левой руки золотого кольца Фрэнка, а серебряное, подаренное Джейми, носила на четвертом пальце правой в течение вот уже двадцати с лишним лет. — Я любила Фрэнка, — тихо произнесла я, не поднимая на Бри глаз, — очень любила. Но к тому времени сердце мое уже целиком принадлежало Джейми, сердце и каждая клеточка тела. Я не могла его бросить, просто не могла… — Ища поддержки, я подняла глаза на Бри. Она смотрела на меня с каменным выражением лица.

Я снова опустила глаза на руки и продолжила:

— Он отвез меня к себе домой, в Лаллиброх, так называлось это очень красивое место… — Я прикрыла глаза, чтоб не видеть больше этого выражения на лице Брианны, всеми силами вызывая в памяти образ Брох Туараха, тогдашнего Лаллиброха. Прелестная шотландская ферма, лесами и ручьями. Тут был даже клочок плодородной земли — явление для этих краев редкое. Очаровательный тихий уголок, надежно защищенный высокими холмами, горными перевалами от бурь и невзгод, сотрясавших Шотландию. Но даже Лаллиброх мог служить лишь временным убежищем. — Джейми был объявлен вне закона, — объяснила я, и перед глазами предстали шрамы, следы порки, которые англичане оставили на его спине. Целая сеть тоненьких белых линий, покрывавшая широкие плечи точно паутина. — За его голову было обещано вознаграждение. Выдал его англичанам один из арендаторов. Те схватили его и отвезли в тюрьму в Уэнтуорте, чтобы там повесить.

Роджер громко присвистнул.

— Жуткое место! — заметил он. — Вы там были? Стены, должно быть, футов в десять толщиной.

Я открыла глаза.

— Да, так оно и есть. Я была в этих стенах. Но даже самые толстые стены имеют двери. — В груди я вновь ощутила холодноватый огонек, смесь храбрости с отчаянием, — именно эти чувства завели меня тогда в Уэнтуортскую тюрьму в поисках моего возлюбленного. «Если я тогда могла сделать это для тебя, — мысленно обратилась я к Джейми, — то смогу и сейчас. Только помоги мне хоть немного, чертов шотландец, помоги!» — Я вытащила его оттуда, — сказала я и глубоко вздохнула. — Вернее, то, что от него осталось. Джек Рэндолл командовал гарнизоном в Уэнтуорте. — Мне страшно не хотелось, чтоб в памяти моей вновь всплыли те образы, но остановить их не могла. Обнаженный, окровавленный, Джейми лежит на полу… Поместье Элдбридж, где мы нашли убежище…

«Я не позволю им забрать меня назад, Саксоночка», — сказал он мне сквозь стиснутые от боли зубы, пока я вправляла вывихнутые кости его руки и промывала раны. «Саксоночка»… Так он называл меня с самого начала; имя, производное от гэльского «сэсинак», обозначавшего «чужестранка, незнакомка». Так еще называли англичан. Сперва он выговаривал это прозвище насмешливо, затем с нежностью.