— Ш-ш-ш, девочка! Ну, тихо, тихо… Тебе просто приснился сон… Я здесь.

Повернув голову, я уткнулась носом в его обнаженное плечо. Я крепко приникла к нему, а в уши медленно входили знакомые домашние шумы, вновь возвращая к жизни, которая была моей… Моей!

— Прости, — прошептала я. — Мне снилось… снилось, что…

Он похлопал меня по спине и полез под подушку за платком.

— Знаю. Ты назвала его имя. — Голос звучал печально.

Я снова уткнулась ему в плечо. От него пахло теплом, взъерошенными со сна волосами, и этот запах смешивался со слабым ароматом свежего постельного белья.

— Прости, — повторила я.

Он фыркнул, но на смех это походило мало.

— Сказать, что я ревную тебя к этому человеку, было бы ничего не сказать. Жутко ревную. Но возражать против того, чтоб он тебе снился… Или чтоб ты плакала из-за него, тут я бессилен. — Палец нежно провел по мокрому следу у меня на щеке, потом он промокнул его платком.

— Так ты не возражаешь?

Он криво улыбнулся в полумраке:

— Нет. Ты ведь его любила. Разве я могу обижаться на то, что ты его оплакиваешь? К тому же меня утешает одна мысль. — Он замолк, я протянула руку и откинула взъерошенные рыжие волосы со лба.

— Какая же?

— Что, в случае чего, ты и меня тоже будешь оплакивать, — еле слышно произнес он.

Я вжалась лицом в его грудь, слова звучали приглушенно.

— Я не буду оплакивать тебя потому, что не придется. Не собираюсь терять тебя, слышишь? — Тут меня осенила одна мысль, и я подняла на него глаза. — Ты ведь не думаешь, что я хочу вернуться, а? Не смей так думать только потому, что я иногда вспоминаю Фрэнка!

— Нет. — Он произнес это быстро и тихо и еще крепче сжал меня в объятиях. — Нет, — повторил он еще тише. — Мы принадлежим друг другу, ты и я, и ничто на свете не в силах нас разлучить. — Он погладил меня по волосам. — Помнишь, как я поклялся в день нашей свадьбы?

— Да, кажется. «Плоть от плоти моей, кровь от крови…»

— И я отдаю тебе свою плоть, чтоб мы могли стать единым целым, — закончил он. — Я собираюсь сдержать эту клятву, Саксоночка! И ты тоже. — Он бережно повернул меня к себе лицом, ладонь с нежностью опустилась на слегка округлившийся живот. — Кровь от крови, — прошептал он, — и плоть от плоти. Ты носишь меня в себе, Саксоночка, и ты не можешь, не в силах оставить меня, что бы ни случилось. Ты моя, вся и навсегда, хочешь ты того или нет, хочешь ты меня или нет! Моя, и никуда я тебя не отпущу.

Я положила руку поверх его ладони и сжала.

— Да… — тихо пробормотала я. — И ты меня не оставишь тоже.

— Нет. — Он улыбнулся. — Поскольку уж придется держать эту клятву до конца, до самого последнего ее слова. — Он обнял меня, склонил голову и прошептал в самое ухо в темноте, я ощущала на лице его теплое дыхание. — И мы будем вместе, пока не разлучит нас смерть!

Глава 11

ПОЛЕЗНЫЕ ЗАНЯТИЯ

— Кто этот странный маленький человечек? — с любопытством спросила я Джейми. Человек, о котором шла речь, медленно прокладывал себе дорогу среди гостей, собравшихся в главном зале особняка де Роханов. Останавливался на секунду-другую, окидывал группу гостей критическим взглядом, затем или пожимал худенькими плечиками и шел дальше, или подходил к мужчине или даме, что-то подносил им к лицу и выпаливал какую-то команду. Чем бы он там ни занимался, но, похоже, действия его очень веселили публику.

Прежде чем Джейми успел ответить, человечек, низенький, худенький и морщинистый, в сером саржевом костюме вдруг увидел нас, и лицо его просияло. Он накинулся на Джейми, как какая-нибудь маленькая хищная птичка кидается с высоты на крупного, но тем не менее испуганного кролика.

— Пойте! — скомандовал он.

— Что? — растерянно моргая, Джейми с удивлением глядел сверху вниз на крошечную фигурку.

— Я сказал: пойте, — терпеливо ответил человечек. И с восхищением ткнул Джейми в грудь морщинистым кулачком. — С такой грудной клеткой мы будем иметь такой резонанс! Какие объемы!..

— Да, объемы у нас имеются, — весело заметила я. — Стоит ему разозлиться, и голос слышен за три квартала.

Джейми сердито зыркнул на меня глазом, а человечек гак и кружил возле, измеряя ширину спины, похлопывая по плечам и другим частям тела, словно дятел, долбящий высокое мощное дерево.

— Но я не умею петь, — запротестовал муж.

— Ерунда, ерунда! Конечно, умеете! Приятным бархатным баритоном, — с восхищением бормотал человечек. — Великолепно! Просто превосходно! Вы как раз то, что я ищу! Вот… Сейчас я помогу вам. Попробуйте повторить эту ноту.

С этими словами он проворно выхватил из кармана маленький камертон, стукнул им о колонну и поднес к уху Джейми.

Джейми закатил глаза к потолку, затем, пожав плечами, послушно пропел ноту. Человечек отпрянул, будто его подстрелили.

— Нет… — пробормотал он, словно ушам своим не веря.

— Боюсь, что да, — с сочувствием заметила я. — Он вам не врал. Он действительно совсем не умеет петь.

Человечек обиженно покосился на Джейми, затем снова стукнул камертоном и поднес к его уху.

— Попробуйте еще раз, — крякнул он. — Просто прислушайтесь, а потом выдайте тот же звук.

Мой терпеливый муж внимательно прислушался к ля, исходившему от камертона, затем пропел, изобразив нечто среднее между ми-бемоль и ре-диез.

— Нет, это невозможно! — воскликнул уже окончательно разочарованный человечек. — Так фальшивить нельзя даже нарочно!

— Как видите, можно, — весело ответил Джейми и вежливо поклонился человечку. К этому времени вокруг нас уже собралась небольшая кучка любопытных. Луиза де ла Тур славилась как превосходная хозяйка, и ее салон привлекал сливки парижского общества.

— Он может, — уверила я нашего собеседника. — Он абсолютно лишен слуха.

— Да, вижу. — Человечек был совершенно убит этим обстоятельством. Затем глаза его оживились — он начал присматриваться ко мне.

— Нет, только не я! — со смехом воскликнула я.

— Но не можете и вы, мадам, тоже страдать отсутствием слуха! — Глаза его сверкали, как у змеи, гипнотизирующей птичку. Он приближался ко мне, держа в руке камертон, который в этот момент больше всего походил на раздвоенное жало.

— Погодите! — Я, защищаясь, вытянула руку. — Позвольте сперва узнать, кто вы.

— Это герр Иоганн Гертсман, Саксоночка. — Джейми поклонился человечку. — Учитель пения его величества. Позвольте представить вам мою жену, герр Гертсман. Леди Брох Туарах. — К этому времени Джейми знал при дворе каждого человека, даже самого ничтожного.

Иоганн Гертсман… Ну конечно! Я различала еле уловимый акцент в его беглом аристократическом французском. Немец или австриец?..

— Я организую небольшой любительский хор, — объяснил учитель пения. — Голоса не обязательно должны быть хорошо поставленными, но сильными и искренними. — Он снова бросил разочарованный взгляд на Джейми. Тот ответил ему ухмылкой. Потом взял из рук Гертсмана камертон и поднес мне.

— Ну, так и быть, — согласилась я и пропела.

То, что все услышали, похоже, настолько взбодрило rep-pa Гертсмана, что он, убрав камертон, пристально уставился мне в лицо. Парик был ему великоват и слегка съехал на ухо. Он небрежно сдвинул его назад и сказал:

— Отличное звучание, мадам! Очень, очень недурно! Возможно, вам знакома эта мелодия из «Бабочки»? — Он пропел несколько тактов.

— Ну, по крайней мере, слышала, — осторожно ответила я. — Гм, мелодию, во всяком случае. А слов я не знаю.

— О! Нет проблем, мадам! Ведь в хоре вы просто…

Тут я обнаружила, что он крепко держит меня за запястье и тащит куда-то в дальнюю комнату, откуда доносятся звуки клавесина. При этом герр Гертсман неумолчно жужжал мне что-то в ухо, словно обезумевший шмель.

Я бросала беспомощные взгляды на Джейми, но тот только усмехнулся в ответ и прощальным жестом поднес к губам бокал, а затем вступил в беседу с месье Дюверни-младшим, сыном министра финансов.

Дом де ла Туров — если слово «дом» вообще пригодно для определения этого жилища — был освещен снаружи гирляндами ламп, протянутыми в саду и обрамлявшими террасу. Пока герр Гертсман волок меня по коридорам, я видела, как снуют вокруг слуги, накрывающие стол к обеду, который должен был начаться чуть позже. В большинстве «салонов», которые мы посещали, давались весьма скромные приемы, но у щедрой по натуре Луизы де ла Тур все было на широкую ногу.

Я познакомилась с принцессой неделей раньше, на другом приеме, и, увидев ее, была удивлена. Полненькая, довольно простоватая на вид, с круглым лицом и пухлым подбородком, бледно-голубыми глазами, напрочь лишенными ресниц, и маленькой мушкой в виде звездочки, которая мало соответствовала ее внешности. И эта дама умудрилась обворожить принца Карла, заставила его пренебречь общественными и моральными приличиями, думала я, приседая в глубоком реверансе.

Однако была в ней какая-то живость, шарм, к тому же природа наделила ее совершенно прелестным розовым ротиком, самой привлекательной и яркой чертой лица.

— Я очарована! — воскликнула она тогда, хватая меня за руку. — Очень рада наконец-то с вами познакомиться. Муж и отец без конца поют милорду Брох Туараху такие дифирамбы, а о его очаровательной жене не сказали ни слова! Я совершенно счастлива видеть вас наконец, моя дорогая миледи. Должна ли я называть вас Брох Туарах или достаточно просто леди Туарах? Страшно трудно запомнить, но с одним словом как-нибудь справлюсь, даже если оно и такое странное. Кстати, это шотландская фамилия? Совершенно очаровательно!

Дословно Брох Туарах означает «башня, глядящая на север», но даже если б ей захотелось называть меня «леди, глядящая на север», я бы не возражала. Впрочем, она быстро оставила попытки запомнить это трудное для нее имя и стала называть меня просто «ma chere Клэр».

В музыкальном салоне среди певцов находилась и сама Луиза; она порхала от одного гостя к другому, болтала, смеялась. При виде меня простоватое ее личико озарилось радостью, и она побежала навстречу так быстро, насколько позволяли громоздкие юбки.

— Моя дорогая Клэр! — воскликнула она, безжалостно отрывая от меня герра Гертсмана. — Вы как нельзя более вовремя! Идемте, поможете мне говорить с этим глупеньким английским ребенком!

«Глупеньким английским ребенком» на деле оказалась молоденькая, не старше пятнадцати, девушка с темными блестящими локонами и щеками настолько раскрасневшимися от смущения, что они напомнили мне полыхающие маки. Именно по щекам я и узнала ее: это была та самая девушка, которую я заметила в дворцовом парке как раз перед столь расстроившим меня появлением Александра Рэндолла.

— Мадам Фрэзер — тоже англичанка, — объясняла Луиза девушке. — Скоро она заставит вас чувствовать себя здесь как дома. Бедняжка так стесняется, — заметила она мне, не переводя дух. — Побеседуйте с ней, уговорите спеть вместе с нами. Уверена, у нее восхитительный голосок. Ну-с, дети мои, веселитесь! — И через секунду она оказалась уже в другом конце зала, где принялась громко выражать восторг по поводу платья только что прибывшей гостьи, затем остановилась приласкать перекормленного юношу, сидевшего за клавесином, и, рассеянно наматывая его кудряшки на палец, вступила в беседу с герцогом де Кастеллоти.

— Наблюдать за ней — занятие довольно утомительное, не правда ли? — улыбнувшись, обратилась я к девушке по-английски. В ответ на ее лице возникла робкая улыбка, и она коротко кивнула, но не произнесла ни слова. Да, бедняжка совершенно растерялась, подумала я. И ничего удивительного — от этих приемов в доме Луизы у меня тоже всегда раскалывалась голова. А эта девочка-мак, она, должно быть, прямо со школьной скамьи… — Я — Клэр Фрэзер. Однако Луиза забыла назвать ваше имя. — Я сделала выжидательную паузу, но она снова не ответила, лишь еще больше покраснела и плотно поджала губы. Увидев это, я слегка встревожилась, но тут девочка наконец проявила желание заговорить. Она набрала воздуху в грудь и решительно вздернула подбородок. С таким видом, словно ей предстояло взойти на эшафот.

— М-м-меня зовут… М-м-м… — начала она, и я тут же догадалась, в чем причина ее молчания и болезненной застенчивости. Прикрыв глаза, она яростно кусала губы, затем предприняла вторую отчаянную попытку: — М-м-мэри Хоукинс, — выдавила она наконец. — И п-п-петь я не умею, — решительно добавила она.

Если до этого я глядела на нее с интересом, то теперь была совершенно заворожена. Так, значит, это и есть племянница Сайласа Хоукинса и дочь баронета, невеста виконта Мариньи! Нет, этот брак не для нее, это уж слишком! Я огляделась по сторонам, ища глазами виконта, и, к облегчению своему, убедилась, что его среди гостей нет.

— Ничего страшного, — сказала я и заслонила ее собой от толпы гостей, наполнивших залу. — Не хочется говорить — и не надо. Хотя, пожалуй, попробовать спеть что-нибудь было бы нелишне. — Тут меня осенила идея. — Я знала одного врача, он как раз специализировался по заиканию. Так вот, он уверял, что при пении заикание исчезает.