Фергюс трусил по пятам, цепляясь за мой рукав.

— Мадам, — твердил он настойчивым шепотом, — мадам, я обещал хозяину, что буду в целости и сохранности доставлять вас домой каждый вечер. И я вовсе не собираюсь позволять этому нахальному…

— О, ну вот мы и дошли. Вы, мадам, садитесь сюда, мальчик может устроиться рядом. — Игнорируя протесты Фергюса, месье Форе подхватил его под мышки и усадил в ожидавшую нас карету.

Карета была маленькая, с откидным верхом, но элегантная, с обитыми синим бархатом сиденьями и небольшим тентом, долженствовавшим защищать пассажиров от капризов погоды и нечистот, выплескиваемых из окон. Герба на дверцах не было, очевидно, месье Форе не отличался знатностью происхождения. Должно быть, просто богатый буржуа, подумала я.

По пути к дому мы поддерживали светский разговор, беседовали также на медицинские темы. Фергюс сидел молчаливый и угрюмый, забившись в уголок. Когда карета остановилась у дома на Рю Тремолин, он, перемахнув через бортик, выпрыгнул из нее, не дожидаясь, пока кучер распахнет перед нами дверцу, и тут же шмыгнул за ворота. Я тупо смотрела ему вслед, удивляясь, что за муха его укусила, затем обернулась — поблагодарить месье Форе.

— Ну что вы, какие пустяки! — вежливо заметил он в ответ на поток благодарностей. — В любом случае нам было по пути, мой дом чуть дальше. К тому же разве я мог доверить этому персонажу сопровождать благородную даму по парижским улицам в столь поздний час. — Он помог мне выйти из кареты и только было собрался сказать что-то еще, как ворота распахнулись.

Я успела заметить на лице Джейми целую гамму эмоций — от легкого раздражения до сильнейшего изумления.

— О! — воскликнул он. — Добрый вечер, месье… — И поклонился месье Форе, который ответил на приветствие с мрачной сдержанностью.

— Ваша супруга оказала мне огромную честь, позволив доставить до дому, милорд. Что же касается столь позднего ее возвращения, то умоляю, вините в том только меня. Мадам была столь добра и благородна, что согласилась ассистировать при одной маленькой операции.

— Да уж… — недовольным тоном заметил Джейми. — И потом, — добавил он уже по-английски, обращаясь ко мне, — разве может случиться от страха за нее с ее супругом хоть что-нибудь страшнее несварения желудка или разлития желчи, не так ли? — Уголок его рта нервно дернулся, и я поняла, что он не то чтобы злился, а просто очень беспокоился за меня. И мне тут же стало стыдно за то, что я доставила ему столько переживаний.

Отвесив еще один поклон месье Форе, он схватил меня за руку и повел к двери.

— А где же Фергюс? — спросила я, едва она за нами захлопнулась, — На кухне. Ожидает наказания, я так полагаю.

— Наказания? Но за что? — удивилась я.

Тут он вдруг рассмеялся.

— Ладно, — сказал он. — Я сидел в гостиной и ломал голову над тем, куда ты подевалась, и уже готов был мчаться в эту проклятую больницу, как вдруг дверь распахнулась, ворвался юный Фергюс, упал передо мной на колени и стал умолять прикончить его на месте.

— Прикончить? За что?

— Тот же вопрос и я ему задал, Саксоночка. И еще подумал: на вас, должно быть, напали по дороге какие-нибудь разбойники, ты же знаешь, по улицам в поздний час шляются целые банды злодеев. И первой мыслью было: он потерял тебя, иначе бы ну с чего ему так убиваться? Но тут он заявил, что ты у ворот. Я помчался посмотреть, все ли с тобой в порядке, а Фергюс бежал по пятам, бормоча, что обманул мое доверие, нарушил клятву, данную мне как хозяину, и умолял запороть его до смерти. Я был совершенно сбит с толку всеми этими причитаниями и просто ответил, что займусь им чуть позже и чтоб он дожидался меня на кухне.

— О, черт возьми! — воскликнула я. — Так он что же, действительно считает, что обманул твое доверие только потому, что я вернулась домой чуть позже обычного?

Джейми покосился на меня:

— Ну да. И еще потому, что позволил сопровождать тебя постороннему. Правда, при этом он клянется и божится, что чуть ли не под колеса кареты бросался, чтоб этого не допустить. — В голосе Джейми звучал упрек. — Однако, похоже, ты в довольно хороших отношениях с этим господином…

— Ну разумеется, в хороших, почему бы нет, — ответила я, стараясь держаться с достоинством. — Я помогала ему вправить кость.

— M-м… — По-видимому, это объяснение показалось ему недостаточно убедительным.

— Ах, ну ладно, — нехотя признала я. — Наверное, все же не стоило так задерживаться. И принимать его предложение. Но с виду он вполне порядочный человек, к тому же я так торопилась домой… Я же понимала, что ты беспокоишься. — Теперь я уже жалела, что не обратила должного внимания на уговоры Фергюса и его цепляния за рукав. В те минуты мне просто хотелось добраться до дому как можно быстрей. — Ты что, действительно собираешься наказать его? — с тревогой спросила я. — Но ведь он не виноват, ни капельки! Я сама настояла, чтоб ехать с месье Форе. Если уж кто и заслуживает наказания, так только я. Направлявшийся к кухне Джейми окинул меня ироническим взглядом.

— Да, это верно, — согласился он. — Но поскольку я поклялся никогда не поднимать на тебя руки, придется, видно, отыграться на Фергюсе.

— Джейми! Не смей! — Я вцепилась ему в руку. — Джейми, ну пожалуйста! — Только тут я заметила, что он так и готов расплыться в улыбке, и с облегчением вздохнула.

— Нет, — сказал он, и улыбка засияла на лице. — Я вовсе не собираюсь ни убивать его, ни даже бить. Просто пойду и пару раз оттреплю за ухо, иначе разочарую бедняжку, — добавил он. — Ведь Фергюс полагает, что совершил страшное преступление, не исполнив моего приказания беречь и охранять тебя, а потому не выразить своего неудовольствия этим происшествием я просто не имею права.

Остановившись у двери в кухню, он застегнул манжеты рубашки и поправил шейный платок.

— Ну, как я выгляжу, прилично? — спросил он, приглаживая густые непокорные волосы. — Может, пойти и надеть по такому случаю камзол?

— Ты выглядишь просто великолепно, — ответила я, сдерживая улыбку. — Ужасно суровым и грозным.

— Что ж, прекрасно. — Он расправил плечи и плотно сжал губы. — Остается лишь надеяться, что меня в самый ответственный момент не разберет смех. — С этими словами он распахнул дверь.

Атмосфера на кухне царила далеко не веселая. Как только мы вошли, болтовня тут же прекратилась и вся прислуга столпилась в одном углу комнаты. Некоторое время они стояли неподвижно, затем произошло какое-то шевеление, и из-за спин двух посудомоек медленно вышел Фергюс.

Лицо мальчика было бледным как мел, на щеках виднелись следы слез. Правда, сейчас он не плакал. С необычайным достоинством поклонился сперва мне, потом Джейми.

— Мадам, месье, мне страшно стыдно, — произнес он тихо, но вполне отчетливо. — Я не достоин чести прислуживать вам и все же, умоляю, не выгоняйте! — При этих последних словах тоненький его голосок слегка дрогнул, и я закусила губу. Фергюс покосился на выстроившихся в ряд слуг, словно ища у них моральной поддержки, и получил одобряющий кивок от Фернана, кучера. Тогда, набрав в грудь побольше воздуха, мальчик обратился уже только к Джейми: — Теперь я готов понести наказание, милорд.

Тут, словно повинуясь некоему сигналу, из окаменевшей толпы выступил лакей, подвел мальчика к чисто выскобленному деревянному столу, взял за руки, заставил его лечь животом на столешницу и продолжал придерживать.

— Но… — начал Джейми, совершенно сбитый с толку таким оборотом событий. И не успел больше вымолвить и слова, как к нему подошел Магнус, старший лакей, и церемонно протянул хозяину кожаный ремень, используемый для точки кухонных ножей. — Э… — начал было Джейми, бросая в мою сторону беспомощные взгляды.

— Хм… — хмыкнула я и отступила на шаг. Тут глаза Джейми сузились, он схватил меня за руку и притянул к себе.

— Ну уж нет, Саксоночка, — продолжал он по-английски. — Раз уж мне предстоит сделать это, изволь наблюдать.

Какое-то время он переводил отчаянный взгляд с жертвы на инструмент экзекуции и обратно, затем, преодолев нерешительность, сдался.

— Да черт бы вас всех… — пробормотал он по-английски и выхватил ремень из рук Магнуса. Сложил пополам и взвесил в ладони — грозное то было оружие, дюйма два в ширину и четверть дюйма толщиной. И направился к распростертому на столе Фергюсу, явно мечтая оказаться как можно дальше от этого места. — Ну, ладно, — сказал он, обводя присутствующих грозным взглядом. — Десять ударов — и чтоб я больше никогда не слышал об этой истории. — Несколько служанок заметно побледнели и еще теснее сбились в кучку, словно ища друг у друга поддержки.

Когда Джейми поднял ремень, в комнате царила мертвая тишина, и звук первого удара заставил меня подпрыгнуть. Посудомойки жалобно ахнули, но Фергюс не издал ни звука. Маленькое тело содрогнулось, и Джейми на секунду прикрыл глаза, затем плотно сжал губы и принялся исполнять приговор, равномерно нанося удары. Меня затошнило, ладони стали влажными, и я вытерла их о юбку. И в то же время мне почему-то хотелось смеяться — уж очень походила вся эта сцена на некий чудовищный фарс. Фергюс вынес наказание, не проронив ни стона, и когда Джейми, закончив, отступил от стола, весь вспотевший и бледный, маленькое тельце осталось неподвижным, и на какую-то долю секунды я так и окаменела от страха, мне показалось, что он умер — не от порки, разумеется, а от шока. Но тут по телу пробежала дрожь, мальчик сполз со стола и встал на пол.

Рванувшись вперед, Джейми схватил его за руку и встревоженным жестом откинул вспотевшие пряди с маленького лба.

— Ты в порядке, малыш? — спросил он. — Господи, Фергюс, ну говори же: ты в порядке или нет?

Лицо мальчика было белым как простыня, глаза размером с блюдце, но, уловив в голосе хозяина неподдельную тревогу, он улыбнулся — ровные белые зубы так и сверкнули в свете лампы.

— О да, милорд, — ответил он. — Так я прощен?

— Господи Иисусе, — пробормотал Джейми и крепко прижал мальчика к груди. — Ну конечно, дурачок ты эдакий! — Потом он легонько встряхнул Фергюса. — И мне бы не хотелось снова наказывать тебя, понял?

Фергюс кивнул, глаза его сияли. Затем, оторвавшись от Джейми, упал передо мной на колени.

— Вы тоже прощаете меня, мадам? — спросил он, картинным жестом складывая ладошки вместе и доверчиво глядя мне прямо в глаза. В эти секунды он походил на бурундучка, выпрашивающего орехи.

Мне показалось, что сердце у меня сейчас разорвется от жалости и умиления, но, взяв себя в руки, я наклонилась и помогла Фергюсу подняться.

— Мне не за что прощать тебя, — самым решительным тоном заявила я, щеки мои горели. — Ты очень храбрый парнишка, Фергюс. Почему бы… э-э… почему бы тебе теперь не поужинать?

Тут атмосфера на кухне уже полностью разрядилась, — казалось, все присутствующие разом испустили вздох облегчения. Слуги проталкивались к Фергюсу, бормоча слова утешения и поздравления, и Фергюс тут же превратился в героя дня. Увидев это, мы с Джейми тихо ретировались и поднялись к себе наверх.

— О Господи, — взмолился Джейми, бессильно падая в кресло. — Господи Иисусе Христе, мать Пресвятая Богородица и все святые вместе взятые! Мне надо выпить! Не звони, — воскликнул он, заметив, что я потянулась к шнурку. — В данный момент я просто не в силах видеть кого бы то ни было из слуг.

Он встал и пошарил в буфете:

— Тут вроде бы завалялась у нас бутылочка…

Действительно, в буфете оказалась бутылка хорошего выдержанного виски. Вытащив пробку зубами, он отпил глоток, прямо из горлышка, потом протянул мне. Я не колеблясь последовала его примеру.

— Боже… — пробормотала я, с трудом переводя дух.

— Да… — протянул он, забирая бутылку, и отпил еще глоток. Затем, поставив ее на стол, затряс головой и взъерошил пальцами волосы. И тихонько рассмеялся. — В жизни еще не чувствовал себя таким полным идиотом! Таким отъявленным болваном и дураком!

— Я тоже, — ответила я и взяла бутылку. — Наверное, в еще большей степени, чем ты. В конце концов, ведь это я виновата во всем, Джейми. И мне ужасно стыдно, до того стыдно, что я просто сказать не могу…

— А-а, ладно, не переживай. — Напряжение спало окончательно, он нежно сжал мое плечо. — Откуда тебе было знать, что все так обернется? Да и мне тоже… — нехотя добавил он. — Парнишка, видно, страшно перепугался, что я уволю его, что ему снова предстоит жить на улице… Бедный маленький оборванец… Не удивительно, что порку он воспринял просто как благословение Господне.

Я слегка содрогнулась при мысли об улицах, по которым везла меня домой карета месье Форе. Нищие в рубище и язвах упрямо держались каждый своей территории, спали прямо на земле даже в самые холодные ночи. Дети еще младше, чем Фергюс, толпами шныряли по рынку, словно стая голодных мышей, выискивая глазами оброненную кем-нибудь крошку, оставленный без надзора карман. Жизнь тех, кто был слишком слаб, чтоб работать, или непривлекателен, чтоб продаться в бордель, была коротка и уж совсем невесела. Неудивительно, что перспектива лишиться такой роскоши, как трехразовое питание, чистая одежда и белые простыни, и быть выброшенным на улицу так напугала Фергюса.