— Наверное, — сказала я. И уже не пила виски глотками, а потягивала его медленно, по капле. Затем вернула бутылку Джейми, рассеянно отметив при этом, что она уже пуста больше чем наполовину. — Надеюсь, ты не сделал ему слишком больно?

— Ну… маленько все же было… — Шотландский акцент, обычно едва уловимый, становился заметнее, когда он много пил. Он покачал головой, разглядывая бутылку на свет и пытаясь определить, сколько спиртного еще осталось. — Знаешь, Саксоночка, мне до сегодняшнего дня и в голову не приходило, что моему папаше, должно быть, тоже не доставляло радости пороть меня. Всегда казалось, что страдающей стороной при этом был я. — Запрокинув голову, он снова отпил из горлышка, затем отставил бутылку и, расширив глаза, стал глядеть в огонь. — Оказывается, быть отцом куда труднее, чем я предполагал. Над этим стоит призадуматься.

— Только не думай слишком напряженно, — предостерегла его я. — Ты для этого слишком много выпил.

— О, не беспокойся! — весело ответил он. — У нас в буфете еще бутылочка имеется.

Глава 15

ГДЕ СВОЮ РОЛЬ ИГРАЕТ МУЗЫКА

За второй бутылкой мы засиделись допоздна, перебирая последние письма шевалье Сент-Джорджа, известного также как его величество Джеймс III, и письма принцу Карлу от сторонников якобитов.

— Фергюс раздобыл большой пакет, адресованный его высочеству, — объяснил Джейми. — Так много всякой ерунды, и мы не успеем скопировать все достаточно быстро, а потому я решил кое-что отложить до следующего раза. Вот, — продолжал он, вынимая из стопки бумаг какой-то листок и кладя мне его на колени, — большинство писем зашифровано, это тоже. «Слышал, что перспективы охоты на куропаток на холмах Салерно в этом году самые благоприятные; охотники этого региона будут довольны результатами». Ну, это понятно, это намек на Мазетти, итальянского банкира, он из Салерно. Я узнал, что Карл обедал с ним и умудрился занять пятнадцать тысяч ливров, так что совет Джеймс дал ему правильный. Но вот это… — Порывшись в бумагах, он выдернул еще один листок. — Вот, взгляни. — И Джейми протянул мне бумагу, исписанную какими-то каракулями.

Я прилежно пялилась в нее, разбирая отдельные буквы, окруженные сетью каких-то стрелочек и вопросительных знаков.

— А на каком это языке? — спросила я. — Польском? Ведь покойная матушка Карла Стюарта Клементина Собески была, если мне не изменяет память, полячкой?

— Нет, это английский, — усмехнулся Джейми. — Ну что, можешь прочитать?

— А ты можешь?

— Конечно! — с гордостью ответил он. — Это же шифр, Саксоночка, причем не очень сложный. Вот, смотри. Все буквы следует разбить на группы по пять в каждой. Только Q и X не в счет. X означает паузу между предложениями, a Q вставляется просто так, чтобы запутать.

— Ну, раз ты так считаешь… — пробормотала я и вновь вгляделась в эту совершенно непонятную писанину, которая начиналась следующими словами: «Мрти окрути длопро квахтемин…», затем перевела взгляд на листок бумаги в руках у Джейми, исписанный рядами букв по пять в каждой и с отдельной, крупно выписанной буквой над каждым из таких рядов.

— Просто надо одну букву заменить другой, но в том же порядке, — объяснил Джейми. — И если у тебя имеется достаточно текста, над которым можно работать, и ты угадываешь то одно слово, то другое, тогда все, что необходимо, — это просто переводить из одного алфавита в другой, понятно? — И он помахал у меня перед носом листком бумаги, на котором один над другим были выписаны два алфавита.

— Более или менее, — ответила я. — Тебе, должно быть, понятно, а это самое главное. Ну и о чем же там речь?

Выражение живейшего интереса, присущее Джейми при разгадывании разного рода головоломок, немного потускнело, он уронил листок на колени. Потом поднял на меня глаза и прикусил нижнюю губу.

— Знаешь, — начал он, — все это очень странно. И все же не думаю, что допустил ошибку. Видишь ли, тон всех писем Джеймса весьма характерен, и даже это зашифрованное послание вполне его отражает.

Голубые глаза под густыми рыжеватыми бровями встретились с моими.

— Джеймс хочет, чтобы Карл снискал милость у Людовика, — медленно начал он. — Но эта поддержка нужна ему не для вторжения в Шотландию. Джеймс вовсе не заинтересован в возвращении трона.

— Что?! — Я выхватила из его рук пачку писем, пробежала глазами по неразборчивым строчкам.

Джейми оказался прав. В письмах сторонников отчетливо звучала надежда на неминуемую реставрацию, в письмах же Джеймса к сыну об этом не говорилось ни слова. Все они были пронизаны одной заботой: Карл должен произвести на Людовика благоприятное впечатление. Даже займ у Мазетти из Салерно целиком предназначался для того, чтоб принц мог жить в Париже, как подобает джентльмену, на военные нужды из них не предполагалось расходовать ни сантима.

— Знаешь, мне кажется, этот Джеймс хитер как лиса, — заметил Джейми, похлопывая ладонью по одному из писем. — Потому как собственных денег, Саксоночка, у него всего ничего. Правда, покойная жена владела крупным состоянием, но дядя Алекс говорил мне, что она завещала все церкви. Папа оказывал Джеймсу поддержку, ведь тот как-никак монарх-католик, однако и собственный интерес при этом соблюдал. — Он обхватил руками колено и сидел, задумчиво созерцая груду бумаг на диване. — Филипп Испанский и Людовик, я имею в виду короля-отца, тридцать лет тому назад дали Джеймсу немного солдат и несколько кораблей, чтоб тот попытался восстановиться на троне. Но все с самого начала пошло наперекосяк: на море был шторм, часть кораблей затонула, на остальных не оказалось умелых капитанов, и они причалили не там, где следовало, — одним словом, не заладилось. В конце концов французы просто отплыли с Джеймсом от берегов Шотландии, и нога его так и не ступила на родную землю. А потому с течением времени он, по-видимому, вовсе оставил мысль о восстановлении на троне. Однако у него подрастали два сына, надо было как-то устраивать их судьбу. И вот я спрашиваю себя, Саксоночка, — он откинулся назад, на спинку дивана, — как бы я поступил в подобной ситуации? А ответ получается один: я должен сделать все возможное, чтобы заставить своего кузена Людовика — а ведь он, заметь, не кто-нибудь, а король Франции — помочь хотя бы одному из моих сыновей занять подобающее ему положение. Пусть в среде военных. В конце концов, генерал французской армии — не такой уж плохой пост.

— Гм… — задумчиво кивнула я. — Да, конечно. Но будь я действительно умным человеком, то не стала бы обращаться к Людовику и выпрашивать у него милостей, словно бедная родственница. Я бы послала своего сына в Париж и устыдила бы Людовика самим его появлением при дворе. И старалась бы создать у него иллюзию, что активно ищу возможности восстановления на троне.

— Но как-то раз Джеймс во всеуслышанье заявил, что Стюарты более не будут править Шотландией, — возразил Джейми. — А потому для Людовика он в этом плане более интереса не представляет.

А без перспективы вооруженного вторжения якобитов и захвата ими Англии у Людовика нет причин проявлять к юному Карлу какие-либо чувства, кроме жалости, как того требуют правила приличия и нравы общества.

Впрочем, никакой определенности пока не было, письма, раздобытые Джейми, датировались прошлым январем, то есть временем прибытия Карла во Францию. К тому же все эти коды, шифры, недомолвки ничуть не способствовали прояснению ситуации. Однако в целом, похоже, мы были правы.

И если Джейми верно разгадал мотивы «шевалье», тогда нашу задачу можно уже считать выполненной. Вернее, она как бы не существовала вовсе.

Раздумывая о событиях прошлой ночи, я весь следующий день провела в беготне: сперва утренний визит в салон Мари д'Арбанвилль, где слушали стихи какого-то венгерского поэта, затем к травнику, живущему неподалеку, за валерианой и фиалковым корнем, затем, уже от него, на работу, в больницу.

К вечеру все дела там были переделаны, но ни Муртаг, ни Фергюс еще не явились за мной, чтобы сопровождать до дому, а потому, сняв халат, я уселась в пустующей приемной матери Хильдегард и стала ждать.

Я просидела там, наверное, с полчаса, когда вдруг услышала на улице лай.

Сторожа у дверей, как часто случалось здесь, не оказалось. Наверное, пошел купить себе еды или же его услала с каким-то поручением одна из монахинь. В его отсутствие охрана дверей больницы возлагалась на куда более надежную персону, Бутона.

За первым предупредительным взлаиванием последовало низкое злобное рычание, которым пришельцу давали понять, что он не смеет двигаться с места, иначе его разорвут на куски. Я поднялась и выглянула из-за двери — возможно, отец Бальмен снова искушает этого демона, препятствующего ему в осуществлении его священного долга. Но фигура, возвышавшаяся на фоне огромных стеклянных витражей вестибюля, ничуть не напоминала толстяка священника. Это был высокий мужчина в килте, картинно развевающемся вокруг его стройных ног, пока он отбивался от маленькой зубастой собачки, нападавшей на него.

Похоже, Джейми совершенно не ожидал подобного приема. Приложив ладонь ко лбу, он всматривался сквозь стекло в полумрак вестибюля.

— Привет, собачка! — вежливо сказал он и шагнул вперед, выставив кулаки. Рычание Бутона усилилось на несколько децибел, он отступил на шаг. — Ах вот ты как! — заметил Джейми. Глаза его грозно сузились. — Ладно, малышка, кончай, — посоветовал он и скосил глаза вниз. — Неужели не видишь, что я куда больше? На твоем месте я не стал бы рисковать.

Бутон отступил еще на дюйм, все еще издавая грозные звуки.

— И куда быстрее тебя. — И Джейми резко отскочил в сторону. Зубы Бутона щелкнули всего в нескольких дюймах от лодыжки Джейми, и тот торопливо отступил. Привалившись к стене, скрестил на груди руки и уставился на собаку сверху вниз.

— Да, тут ты силен, признаю. Когда дело доходит до зубов, тут ты победитель, это бесспорно… — Бутон, склонив голову набок, приподнял одно ухо, подозрительно прислушиваясь, затем снова издал сердитое низкое рычание.

Джейми скрестил ноги и напустил на себя самый беззаботный вид, словно показывал, что готов простоять так хоть весь день. Разноцветные стекла отбрасывали на его лицо голубоватые блики, отчего он стал походить на одну из мраморных статуй, украшавших портал кафедрального собора, расположенного по соседству.

— Неужели у тебя нет других занятий, кроме как нападать на ни в чем не повинных посетителей? — спросил он как бы между прочим. — Кстати, я наслышан о тебе. Ты тот самый знаменитый пес, который унюхивает болезни, ведь так? Тогда скажи мне на милость, к чему тебе тратить время и нервы на столь неблагодарное занятие, как охрана дверей, вместо того чтоб приносить пользу, обнюхивая подагрические пятки и прыщавые задницы? А ну-ка, отвечай, коли сможешь!

Злобный лай был единственным ответом.

Тут за моей спиной послышалось шуршание юбок, и в вестибюль вышла матушка Хильдегард.

— Что происходит? — спросила она, заметив, что я высматриваю что-то на улице. — У нас гости?

— Похоже, у Бутона наметились кое-какие разногласия с моим мужем, — ответила я.

— Не думай, я не намерен мириться со всем этим, — решительно заявил Джейми. Рука потянулась к броши, скалывающей у плеча складки пледа. — Один бросок — и ты попался, как… о, bonjour, мадам! — При виде госпожи Хильдегард он тут же перешел на французский.

— Bonjour, месье Фрэзер. — Она склонила голову, как мне показалось, скорее не в приветствии, но чтоб скрыть за складками высокого чепца улыбку. — Вижу, вы уже познакомились с Бутоном. Вы, вероятно, разыскиваете жену?

Эти слова послужили мне своеобразным сигналом, и я вышла из дверей приемной. Мой преданный супруг переводил взгляд с Бутона на дверь, делая, по всей очевидности, вполне определенные выводы.

— И сколько ты простояла там, Саксоночка? — холодно спросил он.

— Достаточно долго, — ответила я. — А что бы, интересно, ты с ним сделал, накрыв пледом?

— Швырнул бы в окно, а сам бросился наутек, — ответил он и украдкой покосился на грозно возвышающуюся рядом матушку Хильдегард. — Она случайно не понимает по-английски?

— Нет, к счастью для тебя, нет, — ответила я и тут же перешла на французский: — Матушка, позвольте представить вам моего мужа, милорда Брох Туараха.

— Милорд… — К этому времени матушке Хильдегард уже удалось побороть приступ смеха, и она приветствовала Джейми с обычно присущей ей величавой сдержанностью. — Нам будет страшно не хватать вашей жены, но если вы настаиваете, тогда конечно…

— Я пришел сюда не за женой, — прервал ее Джейми. — Я пришел познакомиться с вами, матушка.

Усевшись в кабинете матушки Хильдегард, Джейми выложил на сияющий полировкой стол пачку бумаг. Бутон, не сводивший бдительного взора с незнакомца, улегся рядом, у ног хозяйки, положив морду ей на туфлю, но уши держал навострив, и верхняя губа была у него приподнята — на случай, если хозяйка призовет его на помощь.