— Что ж, уже одного этого достаточно, чтобы привести виконтессу в дурное расположение духа, — заметил метр Раймон. — А раз так, уверяю вас, дальше можете жить совершенно спокойно.

— Благодарю, — сухо ответила я. — Но что, если это вовсе не виконтесса?

Какое-то время аптекарь колебался, и без того маленькие глазки совсем сощурились в лучах утреннего солнца, проникающего сквозь оконные стекла. Затем, словно что-то решив для себя, поднялся и направился к каменному столу, на котором кипели снадобья, сделав мне знак следовать за ним:

— Прошу вас, пожалуйста, сюда, мадонна. Хочу показать вам кое-что.

К моему изумлению, он вдруг нырнул под стол и исчез. И не возвращался довольно долго, так что я нагнулась и стала всматриваться под стол. Там, посредине, тлели окруженные решеткой угли, однако по обе стороны от жаровни оставалось достаточно места. А в стене, к которой был придвинут стол, зияло темное отверстие.

Я подобрала юбки и без долгих колебаний нырнула под стол вслед за Раймоном.

Там, за стеной, оказалась еще одна комната, совсем маленькая. Глядя на дом снаружи, никто не догадался бы о ее существовании.

Две стены сплошь занимали полки. На них, безупречно чистых и вытертых от пыли, были расставлены черепа каких-то животных. Сперва это зрелище заставило меня вздрогнуть и отшатнуться: из темноты взирали на меня пустые глазницы, острые зубы скалились в приветственной усмешке.

Затем наконец я разглядела метра Раймона: он стоял сгорбившись у одной из полок, напоминая при этом один из своих экспонатов. Я увидела, как, поймав мой взгляд, он нервно вскинул руку, видимо опасаясь, что я сейчас или закричу, или же наброшусь на него от страха. Но мне доводилось видеть зрелища и похлеще, чем ряды чисто выскобленных полок, уставленных костями, а потому кричать я не стала, а просто приблизилась, чтоб рассмотреть все как следует.

Чего только тут у него не было!.. Крошечные черепа летучей и простой мыши и землеройки с почти прозрачными косточками и мелкими острыми, как булавки, кровожадно оскаленными зубками. Черепа лошадей, от огромного першерона с массивными и изогнутыми точно турецкая сабля челюстями — такими можно было раздробить целый отряд филистимян — до ослиных черепов, упрямо повторяющих в миниатюре все их очертания.

Они были по-своему привлекательны, даже красивы, каждый из них нес отпечаток самой сути своего владельца, словно до сих пор очертания этих выбеленных временем костей хранили в себе намек на плоть и шерсть, некогда покрывавшие их.

Протянув руку, я дотронулась до одного из черепов. Вопреки ожиданиям кость оказалась на ощупь вовсе не холодной, но какой-то странно нейтральной, точно дух покинувшего ее тепла все еще витал где-то поблизости.

Доводилось мне видеть и человеческие останки, но хранились они далеко не в таком идеальном порядке: черепа первых христианских мучеников — они горами лежали в катакомбах щека к щеке, а берцовые кости, сложенные в отдельную кучу, издали напоминали бирюльки.

— Медведь? — тихо спросила я. Гигантский череп, острые клыки изогнуты, готовые рвать плоть, коренные же странно плоские по контрасту с ними.

— Да, мадонна. — Видя, что страха я не испытываю, Раймон успокоился. Рука нежно поглаживала изгибы толстого лобастого черепа. — Видите, какие у него зубы? Он ест рыбу, мясо. — Палец скользнул по длинному, хищно изогнутому клыку, затем опустился на плоский коренной зуб. — А вот этим они перемалывают ягоды, листья, личинок. Медведь редко голодает, потому что всеяден.

Я переходила от полки к полке, прикасаясь к черепам.

— Красивые, — вздохнула я. Говорили мы тихо, словно опасаясь разбудить уснувших навеки животных.

— Да. — Руки Раймона тоже прикасались к черепам, нежно поглаживая длинные лобные кости, следуя изящным изгибам челюстей. — Они отражают характер животных, которым принадлежали. Ну вот, к примеру, тот, что слева…

Он обернулся к мелким черепам и указал на два утолщения в нижней части челюсти, напоминавшие два небольших тонкостенных шарика.

— Вот, видите? К ним подсоединен ушной канал, а потому любой, даже самый тихий звук эхом отдается во всем черепе. Вот почему крысы обладают таким тонким слухом, мадонна.

— Tympanic bullae, — кивнула я.

— Что? Я, знаете ли, в латыни не силен. Я даю всем им свои собственные прозвища.

— А вот эти. — Я указала вперед. — Смотрите, они ни на что не похожи!

— О да, мадонна. Это волчий. Очень древние волки… — Он осторожно взял с полки один из черепов. Морда длинная, по-собачьи заостренная, с тяжелыми клыками и широкими мощными коренными зубами. Из задней части черепа выдавался сагитальный гребень — свидетельство того, что некогда эту тяжелую голову поддерживали толстые мышцы шеи.

В отличие от прочих черепов серовато-белого цвета этот был в каких-то коричневых пятнах и сиял от полировки.

— Этих зверей больше нет в природе, мадонна.

— Нет? Вы хотите сказать, они вымерли? — Я завороженно коснулась черепа. — Но где же тогда вы его откопали?

— Откапывают из земли, мадонна, этот же достали из торфяного болота, с очень большой глубины.

Я пригляделась. И тут же заметила разницу между этим черепом и другими, более поздними и белыми, заполнившими противоположную полку. Эти животные были гораздо крупнее обычных волков, такие челюсти могли с легкостью перекусить берцовую кость лосю, порвать горло любому самому крупному оленю.

Я слегка содрогнулась при воспоминании о волке, которого мне пришлось убить у стен Уэнтуортской тюрьмы, и его стае, что подстерегала меня тогда, поздним вечером, около шести месяцев назад.

— Смотрю, вы не слишком любите волков, мадонна? — спросил Раймон. — А вот медведи и лисы вас, похоже, не пугают. Они ведь тоже охотники, тоже хищники.

— Да, волки не принадлежат к числу моих любимцев, — ответила я, откладывая в сторону потемневший от времени череп. — Мне куда симпатичнее наши друзья лоси. — И я нежно похлопала по длинному горбатому носу.

— Симпатичны? — Круглые черные глазки с любопытством уставились на меня. — Сколько чувства, однако, вы вкладываете уже в одно прикосновение к этим костям, мадонна.

— Гм… да, пожалуй, — немного смущенно призналась я. — Для меня это не просто кости, знаете ли. Дело в том, что по ним можно очень многое сказать о животном, лучше понять его. Для меня они не просто неодушевленные предметы.

Беззубый рот Раймона растянулся в улыбке, словно в моих словах таилось нечто особенно для него приятное, однако он не произнес ни слова.

— А зачем они вам? — спросила я, внезапно осознав, что подобная коллекция в лавке аптекаря — явление довольно необычное. Чучела крокодилов — еще куда ни шло, но черепа, и тем более в таком количестве…

Он добродушно пожал плечами:

— Ну… все какая-никакая, а компания, работаешь и чувствуешь себя не так одиноко. — Он указал на заваленный бумагами стол в углу. — Они могут рассказать так много разных интересных вещей, не производя при этом шума, не привлекая внимания соседей… Идите сюда. — Он резко сменил тему. — Хочу вам кое-что показать.

Я последовала за ним к высокому шкафу, стоявшему у стены.

Разумеется, метр Раймон не был натуралистом, ученым в строго смысле этого слова. Он не вел записей, не делал рисунков, по которым можно было учиться. И все же в глубине души я почему-то была совершенно уверена, что он жаждет поделиться со мной своими знаниями. Возможно, оттого, что я «симпатизировала» костям.

Весь шкаф был изрисован странными знаками, хвостатыми и извилистыми, но попадались среди них и пятиугольники, и круги — кабалистические символы. Один или два были мне знакомы благодаря моему дядюшке Лэмбу, историку по профессии.

— Интересуетесь кабалистикой? — спросила я, с любопытством разглядывая знаки. Вот почему в эту комнату вел потайной ход. Интерес к оккультным наукам в среде французской интеллигенции и аристократии был в ту пору очень велик, однако его старались не афишировать, опасаясь проклятия церкви.

К моему удивлению, Раймон рассмеялся. Короткие толстые пальцы скользили по шкафу, прикасаясь то к центру одного знака, то к хвостику другого.

— Да нет, мадонна. Настоящие кабалисты — люди бедные, я не часто ищу их компании. Но эти символы способны отпугнуть любого, страдающего избытком любопытства человека. А чтоб нарисовать такой знак, много уменья, как вы понимаете, не требуется. Поэтому, возможно, кабалисты и правы, утверждая, что определенной силой эти знаки все же обладают.

Он улыбнулся мне озорной улыбкой и распахнул дверцу шкафа. Я тут же поняла, что шкаф с секретом — на тот случай, если пришелец окажется настолько любопытен, что его не отпугнут даже мистические знаки, или слишком недоверчив, чтоб удовольствоваться лишь созерцанием бутылочек и пузырьков на полках. Стоило в определенной последовательности нажать на потайные хитроумные защелки, как полки отодвигались и за ними открывалась весьма вместительная ниша.

Он выдвинул один из ящичков, находившихся в этой нише, и взял его в руку. Покопался в нем и извлек большой белый кристалл. И протянул мне:

— Это вам. Для защиты.

— Что? Магия? — насмешливо спросила я, перекатывая кристалл в ладони.

Раймон рассмеялся. Затем протянул руку к столику и, набрав пригоршню мелких цветных камушков, начал пропускать их сквозь пальцы, позволяя падать на блокнот с промокательной бумагой.

— Что ж, можно и так сказать, мадонна. А раз так, то вот за такой, к примеру, можно запросить и побольше. — Кончиком пальца он отделил от разноцветной кучки один зеленоватый кристалл. — В них не больше магии, чем в черепах. Однако и не меньше. Назовем их костями земли. Они, подобно скелету, несут на себе ее плоть. А уж какой силой обладают, можно проверить хоть сейчас. — И он подтолкнул ко мне какую-то желтоватую друзу. — Сера… Стоит размолоть ее с кое-какими другими веществами, поднести спичку — и будет взрыв. Порох… Разве это магия? Или же это просто природа серы?

— Ну, наверное, зависит от того, кто ваш собеседник, — заметила я, и лицо его расплылось в довольной улыбке.

— Если вы когда-нибудь расстанетесь с мужем, мадонна, — посмеиваясь, начал он, — будьте спокойны: с голоду вы не умрете. Я ведь, кажется, говорил, вы — профессионал.

— С мужем? — воскликнула я и побледнела. Только тут до меня дошло, что издалека, из магазина, доносятся какие-то невнятные звуки. Послышался громкий стук, словно на прилавок бросили что-то тяжелое, затем — рокот голосов, среди которых отчетливо выделялся глубокий и низкий мужской. — Господи Боже! Я же совсем забыла о Джейми!..

— Так ваш муж здесь? — Глаза Раймона расширились. Если бы лицо его не отличала постоянная бледность, я бы могла сказать, что и он тоже побледнел.

— Я оставила его ждать снаружи, — пролепетала я и пригнулась, готовая лезть обратно в проход. — И он, наверное, уже устал ждать.

— Подождите, мадонна! — Раймон ухватил меня за локоть. Затем притянул за руку, в которой был зажат белый кристалл. — Кристалл, мадонна! Я говорил, он для защиты.

— Да, да, — нетерпеливо отмахнулась я и услышала, как из магазина меня окликают по имени, причем все громче и громче. — Но какая от него польза?

— Он чувствителен к ядам, мадонна. Меняет цвет в присутствии некоторых опасных ингредиентов.

Это меня сразу остановило. Я выпрямилась и уставилась на него.

— К ядам? — переспросила я. — Но тогда…

— Да, мадонна. Возможно, вам до сих пор угрожает опасность. — Лягушачье личико Раймона омрачилось. — Не могу сказать наверняка, какая именно и откуда, ибо не знаю. Но будьте уверены, как только узнаю, тут же сообщу. — Тут глазки его беспокойно забегали, в стену загрохотали чьи-то кулаки. — Надеюсь, вы сумеете объяснить мужу…

— He беспокойтесь, — ответила я и нырнула в проход под столом. — Джейми не кусается.

— Меня не зубы его пугают, мадонна, — донеслось мне вслед, пока я пролезала под столом.

Джейми уже занес было рукоятку кинжала, чтобы продолжить барабанить им в стену, но вдруг увидел меня, вылезающую из-под каменного стола.

— Ах вот ты где… — заметил он и опустил руку. Склонив голову набок, он наблюдал, как я отряхиваю юбку от пыли и золы, затем нахмурился: из-под стола опасливо выглядывал Раймон. — А-а, и наша жаба тоже здесь! Или он немедленно объяснится, Саксоночка, или я пришпилю его к стенке рядом с его сородичами! — Не отрывая глаз от Раймона, он указал на одну из стен лавки, где к длинному полотнищу из сукна были приколоты высушенные жабы и лягушки.

— Нет, нет, — поспешно заметила я, увидев, что Раймон уже собрался снова нырнуть в свое убежище. — Он все мне объяснил. И очень-очень помог.

Джейми нехотя опустил кинжал, а я подала руку метру Раймону, помогая выбраться из-под стола. Он по-прежнему с опаской поглядывал на Джейми.

— Этот человек и есть ваш муж, мадонна? — спросил он, и в голосе звучала слабая надежда, что ответ будет отрицательный.