Я высморкалась, вытерла нос, и, взявшись за руки, мы пошли вниз.

— Ты должен помочь мне с одним раненым, — попросила я.

— Кого ты имеешь в виду?

— Хемиша Макбета.

Скованное скорбью лицо Джейми, сплошь в грязных пятнах, наконец смягчилось.

— Он появился наконец? Я рад. Рана не очень тяжелая, надеюсь?

Я невольно отвела глаза:

— Увидишь.

Макбет был одним из любимцев Джейми. Молчаливый великан с кудрявой каштановой бородой, он являлся по первому зову Джейми и охотно сопровождал его в разных поездках. Он мало говорил, зато обладал чудесной улыбкой, которая вдруг появлялась из недр его густой бороды, подобно волшебному цветку «Ночная красавица», который цветет редко, но славится своей неповторимой красотой.

Я знала, что отсутствие этого добродушного великана после завершения сражения очень беспокоит Джейми. Я не уставала искать его среди раненых. Но солнце зашло, зажглись костры, а Хемиша Макбета все не было, и я стала опасаться, что мы найдем его среди мертвых.

Но он явился к нам в санитарный пункт полчаса назад, передвигаясь медленно, но без посторонней помощи. Одна нога была у него в крови сверху и до самой щиколотки, а странная походка наводила на мысль, что, по всей видимости, есть и еще какие-то раны. Но Макбет категорически отвергал всякую мысль о том, чтобы женские руки прикоснулись к нему и посмотрели, в чем там дело.

Великан лежал на одеяле возле фонаря, держа руки на животе и уставившись в потолок. Он повел глазами из стороны в сторону, когда Джейми опустился на колени рядом с ним, но даже не шевельнулся. Я тактично держалась чуть поодаль, так чтобы он не разглядел меня за широкой спиной Джейми.

— Привет, Макбет, — сказал Джейми, пожав запястье Хемиша. — Как дела, дружище?

— Нормально, сэр, — отвечал великан. — Нормально. Только вот… — Он замолчал.

— Ну-ка, давай посмотрим, что там такое.

Макбет не противился, когда Джейми откинул подол его килта.

Взглянув через плечо Джейми на рану, я поняла, почему Макбет не подпускал нас к себе. Удар меча или пики угодил ему прямо в пах и скользнул вниз. В результате мошонка оказалась надорванной с одной стороны, и одно яичко беспомощно повисло, готовое того и гляди оторваться. Его бледно-розовая поверхность походила на облупленное куриное яйцо.

Джейми и еще два или три человека, лежавшие поблизости, при виде раны побледнели. Я заметила, как один из них непроизвольно сунул руку под одеяло, желая убедиться, что с ним все в порядке.

Несмотря на то что рана выглядела ужасно, само яичко казалось неповрежденным, кровотечение было не сильным. Я коснулась плеча Джейми и жестом показала ему, что рана не опасна. Радостный, Джейми дружески потрепал Макбета по колену:

— Дела не так уж плохи, Макбет. Не беспокойся. Ты еще будешь отцом.

Этот крупный мужчина лежал потупившись, но при этих словах поднял свой взгляд на командира:

— Да я об этом не думаю. У меня уже есть шестеро ребятишек. То же самое говорит мне жена, когда я… — Лицо Макбета залилось краской, когда со всех сторон послышался смех и веселые шутки.

Джейми взглянул на меня, как бы заручаясь поддержкой, и, перестав смеяться, твердо заявил:

— И в этом смысле тоже все будет в порядке.

— Благодарю вас, сэр, — прочувствованно сказал Макбет, полностью уверовав в слова своего командира.

— Но для этого, — серьезно продолжал Джейми, — его необходимо пришить. Так что решай, дружище. — Он полез в открытый саквояж, где я держала изготовленные мною самодельные иглы. Намучившись с иглами, которыми обычно пользовались брадобреи, открывающие кровь, я изготовила три дюжины собственных, отобрав для этой Цели самые лучшие вышивальные иглы, какие только могла достать, нагрела их над пламенем спиртовки, слегка согнула, придав им форму полумесяца, необходимую для сшивания поврежденных тканей. Затем изготовила свои собственные хирургические нитки — кетгут. Очень кропотливое занятие, но, по крайней мере, я была уверена в стерильности своих материалов.

Тонкая хирургическая игла выглядела крошечной, будучи зажатой в больших пальцах Джейми.

Судя по тому, как неуклюже Джейми, высунув язык от усердия, пытался вдеть нить в хирургическую иглу, его компетентность в области медицины была весьма ограниченной.

— Или я сделаю это сам, или… — Он умолк на полуслове, так как уронил иглу и принялся искать ее в складках пледа Макбета. — Или, — повторил он с победным видом, поднимая только что найденную иглу перед изумленными глазами пациента, — это сделает моя жена.

Легким кивком Джейми подозвал меня к постели Макбета. Я изо всех сил старалась держаться как можно более непринужденно. Взяла иглу из неловких рук Джейми и мгновенно вдела в нее нитку.

Макбет переводил свои большие глаза с моих рук на огромные лапы Джейми, который старался к тому же придать им неуклюжий вид, выставляя напоказ искривленный палец. Мои же небольшие руки казались очень ловкими. Да так оно и было на самом деле. Наконец Макбет откинулся назад с покорным видом и пробормотал, что согласен, чтобы «женщина» прикоснулась к его интимному месту.

— Да ты не беспокойся, приятель, — сказал Джейми, дружески потрепав его по плечу. — Ведь уже в течение некоторого времени она иногда касается моих интимных органов — и ничего. И пока что не лишила меня мужского достоинства.

Под дружный смех моих помощниц и пациентов Джейми хотел встать и уступить место мне, но я остановила его, сунув ему в руки небольшой флакон.

— Что это? — спросил он.

— Разбавленный водой спирт, — ответила я. — Жидкость для дезинфекции. Чтобы у него не возникло воспаления или чего-нибудь похуже, рану необходимо промыть.

Макбет, будучи раненным, прошел немалый путь пешком, поэтому вокруг раны скопилось немало засохшей крови, а также грязи. Пшеничный спирт являлся неплохим дезинфицирующим средством, даже наполовину разбавленный дистиллированной водой. Это было единственное эффективное средство против инфекции, и я упорно продолжала им пользоваться, несмотря на крики пациентов.

Джейми перевел взгляд с флакона на рану и слегка поежился. Он уже испытал его действие, когда я обрабатывала ему рану на боку.

— Ну, Макбет, лучше пусть тебе, чем мне, — сказал он, опустившись на колени, и вылил содержимое флакона на поврежденную часть его тела.

Душераздирающий крик сотряс стены дома, и Макбет скорчился, словно раненая змея. Когда крик наконец стих, лицо у него было зеленоватого цвета. Но он уже не противился тому, чтобы я приступила к делу, невзирая на боль. Большинство раненых стойко переносили все, что мы проделывали над ними, и этот не был исключением. Он лежал не двигаясь, ужасно смущенный, уставившись на пламя горелки, и на протяжении всей операции ни один мускул у него не дрогнул. Только по тому, как менялся у него цвет лица от зеленоватого к белому, затем к красному — и так все время, — можно было судить о его истинном самочувствии.

Наконец лицо стало стабильно красным. Это произошло после того, как я кончила зашивать и почувствовала, что пенис у меня в руках начал слегка твердеть. Уверовав наконец в слова Джейми, Макбет, едва дождавшись окончания операции, одернул подол килта и поспешил в укромный уголок комнаты, оставив меня хихикать про себя, уткнувшись в раскрытый медицинский саквояж.

Я нашла прибежище в углу, где стоял ящик с медицинскими принадлежностями, и присела на него, прислонившись спиной к стене. Острая боль пронзила икры ног. Это была реакция на длительное физическое и нервное напряжение.

Я сняла туфли, закрыла глаза и снова прислонилась к стене, чувствуя, как вместе с легкими судорогами, пробегающими от основания позвоночника к затылку, проходит напряжение.

В состоянии крайней усталости возникает повышенная чувствительность кожи; когда же необходимость тяжелой физической нагрузки минует, организм, настроившийся на определенный ритм, продолжает по инерции получать кровь в прежнем объеме, словно нервной системе невдомек, что мышцы уже насыщены ею в избытке. В такой ситуации надо дать себе покой, немедленно сесть и посидеть не двигаясь.

В комнате, где лежали раненые, было душно и шумно; я имею в виду не раскатистый храп здоровых мужчин, а тяжелое, прерывистое дыхание. Слышны были сдержанные вздохи раненых, которым дышать было больно, и стоны, помогавшие переносить страдания.

Солдаты, лежавшие здесь, все были тяжело раненными, но далеко не безнадежными. Однако я знала, что смерть бродит среди раненых по ночам и может подкрасться к кому-нибудь из тех, у кого защитные силы организма ослабли и кого снедают тоска, одиночество и страх. У некоторых раненых были жены, ночевавшие неподалеку в соседних домах, но не рядом с мужьями.

Здесь у них была только я. Если я не могла исцелить их или избавить от боли и страданий, то по крайней мере они видели, что они не одни, что кто-то стоит между ними и вечным мраком. И поэтому, помимо специфически медицинской помощи, моей обязанностью было находиться ними.

Я поднялась и медленно пошла между рядами тюфяков на полу, задерживаясь возле каждого, чтобы что-то сказать или просто поправить одеяло, погладить по голове, потереть ноги, сведенные судорогой. Подать воды одному, сменить повязку другому, угадать причину нервного напряжения новенького раненого и со спокойной деловитостью подать ему глиняную бутыль и испытать удовлетворение, почувствовав, как она наполняется теплой мочой, а значит, больной облегчился.

Я вышла на улицу опорожнить бутыль и решила постоять минутку, вобрать в себя частицу прохладной дождливой ночи и избавиться от навязчивого запаха мужского пота и ощущения грубой волосатой кожи.

— Ты совсем мало спишь, Саксоночка, — послышался голос с мягким шотландским акцентом.

— Ты и сам тоже не очень-то много спишь, — сухо ответила я. «Сколько же он не спал?» — спрашивала я себя.

— Я спал в поле прошлой ночью с солдатами.

— Да? Тогда все в порядке, — раздраженно возразила я, что вызвало у него смех.

Шесть часов сна на мокрой земле после сражения, в ходе которого на него наступила лошадь, он был ранен мечом и еще Бог знает что там было. А после этого он собрал своих солдат, вместе с ними отыскал и вынес с поля брани раненых соплеменников, доставил их в санитарный пункт, хоронил умерших и оказывал почести принцу. И за все это время я ни разу не видела, чтобы он ел, пил или отдыхал.

Я не собиралась читать ему нотации, не говоря уже о том, что его место здесь, на одном из больничных тюфяков. К тому же находиться среди раненых тоже входит в его обязанности.

— Ведь есть же еще женщины, кроме тебя, Саксоночка, — мягко продолжал он. — Хочешь, я попрошу Арчи Камерона прислать сюда кого-нибудь на смену?

Это звучало заманчиво, но я сразу же отбросила мысль об отдыхе из-за страха, что если признаюсь усталой, то просто не смогу держаться на ногах.

— Не надо, — сказала я. — Я сумею продержаться до восхода солнца. Тогда кто-нибудь подменит меня на время. — Чутье подсказывало мне, что, если они продержатся до рассвета, с ними все будет в порядке.

Он тоже не пытался спорить со мной, лишь обнял меня за плечи и притянул к себе. В этот краткий миг мы подпитались силой друг от друга.

— Тогда я останусь с тобой, — сказал он наконец, оторвавшись от меня. — Я все равно не смогу уснуть.

— А как там другие солдаты Лаллиброха?

— С ними Муртаг.

— Ну тогда не о чем беспокоиться, — сказала я и при свете, падавшем из окна, увидела, что он улыбается.

Возле дома стояла скамья, на которой в солнечные дни обычно сидела хозяйка, шила что-нибудь или же чистила рыбу. Я усадила Джейми на скамью рядом с собой. Он откинулся назад, привалившись спиной к стене.

Его измученный вид напомнил мне о Фергюсе, о том, какой у него был растерянный и в то же время изумленный вид после боя. Я погладила Джейми по спине, он повернулся ко мне и прижался лбом к моему лбу.

— Как это было? — спросила я, осторожно, но сильно массируя его напряженные плечи и шею. — Расскажи мне.

Он немного помолчал, потом вздохнул и начал говорить, сначала медленно, запинаясь, потом все быстрей, как бы желая выговориться:

— Мы не разводили костров, так как, по мнению лорда Джорджа, нам следовало завершить спуск с вершины горы затемно. И чтобы никто не заметил нас снизу. Некоторое время мы сидели в темноте, не смея даже разговаривать, так как наши голоса могли быть услышаны в долине. Итак, мы сидели. Потом я почувствовал, что в темноте кто-то вцепился мне в бедро. Я так и подпрыгнул от неожиданности. Я чуть язык себе не откусил. — Судя по голосу, он улыбался, но лица его не было видно.

— Фергюс?

— Ну конечно. Он полз по траве по-пластунски, маленький негодяй, и мне показалось, что это змея. Он шепотом поведал мне об Андерсоне, и я пополз за ним и отвел Андерсона к лорду Джорджу.

Его речь замедлялась, и голос становился сонным.

— А потом поступил приказ трогаться в путь, вскоре вся армия была на ногах и последовала за Андерсоном по ему одному известной тропинке.