— Значит, ты видишь его и, как и он, играешь скалам и морю? Откуда ты, Маклин? — спросила я. У него был низкий голос, в его речи слышалось много свистящих звуков, даже больше, чем у северных шотландцев.

— Я из Шетланда, миссис, — ответил он, последнее слово прозвучало почти как «Зетланда». — Это далеко отсюда.

Он снова улыбнулся мне и поклонился, потому что мы уже подошли к домам для гостей, куда мне нужно было повернуть.

— А вы, я думаю, прошли еще больше, миссис.

— Верно, — сказала я. — Спокойной ночи, Маклин.

Ближе к концу этой недели я подумала, что его умение играть вслепую может здорово помочь ему здесь, в темноте. Двигающаяся колонна мужчин производит немало шума, даже если они идут очень тихо, но я надеялась, что завывание все усиливающегося ветра заглушит звук их шагов. Ночь была безлунной, но на небе светлели легкие облака, шел дождь со снегом, стягивая холодом мои щеки.

Солдаты северошотландской армии передвигались небольшими группами по десять — двадцать человек, то проваливаясь в ямы, то преодолевая вырастающие перед ними холмы, которые земля, будто нарочно, выбрасывала то тут, то там, не говоря уже о купах лиственниц и ольхи, которые словно перемешались в темноте. Мои сведения подтвердились; шпионы Эвана Камерона тоже доложили о передвижении Холи, и сейчас шотландская армия готовилась встретить его где-нибудь южнее Стирлингского замка.

Джейми отказался от мысли отослать меня обратно. Я пообещала держаться в стороне, хотя если начнется сражение, армейские врачи должны быть под рукой. По тому, как он вскидывал вверх голову, я могла судить, смотрит ли он на своих людей или разглядывает открывающуюся перед ним перспективу. Он сидел на Донасе так высоко, что его тень была видна даже в темноте. Вот он поднял руку — две маленькие тени оторвались от шагающей массы и приблизились к его стремени. Последовал короткий разговор шепотом, после чего он выпрямился и повернулся ко мне:

— Разведчики донесли, что нас заметили. Английские гонцы спешат предупредить генерала Холи. Медлить больше нельзя. Я возьму своих людей, обойду войска Дугала и стану на дальней стороне Фолкирк-Хилл. Оттуда мы спустимся вниз, а Макензи тем временем подойдет с запада. Слева от тебя, примерно в четверти мили, на вершине холма находится маленькая церковь. Это твое место, Сак-соночка. Немедленно скачи туда и там оставайся. — Он ощупью нашел мои руки и сжал их. — Я приеду за тобой, как только смогу, а если не смогу, то пришлю Муртага. Если дела пойдут плохо, иди в церковь и проси убежища. Больше я ничего не могу придумать.

— Обо мне не беспокойся, — сказала я. Губы у меня оледенели, я дрожала, но старалась, чтобы Джейми этого не заметил. — Будь осторожен, — все, что я могла сказать, и коснулась его щеки — все, что я могла себе позволить; щека была холодная и твердая, как металл, а локон волос холодным и гладким, словно шкура оленя.

Я натянула поводья и свернула налево, медленно прокладывая путь среди людских потоков. Жеребец, обеспокоенный царящей вокруг суматохой, задрал голову и зафыркал, приплясывая подо мной. Я резко осадила его, как учил меня Джейми, так что земля вокруг вздыбилась под копытами коня. Я оглянулась назад, но Джейми уже исчез в ночи. Мне ничего не оставалось, как отправиться на поиски церкви. Задача не из легких — вокруг стояла кромешная тьма.

Церковь — небольшое здание с каменными стенами и соломенной крышей — была похожа на съежившееся животное, прижавшееся к склону холма. Я почувствовала свое внутреннее сродство с ней. Отсюда были видны английские наблюдательные посты, сквозь снежную пелену слабо виднелись огни костров, в отдалении слышались крики, то ли шотландские, то ли английские — отсюда не разобрать.

Затем раздался звук волынки — пронзительный жуткий вскрик в бушующей непогоде. И тут же с различных точек холма послышались беспорядочные крики.

Я сразу представила себе волынщиков, раздувающих свои мехи, — их высоко вздымающуюся грудь и посиневшие губы, крепко прижатые к трубке; сведенные от холода пальцы превращают вдуваемый воздух в связные звуки.

Я почти физически чувствовала упорное сопротивление кожаного мешка, теплого и гибкого под пледом, неохотно пробуждающегося и затем неожиданно воспрянувшего к жизни, ставшего частью тела волынщика, его третьим легким, которое дышит вместо него, ветер уносит это дыхание, а крики соплеменников, звучащие вокруг, словно наполняют мехи новой силой.

Теперь крики стали громче, они долетали волнами, вместе с ветром, который, меняя направление, швырял в меня снег, смешанный с дождем. Здесь не было никакого укрытия, не было даже деревьев, которые смиряли бы ветер. Мой жеребец повернулся лицом к ветру и опустил голову, его грива хлестала меня по лицу примерзшими к ней льдинками.

Церковь — мое прибежище от стихии, а также от англичан. Я широко распахнула дверь, дернула коня за уздечку и повела его за собой.

Внутри было темно, лишь в алтаре смутно виднелось оконце из промасленной кожи. По сравнению с тем, что творилось снаружи, здесь было тепло, но от застоявшегося запаха пота я чуть не задохнулась. В церкви не было ничего, кроме маленькой арки в стене и самого алтаря. Привязать лошадь было некуда. Испуганный сильным человеческим запахом, жеребец стоял тихо, лишь изредка фыркая и беспокойно перебирая ногами. Не спуская с него глаз, я вернулась к двери и выглянула.

Я не знала, что происходит на Фолкирк-Хилл. То там, то здесь вспыхивали ружейные выстрелы. Временами слышался слабый звон металла и редкие хлопки взрывов. Раздавались крики раненых, пронзительные, как скрип мехов, совсем не похожие на гэльские голоса. Потом ветер поворачивал, и я ничего не слышала, хотя воображала, что слышу голоса, но это было всего лишь завывание ветра.

Я не видела битвы при Престоне; подсознательно привыкнув к осторожным перемещениям огромных армий, вооруженных танками и орудиями, я не понимала, как быстро меняются события при рукопашном бое на небольшом пространстве и с применением легкого оружия.

Совсем рядом со мной раздался крик: «Тулах ард!» — боевой клич клана Макензи. Оглушенная ветром, я не слышала, как солдаты поднимались по холму. Видимо, часть воинов Дугала была оттеснена в направлении моего убежища. Я быстро нырнула обратно в церковь, но дверь не закрыла, чтобы иметь возможность выглядывать.

Небольшая группа беглецов поднималась на холм. Судя по звукам речи и внешнему виду — пледы, бороды, развевающиеся по ветру волосы, — это были шотландцы; подгоняемые ветром, они казались темными облаками на травянистом склоне холма.

Когда первый из них ворвался в дверь, я отпрыгнула в глубь церкви. Было темно, я не видела лица, но узнала его голос, когда от ткнулся головой в моего жеребца и закричал:

— Боже!

— Уилли! — закричала я в ответ. — Уилли Коултер!

— О славный Иисусе! Кто это?

Я не успела ответить, как дверь широко распахнулась, ударившись о стену, и еще две черные фигуры ввалились в маленькую церковь. Испуганный этим шумным вторжением, жеребец заржал, вскинув в воздух передние копыта. Среди вломившихся в церковь началась паника: они-то считали, что церковь пуста, и теперь были совершенно огорошены.

Вошли еще несколько человек, и переполох усилился, теперь я отказалась от мысли успокоить лошадь. Меня оттеснили в самый конец церкви, я втиснулась в крошечное пространство между алтарем и стеной и стала ждать, пока все само собой образуется.

И кажется, такие признаки наметились — в темноте раздался голос, сразу покрывший сумятицу голосов.

— Успокойтесь! — закричал он тоном, не терпящим возражений. Все, кроме жеребца, повиновались, и так как шум и гам начали стихать, жеребец тоже стал успокаиваться. Он забился в угол и стоял там, пофыркивая и как бы жалуясь.

— Я Макензи из Леоха, — послышался властный голос. — Кто еще здесь?

— Джорди, Дугал, и со мной мой брат, — со вздохом облегчения произнес голос поблизости. — С нами Руперт, он ранен. О Боже, а я уж подумал, что здесь сам дьявол.

— Гордон Маклеод из Ардсмуира, — произнес незнакомый мне голос.

— И Эван Камерон из Кепоха, — сказал еще один голос.

— Чья это лошадь?

— Моя, — осторожно ответила я, выбираясь из-за алтаря. Звук моего голоса вызвал новый взрыв возгласов, но Дугал тут же прекратил шум, закричав:

— Тихо, будьте вы прокляты! Это ты, Клэр Фрэзер?

— Да уж, не королева, — раздраженно заметила я. — Уилли Коултер тоже здесь, по крайней мере был минуту назад. Нет ли у кого кремня?

— Никакого света! — откликнулся Дугал. — Едва ли англичане пройдут мимо этого места, если они следуют за нами, но глупо самим привлекать их внимание.

— Хорошо, — произнесла я, закусив губу. — Руперт, ты можешь говорить? Скажи что-нибудь, чтобы я могла понять, где ты. — Я не знала, что смогу сделать в темноте. В такой обстановке я не могла отыскать даже свой медицинский саквояж. И все же не оставлять же его на полу истекать кровью.

Откуда-то напротив меня послышался очень неприятный кашель, и хриплый голос произнес:

— Я здесь, девушка. — И снова кашель.

Я пробиралась по полу, мысленно чертыхаясь. Судя пс булькающему кашлю, его дела плохи — так плохи, чтс вряд ли поможет и моя медицинская сумка. Наклонясь и широко разведя руки, чтобы не наткнуться на что-нибудь, я прошла последние несколько футов. Одна моя рука коснулась теплого тела, и большая рука схватила меня. Должно быть, Руперт. Я слышала его дыхание — тяжелое, прерывистое, с всхлипом на выдохе.

— Я здесь, — сказала я, успокаивающе поглаживая его, как мне показалось, по больному месту. Он издал удивленный смешок и прогнулся в бедрах, прижимая к себе мою руку.

— Сделай так еще разок, девушка, и я забуду о пуле, — сказал он.

Я отдернула руку.

— Может быть, чуть попозже, — сухо произнесла я.

Я осторожно вела рукой по его телу, чтобы найти голову. Густая колючая борода подсказала мне, что цель достигнута, и я осторожно дотронулась до пульса на шее раненого. Пульс был учащенный и слабый, но все же хорошо прощупывался. Пот покрывал лоб, кожа была холодной и влажной на ощупь. Я потрогала кончик носа — он тоже был холодный.

— Жаль, что я не собака, — проговорил Руперт, издавая звуки, похожие на смех. — Холодный нос был бы хорошим знаком.

— Лучше бы ты перестал разговаривать, — сказала я. — Куда попала пуля? Нет, не говори, возьми мою руку и положи на рану, но… если ты положишь ее куда-нибудь еще, Руперт Макензи, ты умрешь здесь, как собака, и туда тебе и дорога.

Широкая грудь задрожала у меня под рукой от сдерживаемого смеха. Он медленно вел под пледом мою руку, другой рукой я отодвигала мешавшую мне одежду.

— Понятно, вот она, — прошептала я.

Я нащупала небольшую дыру в его рубахе с краями, мокрыми от крови, взялась за нее обеими руками и разорвала рубаху. Осторожно, кончиками пальцев я коснулась его бока, чувствуя, как кожа под моей рукой покрывается мурашками, и нащупала входное отверстие — совсем маленькая дырочка в сравнении с большим, сильным телом Руперта.

— Она не вышла где-нибудь? — шепотом спросила я. В церкви стояла тишина, только жеребец беспокойно двигался в своем углу. Дверь была закрыта, и звуки сражения почти не проникали сюда — невозможно было определить, как далеко идет битва.

— Нет, — ответил он и снова закашлялся. Я почувствовала, что его рука потянулась ко рту, и последовала за ней, взяв в руку кончик его пледа. Мои глаза уже привыкли к темноте — насколько можно было привыкнуть, — но его тело по-прежнему казалось мне бесформенной темной массой на полу. Впрочем, кое-что можно было определить и ощупью. Рана чуть кровоточила, но ткань, которую я поднесла к его рту, обдала мою руку неожиданным влажным теплом.

Значит, пуля поразила легкое, а возможно, и оба и его грудь полна крови. В таком состоянии он может продержаться несколько часов, может быть день, если одно легкое осталось незатронутым. Если же околосердечная сумка повреждена, он умрет скорее. Спасти его могла только операция, а это было недоступно.

Я почувствовала чье-то теплое присутствие позади себя и услышала спокойное мерное дыхание — кто-то ощупью пытался найти меня. Я обернулась, мою руку крепко схватили. Дугал Макензи. Он присел рядом со мной и положил руку на распростертое тело Руперта.

— Ну, как ты, приятель? — мягко спросил он. — Идти сможешь? — Я все еще держала руку на теле Руперта и почувствовала, как в ответ он отрицательно покачал головой. Люди, собравшиеся в церкви, начали шепотом переговариваться.

Рука Дугала сжала мое плечо:

— Что тебе нужно, чтобы помочь ему? Твой маленький чемоданчик? Он где, на лошади? — Он поднялся, прежде чем я успела сказать, что Руперту уже ничто не поможет.

Неожиданный, громкий треск со стороны алтаря прервал тихий шепот, по церкви пронеслось движение — мужчины схватились за оружие, которое они сложили рядом. Снова треск, через разорванную промасленную кожу ворвался холодный, чистый воздух, закружилось несколько снежинок.