Он взял себя в руки и кивнул:

— Вероятно. Если будет такая возможность, стой у окна сразу после полуночи. Я приду за тобой.

Времени больше не было. Дугал проскользнул назад в церковь и тщательно прикрыл за собой дверь.

— Договорились, — сказал он, переводя взгляд с меня на Джейми. — Мы отдаем им женщину, а сами беспрепятственно покидаем церковь. Никакого преследования. Лошадь остается у нас. Она нужна нам… для Руперта, — извиняющимся тоном добавил он, глядя на меня.

— Все в порядке, — ответила я. Я смотрела на дверь, на маленькое темное пятнышко — след от пули, такого же размера, что и рана на боку Руперта. Во рту у меня пересохло, я с усилием сглотнула. Яйцо кукушки, подброшенное в чужое гнездо, подумала я о себе. Мы втроем топтались у двери, не в силах сделать последний шаг.

— Я л-лучше п-пойду, — сказала я, стараясь унять дрожь в голосе и конечностях. — А то они заинтересуются, в чем тут дело.

Джейми на мгновение закрыл глаза, кивнул, затем придвинулся ко мне.

— Думаю, Саксоночка, тебе лучше упасть в обморок, — сказал он. — Так будет естественнее. — Он чуть присел, поднял меня на руки и вынес через дверь, которую Дугал распахнул перед ним.

Его сердце гулко стучало прямо возле моего уха, я чувствовала, как дрожат его руки. После духоты в церкви, с ее запахами пота, крови, пороха и лошадиного навоза, у меня перехватило дыхание от холодного свежего воздуха раннего утра, и я прижалась к нему, вся дрожа. Его руки крепко обнимали мои плечи и колени, словно обещая скорое освобождение.

— Боже, — прошептал он, переводя дыхание, и затем мы вплотную подошли к ним. Быстрые вопросы, невнятные ответы, неприятное ощущение его ускользающих рук, когда он осторожно положил меня на землю, быстрый звук удаляющихся шагов по мокрой траве. Я осталась одна, в руках чужаков.

Глава 44

ВСЕ ИДЕТ ВКРИВЬ И ВКОСЬ

Я ближе придвинулась к огню, протянув руки, чтобы согреться. Целый день на лошади, с поводьями в руках — руки стали просто серыми, и я на мгновение подумала, не пойти ли к ручью, чтобы их вымыть. Соблюдение необходимых правил гигиены в отсутствие водопровода кажется делом весьма утомительным. Не удивительно, что люди часто болеют и умирают, горестно подумала я. Они умирают от грязи и невежества.

Мысль о возможности умереть от грязи заставила меня подняться на ноги, невзирая на усталость. Маленький ручей, который протекал неподалеку от лагеря, имел болотистые берега, и мои туфли глубоко завязли в топкой грязи. Вернувшись к костру с чистыми руками, но мокрыми ногами, я нашла там капрала Роуботама. Он поджидал меня с тарелкой того, что он называл тушеным мясом.

— Капитан приветствует вас, мэм, — сказал он, действительно дотрагиваясь до своего чуба, и протянул мне тарелку. — И еще он просил передать вам, что завтра мы будем в Тавистоке. Там есть постоялый двор. — Он нерешительно помолчал, на его круглом добродушном лице человека средних лет появилось выражение озабоченности. — Капитан просит извинения за недостаток удобств, мэм, но на ночь мы поставили вам палатку. Ничего особенного, а все ж укрытие от дождя.

— Передайте капитану мою благодарность, капрал, — произнесла я со всей любезностью, на какую была способна. — И вам огромное спасибо, — с большей теплотой добавила я, хорошо понимая, что для капитана Мейнуаринга я была всего лишь обременительной нагрузкой, ему бы и в голову не пришло подумать об условиях моего ночлега. Палатка — кусок парусины, аккуратно навешенный на ветку дерева и с двух сторон укрепленный колышками, — несомненно, была идеей самого капрала Роуботама.

Капрал ушел, а я сидела одна и медленно ела запеченный на огне картофель с жилистым мясом. Возле ручья я обнаружила позднюю полевую горчицу с увядшими и потемневшими листьями и принесла пригоршню в своем кармане вместе с несколькими ягодами можжевельника, которые сорвала чуть раньше. Листья горчицы были старыми и очень горькими, но мне удалось проглотить их между глотками картофеля. Всю еду я заела ягодами можжевельника, чуть надкусывая их и проглатывая вместе с семенами. От них запершило в горле, заслезились глаза, но зато язык очистился от жира и вкуса пригорелого мяса, к тому же вместе с горчицей они, возможно, уберегут меня от цинги.

В одном из двух моих медицинских шкафов, в самом большом, у меня хранился запас шиповника, укропа, сухих яблок — защита от недостатка витаминов в долгие зимние месяцы. Я надеялась, что Джейми их ест.

Я уткнулась лицом в колени — я не думала, что кто-то может смотреть на меня, просто мне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел мое лицо, когда я думала о Джейми.

Я пролежала в своем притворном обмороке на Фолкирк-Хилл довольно долго, могла бы пролежать и еще дольше, но английский драгун извлек из кармана фляжку с бренди и вознамерился влить его мне в горло. Не зная, что со мной делать, мои «спасители» передали меня в штаб генерала Холи.

Итак, все шло по плану. Через час, однако, я поняла, что дело принимает довольно скверный оборот. Сидя в приемной генерала Холи и прислушиваясь к разговорам вокруг меня, я вскоре поняла — то, что мне казалось основным сражением, было не более чем небольшой стычкой между Макензи и отрядом английских войск, направляющихся на соединение с основной армией. Эта армия готовится сейчас к предполагаемой встрече с шотландцами на Фолкирк-Хилл. Так что сражение, которое, как мне казалось, я пережила, еще и не начиналось!

Генерал Холи сам руководил подготовкой к этому сражению, и так как никто, казалось, не знал, что со мной делать, меня вместе с письмом, где описывались обстоятельства моего спасения, передали под присмотр молодому солдату и отправили к полковнику Кэмпбеллу, временный штаб которого находился в Керсе.

Молодой солдат, коренастый малый по имени Доббс, рьяно взялся за выполнение своего поручения, и, за исключением нескольких коротких отлучек за близрастущие деревья, я ни на минуту не могла от него отделаться.

Наконец мы прибыли в Керс, но там обнаружилось, что полковника Кэмпбелла вызвали в Ливингстон.

— Послушай! — обратилась я к моему бдительному стражу. — Скорее всего у полковника не будет ни времени, ни желания разговаривать со мной, а уж я тем более не могу ничего ему сообщить. Почему бы мне не остаться здесь в городе, чтобы сделать необходимые приготовления, и потом отправиться в Эдинбург?

Не найдя ничего лучшего, я поведала англичанам ту же самую историю, которую рассказала Коламу Макензи два года назад, — я вдова из Оксфорда, ехала навестить своих родственников в Шотландии, на меня напали шотландские разбойники и похитили.

Рядовой Доббс упрямо качал головой. Ему было не больше двадцати, не очень умный и сообразительный, он был на редкость упрям — вбив себе что-нибудь в голову, он уже не отступал от этого.

— Я не могу вам это позволить, мистрис Бошан, — говорил он (в этой истории я воспользовалась своим девичьим именем). — Капитан Бледсоу вырвет у меня печенку, если я не доставлю вас к полковнику живой и здоровой.

Итак, на двух жалких клячах, каких мне еще не приходилось видеть, мы прибыли в Ливингстон. Меня освободили от моего бдительного стража, но положение мое не стало лучше. Я оказалась в кабинете на верхнем этаже и снова рассказала свою историю, на этот раз полковнику Гордону Маклишу Кэмпбеллу из Нижней Шотландии, командующему одним из отборных полков.

— Да-да, понятно, — сказал он таким тоном, что сразу стало ясно — ничего он не понял. Это был коротышка с лисьим лицом, редкими рыжими волосами, зачесанными с висков назад. Он прищурил и без того узкие глаза и опустил взгляд на изрядно помятое письмо на своем столе. — Здесь говорится, — продолжал он, водружая на нос очки и вглядываясь в страницу, — что среди тех, кто захватил вас в плен, мистрис, был один из клана Фрэзера — очень крупный мужчина с рыжими волосами. Это верно?

— Да, — ответила я, размышляя, к чему он клонит.

Полковник тряхнул головой так, что очки упали с носа, и уставился на меня пристальным взглядом.

— Солдаты, которые спасли вас возле Фолкирк-Хилл, сообщили, что, по их мнению, один из тех, кто захватил вас, был не кто иной, как шотландский военачальник, известный под именем Рыжий Джейми. Ну так вот, я допускаю, мистрис Бошан, что во время вашего пленения вас… вас, скажем так, мучили, — его губы растянулись, произнося это слово, но он не улыбался, — и, возможно, вам было не до каких-либо наблюдений, но не слышали ли вы случайно, как обращались к этому человеку?

— Слышала. Его называли Джейми. — Я не думала, что этим ответом нанесу вред Джейми. В воззваниях, которые мне довелось видеть, неоднократно отмечалось, что Джейми является сторонником Стюарта. То, что Джейми оказался в районе Фолкирка, возможно, представляло интерес для англичан, но едва ли могло повредить ему в дальнейшем.

«Они не могут повесить меня дважды», — не раз говорил Джейми. Однако достаточно и одного раза.

Я посмотрела в окно. Полчаса назад стемнело, сквозь снеговую мглу кое-где пробивались яркие пятна — это ходили туда-сюда солдаты с фонарями в руках. Джейми должен быть где-то в Календар-Хаусе, разыскивая окно, за которым я стою.

Но меня не покидала глупая уверенность, что он следует за мной, знает каким-то образом, куда я направляюсь, и ждет меня внизу на улице.

Я резко встала и подошла к окну. Улица была пуста, лишь продавец селедки сидел на табуретке с фонарем у ног, поджидая возможных покупателей. Конечно, это был не Джейми. Он не мог знать, где я. И никто в лагере Стюарта не знал, где я; я была совершенно одна. В отчаянии я прижала руки к стеклу, не заботясь о том, что могу выдавить его.

— Мистрис Бошан! Вам нехорошо? — прозвучал тревожный голос полковника у меня за спиной.

Я крепко сжала губы, чтобы они не дрожали, и сделала несколько глубоких вдохов, так что стекло запотело и улица скрылась в тумане. Внешне спокойная, я повернулась к полковнику.

— Со мной все в порядке, — сказала я. — Если у вас нет больше вопросов, я хотела бы уйти.

— Уйти? M-м… — Он с сомнением посмотрел на меня, затем решительно покачал головой. — На ночь вы останетесь здесь, — объявил он. — А утром я отправлю вас на юг.

Все сжалось у меня внутри.

— На юг?! Какого черта? Что мне там делать? — выпалила я.

Его щетинистые брови удивленно поползли вверх, рот широко открылся. Но он тут же спохватился, закрыл его и приоткрыл ровно настолько, чтобы выдавить из себя следующие слова:

— У меня приказ отправлять все сведения, касающиеся шотландского преступника, известного под именем Рыжий Джейми Фрэзер, а также людей, имеющих к нему хоть какое-нибудь отношение.

— Я не имею к нему никакого отношения! — воскликнула я. Если не считать замужества, подумала я про себя.

Однако полковник Кэмпбелл был непреклонен. Он повернулся к столу и порылся в пачке писем и депеш.

— А, вот оно. Вас будет сопровождать капитан Мейнуаринг. На рассвете он придет за вами. — Полковник позвонил в маленький серебряный колокольчик, дверь открылась, и появилась вопросительная физиономия его личного секретаря. — Гарви, проводите даму в ее комнату. И заприте дверь. — Он повернулся ко мне и церемонно поклонился. — Думаю, мы больше не встретимся, мистрис Бошан. Желаю вам хорошего отдыха и удачи в пути.

Вот и все.

Не знаю, с какой скоростью передвигается удача, но, вероятно, быстрее, чем капитан Мейнуаринг, который возглавлял отряд, сопровождающий провиантские повозки до Ларнака. Доставив повозки и их возчиков в целости и сохранности, он должен был с остатками своего отряда и товарищами не первостепенной важности следовать дальше на юг. По-видимому, я относилась к категории «несрочной информации», потому что мы были в дороге уже больше недели, а конца пути не предвиделось.

Юг… Может быть, Лондон? В тысячный раз вопрошала я себя. Капитан Мейнуаринг не говорил ничего о конечном пункте назначения, и ничего другого я придумать не могла.

Подняв голову, я заметила, что на меня уставился драгун, сидевший по другую сторону костра. Я ответила ему таким же пристальным взглядом, он покраснел и уставился в свою миску. Я привыкла к этим взглядам, хотя большинство из них и не были столь дерзкими.

Это началось с самых первых дней — я сразу заметила скрытое смущение молодых идиотов, доставлявших меня в Ливингстон. Мне потребовалось очень мало времени, чтобы разгадать причину холодной сдержанности английских офицеров. Дело было вовсе не в подозрительности. Я вызывала у них ужас и презрение. И лишь жалость ко мне и официальная ответственность удерживали их от проявления этих чувств.

Я была освобождена из рук хищных шотландских мародеров. При этом я провела целую ночь в одном помещении с людьми, которые, по мнению всех благоразумно мыслящих англичан, «не намного лучше диких животных, виновны в изнасилованиях, грабежах и других столь же ужасных преступлениях». Так что совершенно невероятно, чтобы молодая англичанка провела ночь в их компании и осталась невредимой.