— На следующее утро мы снова отправились в путь, — продолжал Джейми, — я дождался, когда мы достигли места, удобного для привала, и рассказал Айену всю историю, связанную с Рэндоллом.

Сейчас мне становился понятным странный взгляд, которым Айен наградил Джейми. И напряженное выражение на лице Джейми, и круги под глазами. Не находя нужных слов, я молча слегка стиснула его руку.

— Я не думал, что смогу кому-нибудь рассказать об этом, кроме тебя, Саксоночка, — проговорил он, сжимая в свою очередь мою руку. — Что касается Айена… ведь он… — Джейми старался подыскать как можно более точные слова: — Он ведь знает меня, как ты считаешь?

— Конечно. Ведь вы знаете друг друга всю жизнь, не так ли?

Он кивнул, глядя невидящим взглядом в окно. Снова пошел снег, легкие снежинки кружились в воздухе и мягко ложились на землю. И земля была белей, чем само небо.

— Айен всего лишь на год старше меня. В детстве мы всегда были рядом. Не было дня, чтобы мы не виделись, пока я жил дома. И даже потом, когда в четырнадцать лет я отправился с Дугалом в Леох, а позже — учиться в Париж, я не забывал о нем никогда. И стоило мне хоть ненадолго вернуться домой, я тотчас спешил к нему, и мы оба ощущали себя так, будто вовсе и не расставались. Мы просто улыбались друг другу и уже не расставались, бродили по полям и горам и без конца разговаривали обо всем на свете. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Айен — словно часть меня самого, которая всегда оставалась здесь, независимо от того, где находился в то время я, — сказал он, старательно подбирая слова. — И я подумал… Я должен рассказать ему. Мне не хотелось нарушать… это единство. Мне хочется остаться частью Айена. Частью Лаллиброха. — Он указал жестом на окно, затем повернулся ко мне: — А ты знаешь почему?

— Мне кажется, догадываюсь, — снова сказала я ласково. — Ну а Айен?

Джейми опять передернул плечами, словно рубашка была ему узка и стесняла его.

— Трудно сказать. Вначале, когда я стал рассказывать, он только покачивал головой, как будто не веря мне, а когда наконец поверил…

Джейми умолк и облизнул губы. И я поняла, как тяжело дался ему разговор с Айеном.

— Я видел, что Айену хочется вскочить на ноги и начать ходить взад-вперед, но он не мог из-за ноги. Он лишь сжимал и разжимал кулаки, лицо его сделалось белее снега, и он неустанно повторял: «Как? Как? Джейми, как ты мог позволить ему сотворить с тобой такое?» — Джейми покачал головой. — Не помню, что я отвечал и что еще говорил он. Я только помню, что кричали друг на друга. И что он хотел ударить меня, но не смог, опять же из-за ноги. — Джейми горько усмехнулся. — Мы были похожи на пару дураков, размахивающих руками и кричащих друг на друга. Но я перекричал его, и он наконец замолчал и дослушал меня до конца. Потом вдруг замолчал я и уже не мог говорить. Мне показалось это совсем не нужным. Я сел на камень и обхватил голову руками. Через некоторое время Айен окликнул меня, сказав, что пора продолжать путь. Я кивнул, поднялся, помог ему сесть на лошадь, и мы молча поехали дальше.

Джейми почувствовал наконец, как крепко сжимает мне руку, и ослабил хватку, но продолжал медленно передвигать обручальное кольцо у меня на пальце.

— Мы долго ехали молча, — тихо продолжал Джейми. — Вдруг я услышал какой-то странный, хлюпающий звук. Я пришпорил свою лошадку и, догнав Айена, заглянул ему в лицо. Он плакал. Слезы ручьем текли у него по лицу. Он понял, что я заметил его слезы, и хотя все еще был очень сердит, протянул мне руку. Я принял ее. Его рукопожатие было таким сильным, что у меня затрещали кости. Так мы доехали до дома.

Я чувствовала, как напряжение покидает Джейми.

«Всего тебе хорошего, брат», — сказал Айен, балансируя на одной ноге перед дверью спальни.

— Значит, теперь все в порядке? — спросила я.

— Думаю, что так. — Теперь он полностью расслабился, уютно устроившись на мягкой пуховой перине. Я нырнула под одеяло и прижалась к нему. Мы смотрели на падающий снег, изредка слабо ударяющий в стекло.

— Я рада, что ты наконец дома, — сказала я.

Когда я проснулась на следующий день, за окном было такое же серое утро, как накануне. Уже одетый, Джейми стоял у окна.

Он заметил, что я подняла голову от подушки.

— Проснулась, Саксоночка? Хорошо. А я привез тебе подарок.

Он полез в свою кожаную сумку и вытащил несколькс медных монет, два или три маленьких камешка и маленькую палочку, обмотанную леской, скомканное письмо и спутанный клубок лент.

— Ленты? — удивилась я. — Спасибо. Они замечательные.

— Нет, это не для тебя, — сказал он, нахмурившись так как ему пришлось вынимать запутавшуюся в голубых лентах сушеную лапу крота — средство от ревматизма. — Это для Мэгги. — Он подозрительно оглядывал камни, лежащие у него на ладони, и, к моему удивлению, взял один и лизнул.

— Нет, не этот, — пробормотал он и положил камень назад в сумку.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я, с любопытством наблюдая за его действиями. Он ничего не ответил, но вытащил вторую пригоршню камней, понюхал их и выбрал, кажется, тот, который искал. Его он тоже лизнул для верности, затем положил мне на ладонь и улыбнулся.

— Янтарь, — довольный, произнес он, когда я потрогала один кусочек неправильной формы. Он казался теплым на ощупь, и я почти инстинктивно сжала его в руке.

— Его, конечно, нужно отполировать, — объяснил Джейми. — Я подумал, что из него получится красивый медальон. — Он чуть покраснел, не сводя с меня глаз. — Это… это подарок к первой годовщине нашего супружества. Когда я увидел его, то вспомнил кусочек янтаря, подаренный тебе Хью Мунро в день нашей свадьбы.

— Я до сих пор храню его, — сказала я, доставая маленький кусочек окаменевшего древесного сока. В маленьком кусочке янтаря, подаренном мне Хью, одна сторона была отполирована и представляла собой маленькое оконце, в котором виднелась летящая стрекоза. Я хранила этот амулет в своей медицинской сумке и считала его самым сильным из всех амулетов, имеющихся у меня. Подарок к годовщине свадьбы. Конечно, мы поженились в июне, а не в декабре. Но в день первой годовщины нашей свадьбы Джейми находился в тюрьме, а я… я в руках короля Франции. Нам тогда было не до свадебных торжеств.

— Скоро Новый год, — сказал Джейми, глядя в окно на снег, окутавший белым одеялом поля Лаллиброха. — Подходящий момент начать все сначала, — Мне тоже так кажется. — Я встала с постели и, подойдя к окну, где стоял Джейми, обняла его. Мы стояли, молча прижавшись друг к другу. Мы молчали до тех пор, пока я не заметила другие маленькие желтоватые камешки, которые Джейми достал из своей сумки.

— А это что, Джейми? — удивленно спросила я, отстраняясь от него, чтобы получше рассмотреть желтоватые камешки.

— Это? Это медовые шарики, Саксоночка. — Он поднял один из камешков и отер с него пыль. — Мне дал их в Деревне мистер Гибсон. Очень вкусные, хотя, кажется, немного запачкались у меня в сумке. — Он протянул мне один на открытой ладони и сказал, улыбаясь: — Хочешь?

Глава 34

ПОЧТАЛЬОН ВСЕГДА ЗВОНИТ ДВАЖДЫ

Я не знала, что именно и как Айен рассказал Дженни о злополучном происшествии в Брох Мордхе. Она относилась к своему брату по-прежнему, но в ее тоне иногда сквозила доброжелательная усмешка. Я знала ее довольно хорошо, чтобы понять, что одним из лучших ее качеств была способность ни при каких обстоятельствах не проявлять своей антипатии к собеседнику.

Дружба и согласие, установившиеся сразу же между нами четверыми, еще более окрепли за месяцы, которые мы провели под одной крышей. Взаимное уважение и доверие нам были просто необходимы, — так много нам предстояло сделать.

Роды Дженни приближались, и все больше домашних дел ложилось на мои плечи, и Дженни стала больше полагаться на меня. Я никогда не пыталась занять ее место. После смерти матери домашнее хозяйство полностью перешло в руки Дженни, и именно к ней чаще всего обращались прислуга и батраки. Но в то же время они постепенно привыкли и стали относиться ко мне с дружеской приязнью, граничащей с благоговением.

Весна ознаменовалась посадкой огромного количества картофеля. Почти половина земель была отведена под эту новую культуру. Правильность такого решения подтвердилась, когда молодые ростки ячменя были побиты сильным градом, а картофельная ботва уцелела. Вторым важным событием весны было рождение у Дженни и Айена второй дочери — Кэтрин Мэри. Она появилась на свет совершенно неожиданно для всех и даже для Дженни. Как-то днем Дженни пожаловалась на боль в спине и пошла прилечь. Очень скоро стала ясна истинная причина ее недомогания. Джейми бросился сломя голову к миссис Мартинс — акушерке.

Они появились как раз вовремя, чтобы выпить по бокалу праздничного вина. Пронзительный плач новорожденной эхом отзывался повсюду в доме.

Итак, все шло своим чередом, и я успокоилась, постепенно забывая пережитое. Сердце мое было полно любви и заботы о ближних.

Письма приходили нерегулярно. Иногда раз в неделю, иногда раз в месяц, а то и реже. Принимая во внимание расстояние, которое приходилось преодолевать почтальону, чтобы доставить почту в Лаллиброх, я дивилась тому, что почта вообще приходит.

Однако сегодня нам доставили огромный пакет писем и книг, упакованный по случаю плохой погоды в промасленную пергаментную бумагу и перевязанный шпагатом. Отправив почтальона на кухню перекусить, Дженни аккуратно развязала бечевку и положила ее в карман. Она перебрала маленькую стопку писем, отложив в сторону нарядный пакет, пришедший из Парижа.

— Письмо Айену. Должно быть, счет за семена, письмо от тети Иокасты — о, это хорошо, от нее не было вестей уже несколько месяцев. Я думала, что она больна, но конверт написан ее рукой и твердым почерком.

Письмо, написанное крупными черными буквами, было отложено в стопку писем, адресованных Дженни. Туда же последовали письма от замужней дочери Иокасты. Опять письмо Айену из Эдинбурга, для Джейми от Джареда. Я узнала его тонкий, неразборчивый почерк. Толстый конверт с геральдической печатью Стюартов. Скорее всего оно было полно стенаний Карла по поводу трудности парижской жизни и рассуждений на тему неразделенной любви. К счастью, на этот раз оно было коротким. Обычно он писал на нескольких страницах, изливая душу перед «любезным Джейми». Письмо изобиловало ошибками, но, по крайней мере, было ясно, что для личных писем Чарли не пользовался услугами секретаря.

— О, три французских романа и книга стихов из Парижа! — воскликнула Дженни, сняв бумажную обертку с книг в кожаных переплетах. Она благоговейно касалась пальцем тисненных золотом букв на обложках.

Дженни страстно любила книги, почти так же, как Джейми любил лошадей. В доме имелась небольшая библиотека, и вечерами, в короткие часы досуга перед сном, она обязательно читала.

— Это дает мне пищу для размышлений во время работы, — объяснила она, когда однажды вечером я застала ее падающей от усталости, но с книгой в руках. Я убеждала ее лечь спать, вместо того чтобы читать вслух для Айена. Джейми да и для меня тоже. Она зевнула, прикрыв рот рукой, и сказала: «Даже если я валюсь от усталости и едва различаю строчки, все равно на следующий день, когда я пряду или валяю шерсть, они снова всплывают в моей памяти, и я как бы заново читаю их».

Я улыбнулась при упоминании о валянии шерсти, поскольку была убеждена, что почти все женщины Лаллиброха валяли шерсть, не только отдавая должное традиции, но и ритмам стихов Мольера или Пирона.

Я не могу забыть сарай для валяния шерсти, где женщины сидели двумя длинными рядами лицом друг к другу. Они были одеты в свою самую старую одежду и непременно босиком. Упираясь спиной в стену сарая, они колотили ногами по длинному, влажному рулону шерсти, сбивая его в тугой войлок, который потом защитит их самих и их ближних от шотландских туманов и даже дождя, спасет от простуды.

Время от времени какая-нибудь из женщин вставала и выходила, чтобы через некоторое время вернуться с чайником нагретой до кипения на огне мочи. Подобрав высоко юбку, она проходила босиком прямо в центр сарая и выливала содержимое чайника на земляной пол. Душные горячие пары поднимались от шерсти, а валяльщицы прятали ноги от случайных брызг и отпускали соленые шутки.

— От горячей мочи дело спорится, — объяснила мне одна из женщин, когда я впервые заглянула в сарай. Глаза мои сразу же заслезились, и женщины молча наблюдали, что же я стану делать.

Но валяние шерсти было для меня не таким уж невыносимым делом после того, что я видела на войне и в госпиталях. И если не обращать внимания на запах, сарай для валяния шерсти был теплым, уютным местом, где женщины Лаллиброха собирались вместе, шутили, беседовали и пели.

Мои мысли были прерваны тяжелыми шагами в прихожей и волной холодного воздуха, хлынувшей в дом через открывшуюся уличную дверь. Это пришли Джейми с Айеном. Они оживленно разговаривали между собой на родном гэльском наречии. Судя по характеру их беседы, можно было с уверенностью сказать, что речь шла, конечно же, о каких-то фермерских делах.