Он рассмеялся вместе со мной, и его плечо затряслось под моей рукой.

– Поверни голову. Если тебе нужно женское тепло и сочувствие, сиди спокойно, пока я буду их демонстрировать.

– Ммм… Нет, – произнес он после небольшой паузы. – Я не смог бы убить его. Но после того как я унизил его в твоих глазах, я должен был дать ему шанс вернуть себе чувство собственного достоинства. Он смелый парень. И заслужил право реализовать это качество на практике.

Я покачала головой.

– Никогда не научусь понимать мужчин, – пробормотала я, нанося на ранку мазь из ноготков.

Он взял мои руки и уткнулся в них подбородком.

– А тебе и не нужно понимать меня, англичаночка, – спокойно сказал он. – Пока ты любишь меня. – Он поцеловал мои руки. – И кормишь меня, – добавил он, отпуская их.

– Значит, женское тепло, любовь и еда? – засмеялась я.

В наших сумках я отыскала холодные лепешки, сыр, а также немного бекона. Напряжение и абсурдность последних двух часов, как оказалось, основательно меня изморили, и я с жадностью набросилась на еду.

Голоса окружающих нас людей смолкли, костер погас – казалось, на тысячу миль окрест не было ни одной живой души. Только ветер непрерывно шевелил кроны деревьев, ломая сухие ветви, падавшие на землю.

Джейми сидел прислонившись к дереву, лицо его в сумеречном свете звезд казалось унылым, но все тело излучало озорство.

– Я дал твоему герою слово, что не стану досаждать тебе своими отвратительными притязаниями. Я буду верен данному мной слову до тех пор, пока ты сама не позовешь меня разделить с тобой ложе. А пока я пойду и лягу с Кинкейдом и Муртой. Правда, Мурта храпит.

– И ты тоже, – сообщила я.

Я секунду смотрела на него, затем дернула плечом, отчего мое порванное платье соскользнуло с него.

– Ты уже провел соответствующую подготовку, теперь можешь завершать дело.

Я встряхнула другим плечом, и платье упало.

Его руки, словно горячий шелк, скользнули по моему телу.

– Ну ладно, – пробормотал он мне в волосы, – война есть война.

– Я вечно путаюсь в датах, – сказала я спустя некоторое время, глядя в густо усеянное звездами небо. – Мигель де Сервантес уже родился?

Джейми лежал, вытянувшись во весь рост, на животе рядом со мной, а голова и плечи высовывались из палатки наружу. Он медленно открыл один глаз, устремив его в сторону горизонта. Не обнаружив никаких признаков восхода, он вновь перевел на меня взгляд, в котором сквозило уязвленное самолюбие.

– Ты что, испытываешь острую необходимость немедленно побеседовать об испанской литературе? – слегка охрипшим голосом спросил он.

– Да нет. Мне просто интересно, знаком ли тебе термин «донкихотство»?

Он приподнялся на одном локте, почесал голову обеими руками, чтобы окончательно проснуться, и повернулся ко мне:

– Сервантес родился почти двести лет назад, англичаночка, и благодаря неплохому образованию, которое я получил, я знаком с этим джентльменом. Но может быть, в твоем вопросе кроется что-то сугубо личное?

– У тебя болит спина?

Словно желая проверить, он пошевелил плечами.

– Не очень. Хотя, думаю, синяки имеются.

– Джейми, скажи, ради бога, для чего все это? – не выдержала я.

Он положил подбородок на скрещенные руки и искоса взглянул на меня. От улыбки его глаза еще больше сузились.

– Ну, Мурте это доставило удовольствие. Он ждал этого момента много лет. Помню, в девятилетнем возрасте я положил кусочек медовых сот ему в башмак, когда он снял их, желая дать ногам отдых. Тогда он долго гонялся за мной, но так и не смог поймать, но зато я узнал много любопытных слов, пока он охотился за мной босиком. Он…

Я изо всех сил ударила его кулаком по плечу, остановив тем самым поток красноречия. Джейми удивленно охнул, рука его подвернулась, и он упал на бок, спиной ко мне.

Я встала на колени у него за спиной и обхватила руками за талию. Его широкая, мускулистая спина поблескивала от мази. Я поцеловала его между лопаток, отодвинулась и подула ему на спину, с удовольствием ощущая, как его тело трепещет от прикосновения моих пальцев и крошечные тонкие волосики топорщатся на коже.

– Для чего? – повторила я, приложив щеку к его теплой, влажной спине.

В темноте рубцы на ней были не видны, но я отчетливо ощущала их щекой – тонкие, твердые полосы. Он лежал не двигаясь, ребра под моей рукой вздымались и опускались в такт глубокому, размеренному дыханию.

– Ну ладно, – сказал он и снова замолчал, о чем-то задумавшись. – Я сам точно не знаю, англичаночка. Может быть, я хотел доказать что-то тебе или себе самому.

Я положила свою легкую ладонь на его лопатку, широкую и тонкую, с четко очерченными контурами.

– Только не мне.

– Но разве достойно джентльмена раздевать свою жену на глазах у тридцати мужчин? – В его голосе звучала горечь, и мои руки замерли у него на спине. – Достойно ли благородного человека проявлять жестокость к пленному врагу, почти ребенку? И даже быть готовым на большее?

– А разве было бы лучше, если бы ты пожалел меня или его, а через два дня потерял половину своих людей? Ты должен был помнить об этом. Ты не имел права позволить себе рисковать людьми во имя ложно понятого благородства.

– Да, не имел, – произнес он. – Поэтому сейчас мое место рядом с сыном моего короля. Чувство долга и чести повелевает мне следовать за ним… и в то же время всячески препятствовать осуществлению того, что я поклялся отстаивать. Ради его низменных интересов я предал тех, кого люблю. Я предал само понятие о чести, благородстве.

– Во имя чести погибло немало людей. Но безрассудное благородство – это глупость. Благородная глупость – все равно глупость.

– Да, это так. Ты говорила, что все изменится к лучшему. Но если я буду первым среди тех, кто пожертвует своей честью ради ложно понятого чувства долга, не будет ли мне стыдно потом?

Он взглянул на меня, глаза были полны тревоги.

– Я не поверну вспять, это для меня невозможно, но порой, англичаночка, становится жаль того парня, каким я был.

– Это моя вина, – мягко сказала я и провела пальцами по его лицу, коснулась густых бровей, широкого рта и отросшей щетины на подбородке. – Моя. Если бы я не явилась… и не сообщила тебе, что произойдет…

Я ощутила внезапную боль и горечь, когда вспомнила, каким наивным, благородным парнем он был. Впрочем… разве у нас был выбор? Я должна была открыть ему то, что знала. А он должен был действовать исходя из этого знания. Я вспомнила одну из строчек Ветхого Завета: «Когда я молчал, обветшали кости мои от вседневного стенания моего». Он словно бы услышал мои мысли и слегка улыбнулся:

– Может быть… Но я не помню, чтобы Адам просил Бога забрать Еву назад.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб, когда я засмеялась, и, укрыв мои голые плечи одеялом, сказал:

– Спи, мое маленькое ребрышко, завтра мне понадобится помощница.

* * *

Меня разбудил лязг металла. Я высунула голову из-под одеяла, прищурившись, пыталась рассмотреть источник странного звука и тут обнаружила, что мой нос практически упирается в колено Джейми, укрытого пледом.

– Проснулась? – услышала я его голос.

Что-то блестящее и звенящее промелькнуло перед глазами, и я ощутила нечто очень тяжелое у себя на шее.

– Боже, что это такое? – воскликнула я, проворно сев в постели и стараясь рассмотреть странный предмет.

Оказалось, что на мне надето ожерелье, состоящее из трехдюймовых металлических элементов в виде стержня с ободком наверху, нанизанных на кожаный шнурок. Некоторые из них были покрыты ржавчиной, другие совершенно новые. По всей длине стержней проходили царапины, как будто их с силой выдирали из какого-то более крупного предмета.

– Военные трофеи, англичаночка, – пояснил Джейми.

Я взглянула на него и громко вскрикнула.

– Ой! – произнес он, проведя рукой по лицу. – Я совершенно забыл. У меня не было времени умыться.

– Ты до смерти меня напугал, – сказала я, прижимая руку к бешено бьющемуся сердцу. – Что это?

– Древесный уголь.

Голос его прозвучал глухо: он уже вытирал лицо какой-то тряпкой. Вскоре он отложил ее и улыбнулся мне. Ему удалось стереть черную пыль с носа, подбородка и лба, и они розовели на фоне сажи, но угольная чернота осталась возле рта и вокруг глаз, обведенных, как у енота.

Рассвет едва забрезжил, и в сумраке его темные от угольной пыли лицо и волосы почти сливались со стенами палатки. От этого возникало впечатление, что я разговариваю с человеком, не имеющим головы.

– Это была твоя идея, – сказал он.

– Моя идея? Ты похож на привидение из спектакля, – ответила я. – Для чего ты разыграл эту комедию?

На черном лице зубы сверкали, словно жемчужины.

– Это была диверсионная вылазка, – с удовлетворением произнес он.

– Диверсионная? Я правильно тебя поняла? О боже, ты побывал в английском лагере? Боже мой! Надеюсь, не один?

– Я не мог лишить своих людей такого удовольствия, поэтому оставил троих охранять тебя, а с остальными совершил весьма успешную вылазку. – Он с гордостью посмотрел на мое ожерелье. – Это шплинты от орудийных повозок. Мы не могли похитить пушки и даже бесшумно повредить их, но им не удастся далеко уйти без колес.

Я критически осмотрела свое ожерелье:

– Все это прекрасно, но не смогут ли они сделать новые стержни? Кажется, ты делал нечто подобное из толстой проволоки.

Он кивнул с самодовольным видом.

– Может быть, и смогут. Но на что им стержни, если у них нет колес?

Он приподнял брезент, закрывающий вход в палатку, и указал на подножие холма, где Мурта, черный, как демон, с такими же черными помощниками бросал в костер последние из тридцати двух больших деревянных колес. Снятые с колес железные ободья грудой лежали рядом. Фергюс, Кинкейд и еще несколько молодых ребят затеяли игру, гоняя их при помощи палок. Я засмеялась.

– А ты, оказывается, умный, Джейми.

– Может быть, я и умный, но ты – полуголая, а мы сейчас отправляемся. Нет ли у тебя чего-нибудь, что можно было бы надеть? Мы связали их часовых и оставили в заброшенном загоне для овец, но скоро лагерь проснется, а он недалеко от нас, поэтому нам лучше скрыться.

И словно в подтверждение его слов палатка у меня над головой дрогнула, как будто бы кто-то разрушил ее каркас с одной стороны. Я испуганно вскрикнула и схватила седельные сумки, в то время как Джейми поспешил отдать последние распоряжения, перед тем как тронуться в путь.

* * *

Миновал полдень, когда мы добрались до местечка Транент. В обычно спокойной деревушке, расположенной высоко в горах, царило необычайное оживление в связи с прибытием шотландской армии. Основная часть селения расположилась на склонах гор, откуда была прекрасно видна небольшая равнина, простирающаяся до самого моря. Деревушка представляла собой перевалочный пункт. Поскольку сюда постоянно прибывали все новые и новые воинские части на смену только что ушедшим, в самой деревне и в ее окрестностях было полно народу, многочисленные посыльные сновали из конца в конец, кто на пони, а кто и на своих двоих. Женщины, дети и те, кто следовал вместе с армией, заполнили все дома или обосновались прямо на улице, под стенами, греясь на появлявшемся время от времени солнышке, порой с младенцами на руках. Те, кто отправлялся на войну, расспрашивали посыльных о самых последних событиях на полях сражений.

Мы разбили лагерь на краю деревни, и Джейми послал Мурту узнать о месте нахождения лорда Джорджа Муррея – командующего армией, а сам спешно приводил себя в порядок в одном из домов.

Мой собственный вид оставлял желать лучшего. Хотя лицо не было вымазано углем, как у Джейми, на нем были серые, грязные потеки – свидетельство ночевок под открытым небом. Хозяйка дома дала мне полотенце и расческу, и я как раз сидела за ее туалетным столиком, борясь со своими непокорными кудрями, когда дверь внезапно отворилась и моему взору предстал лорд Джордж собственной персоной.

Его обычно безупречное платье потеряло нескольких пуговиц и имело неопрятный вид, одна подвязка спущена, шейный платок развязан, парик небрежно засунут в карман, а его собственные каштановые пряди торчат в разные стороны, как будто он яростно дергал за волосы сам себя.

– Слава богу! – воскликнул он. – Наконец-то я вижу нормальное лицо!

Потом он подался всем корпусом вперед, подозрительно разглядывая Джейми. Большую часть угля муж смыл, но серые ручейки текли по его лицу и покрыли черными пятнами рубашку на груди, а уши, которые он в спешке забыл как следует вымыть, все еще были очень грязными.

– Что… – начал было лорд Джордж, но тут же умолк и несколько раз тряхнул головой, как бы стараясь избавиться от наваждения, после чего продолжил разговор как ни в чем не бывало.

– Как дела, сэр? – почтительно осведомился Джейми, делая вид, что не замечает хвостика парика с ленточкой, выглядывающего из кармана лорда и виляющего, словно собачка хвостом, при каждом резком движении его светлости.