– Возьми эти деньги, – сказала я, вручая ему кошелек, – и найди Мурту. Скажи ему, чтобы он на все деньги купил одеял и передал их тюремщику. Он уже получил от меня мзду, но на всякий случай пусть Мурта попридержит для него несколько шиллингов.

– Но, мадам, – запротестовал он, – я обещал милорду, что никогда не оставлю вас одну…

– Милорда здесь нет, – твердо заявила я, – поэтому слушай меня.

Он посмотрел сначала на меня, потом на Мэри, очевидно, решил, что она представляет для меня меньшую опасность, чем я для него, и пожал плечами, что-то бормоча по-французски о женском упрямстве.

* * *

Маленькая комната на самом верху значительно изменилась со времени моего последнего посещения. Она была не просто чистой – каждая горизонтальная поверхность блестела, как отполированная. В шкафу была еда, на кровати стеганое одеяло и масса всевозможных мелочей для удобства больного. По дороге Мэри рассказала мне, что она потихоньку закладывает драгоценности своей матери, чтобы создать максимум удобств для Алекса Рэндолла.

Деньги могут не все, но лицо Алекса засияло, когда в комнату вошла Мэри. Казалось, болезнь на время отступила.

– Я привела Клэр, любимый.

Мэри бросила плащ на стул и опустилась на колени рядом с ним, взяв его худые с голубыми прожилками руки в свои.

– Миссис Фрэзер. – Его голос был тихим, почти беззвучным, хотя он улыбался мне. – Так приятно снова увидеть дружеское лицо.

– И мне тоже.

Я улыбнулась ему, машинально отметив слабый пульс у горла и прозрачность кожи. Последние остатки жизни, еще не покинувшей хрупкое тело, сосредоточились в глазах – они были теплые и нежные.

Не имея лекарств, я ничего не могла сделать, но все же тщательно осмотрела его, после чего он устало откинулся на подушки; губы слегка посинели от усталости. Скрывая свое беспокойство, я пообещала прийти на следующий день и принести лекарства, чтобы он мог лучше спать. Он едва замечал мои старания – все его внимание было обращено на Мэри; взволнованная, она сидела рядом с ним и держала за руку. Я заметила, как она посмотрела на окно, за которым быстро угасал день, и поняла ее озабоченность – ей предстояло вернуться к тетке до наступления ночи.

– Мне нужно идти, – сказала я Алексу со всей тактичностью, на какую была способна, – мне хотелось дать им возможность побыть вдвоем эти несколько драгоценных минут.

Он перевел взгляд с меня на Мэри, затем благодарно улыбнулся мне.

– Да благословит вас Бог, миссис Фрэзер, – сказал он.

– Увидимся завтра, – сказала я и ушла, от души надеясь, что так и будет.

* * *

В течение следующих нескольких дней я была очень занята. Все оружие наших людей было, конечно, конфисковано при аресте, и я изо всех сил старалась вернуть его, прибегая, при необходимости, к запугиванию и подкупу, к угрозам и улыбкам. Я заложила несколько брошей, что подарил мне Джаред при расставании, и купила людям из Лаллиброха еды, чтобы они питались не хуже, чем в армии, – впрочем, довольно скудно.

Я договорилась о том, чтобы меня пропускали в камеры, и лечила арестованных от различных заболеваний, спектр которых был очень широк – от цинги и недоедания до ангины, обморожения, артритов и различных болезней дыхательных путей.

Я обошла всех военачальников и лордов, которые еще оставались в Эдинбурге – их было немного – и которые могли быть полезны Джейми в случае, если его визит в Стирлинг окажется безуспешным. Я не надеялась, что это поможет, но считала нужным сделать все, что в моих силах.

И среди всех забот этих дней я выкраивала время, чтобы раз в день навестить Алекса Рэндолла. Мне с трудом удавалось заглядывать к нему по утрам, чтобы не занимать те часы, которые он мог провести с Мэри. Алекс спал мало, и даже этот сон был болезненным. Естественно, что по утрам он чувствовал усталость и был раздражен, говорить ему не хотелось, но он всегда приветливо улыбался мне. Я приносила ему питье – легкую смесь мяты и лаванды с несколькими каплями макового сиропа. Это давало ему возможность поспать несколько часов, и, когда Мэри приходила к нему днем, он чувствовал себя отдохнувшим.

Кроме меня и Мэри, я не видела у Алекса никаких посетителей. Поэтому, подойдя однажды утром к дверям его комнаты и услышав за ней голоса, очень удивилась.

Коротко постучав один раз – наш условный стук, – я открыла дверь и вошла. Джонатан Рэндолл, одетый в алую капитанскую форму, сидел у постели своего брата. При моем появлении он встал и вежливо, но холодно поклонился.

– Мадам, – сказал он.

– Капитан, – откликнулась я.

Мы неловко стояли посреди комнаты, глядя друг на друга и не зная, что сказать.

– Джонни, – прозвучал хриплый голос Алекса.

В нем слышалась просительная и в то же время требовательная нотка, и Джонатан, уловив это, раздраженно пожал плечами.

– Мой брат вызвал меня, чтобы я сообщил вам кое-какие новости, – проговорил он, едва разжимая губы.

В это утро на нем не было парика. С темными, стянутыми сзади волосами, он поразительно напоминал своего брата. Бледный и хрупкий Алекс казался призраком Джонатана.

– Вы и мистер Фрэзер были добры к моей Мэри, – сказал Алекс, поворачиваясь на бок, чтобы видеть меня. – И ко мне тоже. Я… знал о вашем договоре с моим братом, – его бледные щеки слегка порозовели, – но я знаю также, что вы и ваш муж сделали для Мэри… в Париже.

Он облизал губы, сухие и потрескавшиеся от постоянной жары в комнате.

– Я думал, вам нужно услышать новость, которую Джонни привез вчера из замка.

Джек Рэндолл смотрел на меня с неприязнью, но он привык держать свое слово.

– Итак, на посту командующего Холи сменил Коупа, как я и предсказывал вам раньше, – начал Рэндолл. – У Холи есть некий дар лидерства, он пользуется слепым доверием людей, находящихся под его командованием. Возможно, это сыграло большую роль, чем артиллерия Коупа.

Джек нетерпеливо передернул плечами.

– Как бы то ни было, генерал Холи направлен на север, чтобы захватить Стирлингский замок.

– Значит, все-таки он, – вслух подумала я. – А какое у него войско?

Рэндолл коротко кивнул.

– В настоящий момент у него восемь тысяч, из них тысяча триста – кавалеристы. Кроме того, он со дня на день ожидает шесть тысяч гессенцев. – Джек нахмурился, размышляя. – Я слышал также, что глава клана Кэмпбелл посылает в помощь Холи тысячу человек, но я не знаю, насколько надежна эта информация.

– Понятно.

Это было серьезно. В шотландской армии в настоящее время насчитывалось от тысячи до двух тысяч человек. Без тех подкреплений, прибытия которых Холи пока еще только ждет, они смогут выстоять. Ждать, пока подойдут гессенцы и солдаты Кэмпбелла, – сущее безумие, не говоря уже о том, что шотландцы гораздо лучше атакуют, чем защищаются. Поэтому необходимо, чтобы эта новость дошла до лорда Джорджа Муррея как можно быстрее.

Голос Джека Рэндолла прервал мои размышления.

– Прощайте, мадам, – как всегда официально, произнес он, на застывшем красивом лице не дрогнул ни один мускул, он поклонился мне и вышел.

– Спасибо, – сказала я Алексу Рэндоллу, ожидая, пока Джонатан спустится по узкой крутой лестнице, чтобы уйти самой. – Эти сведения мне очень пригодятся.

Он кивнул. Темные круги под глазами свидетельствовали о еще одной бессонной ночи.

– Пожалуйста, – просто сказал он, – может быть, вы оставите мне какое-нибудь лекарство? Думаю, некоторое время я вас не увижу.

Я замерла, пораженная его предположением – неужели мне придется самой отправляться в Стирлинг?

– Не знаю, – ответила я. – Но лекарство я вам оставлю.

* * *

Я медленно шла в свое жилище, мысли лихорадочно кружились в голове. Совершенно ясно, что я должна обо всем сообщить Джейми. И немедленно. Это я поручу Мурте. Я знала, Джейми мне, конечно, поверит, если я напишу ему записку. Но сумеет ли он убедить лорда Джорджа, графа Перта или других армейских командующих?

Я не могла сказать им, откуда у меня эти сведения. А поверят ли армейские командиры ничем не подтвержденным словам женщины? Даже если молва приписывает этой женщине сверхъестественные возможности? Вдруг я вспомнила Мэйзри и вздрогнула.

«Это проклятие», – сказала она.

Да, это так, но что же тогда делать?

«Ведь мне не дано никакой силы. Хотя я могу промолчать, не сказав то, что мне известно».

И это тоже сила. Но я не рискну ею воспользоваться.

К моему удивлению, дверь моей маленькой комнаты была открыта, оттуда слышались голоса, звон и лязг оружия. К этому времени у меня под кроватью образовался целый склад оружия, около очага лежала груда мечей и секир, на полу буквально не осталось места – только маленький квадрат, на котором Фергюс расстилал свое одеяло.

Я стояла на лестнице, пораженная представшей моим глазам картиной. Мурта, стоя на кровати, наблюдал за раздачей оружия людям из Лаллиброха, до отказа заполнившим комнату.

– Мадам!

Я повернулась на крик и увидела у своего локтя Фергюса, с широкой ухмылкой на болезненном лице.

– Мадам! Разве не чудо? Милорд получил прощение своим людям – сегодня утром явился посыльный из Стирлинга с приказом освободить их и двигаться в Стирлинг в распоряжение милорда!

Я крепко обняла его и тоже улыбнулась.

– Это действительно чудесно, Фергюс.

Еще несколько человек заметили меня и стали поворачиваться, улыбаясь и дергая друг друга за рукава. Маленькую комнату заполнили радостные возгласы. Мурта, возвышавшийся на кровати, словно король гномов на грибе-поганке, тоже увидел меня и улыбнулся – при этом улыбка совершенно изменила его лицо, сделала просто неузнаваемым.

– Людей поведет мистер Мурта? – спросил Фергюс.

Он тоже получил оружие – короткий меч – и во время разговора то и дело вытаскивал его из ножен и вкладывал обратно, видимо для практики.

Я встретилась взглядом с Муртой и покачала головой. В конце концов, подумала я, если Дженни Камерон могла привести в Гленфиннан отряд людей своего брата, то почему бы и мне не отправиться в Стирлинг с отрядом моего мужа? И пусть тогда лорд Джордж и его высочество попробуют пренебречь моим сообщением, доставленным мною лично!

– Нет! – сказала я. – Людей поведу я.

Глава 43

Фолкеркский холм

В темноте вокруг меня были мужчины, всюду, со всех сторон. Рядом со мной шел волынщик. Я слышала поскрипывание сумки у него под мышкой и видела очертания труб волынки за его спиной. Они шевелились в такт шагам, и казалось, что он несет за спиной маленькое дрожащее животное.

Я знала его, человека по имени Лабриан Маклин. Волынщики кланов по очереди возвещали о начале нового дня в Стирлинге; волынщик расхаживал по лагерю точным, размеренным шагом, и звуки его инструмента, отражаясь от полотняных палаток, возвещали о начале нового дня.

Вечером тоже ходил волынщик; он медленно шел по двору, лагерь замирал, прислушиваясь, стихали голоса, и солнечный свет мерк на стенах палаток. Высокие жалобные звуки будили тени на болотах, и, когда волынщик завершал свою работу, наступала ночь.

И утром и вечером Лабриан Маклин играл с закрытыми глазами, медленно вышагивая по двору: локоть крепко прижимает сумку, пальцы любовно пробегают по трубке. Несмотря на холод, я просиживала иногда целыми вечерами, слушая звуки, которые проникали в самое сердце.

Существуют маленькие ирландские волынки, их используют в закрытых помещениях, и большие северные волынки, на которых играют на свежем воздухе – побудку, обращение к различным кланам или призыв к битве. Маклин играл на северной волынке, расхаживая туда-сюда с крепко зажмуренными глазами.

Однажды вечером, дождавшись, пока замрет последняя щемящая нота, я встала и пошла рядом с ним; он прошел через ворота Стирлингского замка, кивнув одному из стражников.

– Добрый вечер, миссис, – сказал он.

Голос был мягок, в глазах, теперь широко открытых, еще таилась нежность, разбуженная только что отзвучавшей музыкой.

– Добрый вечер, Маклин, – поздоровалась я. – Все хочу спросить тебя: почему ты играешь с закрытыми глазами?

Он улыбнулся, почесал голову, но с готовностью ответил:

– Думаю, потому, что играть меня учил мой дедушка, а он был слепой. Когда я играю, то так и вижу его перед собой: шагает по берегу моря, борода развевается на ветру, слепые глаза зажмурены, потому что ветер бросает ему в лицо колючий песок. Он прислушивается к звукам волынки, которые отражаются от крутых горных склонов, – эхо помогает ему безошибочно находить дорогу.

– Значит, ты видишь его и, как и он, играешь скалам и морю? Откуда ты, Маклин? – спросила я.

У него был низкий голос, в его речи слышалось много свистящих звуков, даже больше, чем у северных шотландцев.

– Я из Шетланда, миссис, – ответил он, причем последнее слово прозвучало почти как «Зетланда». – Это далеко отсюда.