Теперь на одной лошади сидели двое, а через седло другой был переброшен какой-то длинный предмет, завернутый в плед клана Фрэзер. Лошадям это не нравилось. Моя задергала головой, стала раздувать ноздри и в страхе косить глазом, когда лошадь с трупом Хью поравнялась с нами и пошла рядом. Джейми дернул поводья, что-то сердито сказал по-гэльски, и лошадь смирилась.

Потом муж, сидевший за мной, поднялся в стременах и оглянулся назад, как будто подсчитывая членов своего отряда. Его рука обвилась вокруг моей талии, и мы отправились на север.

* * *

Мы скакали всю ночь, делая короткие остановки для отдыха. Во время одной из них, укрывшись под большим деревом конского каштана, Джейми потянулся, чтобы обнять меня, но вдруг остановился.

– В чем дело? – улыбнулась я. – Боишься поцеловать жену в присутствии своих людей?

– Верно, – согласился он. – Я вдруг испугался, что ты закричишь и вцепишься мне в лицо.

Смеясь, он дотронулся до царапин, оставленных Мэри на его щеке.

– Бедняга, – сказала я и расхохоталась. – Такого приема ты, наверное, не ожидал?

– Да нет, к тому времени я уже был к этому готов, – усмехнулся Джейми, взял две сосиски из гирлянды, висевшей на шее Мурты, и одну протянул мне.

Я не могла вспомнить, когда ела в последний раз, должно быть, очень давно, потому что даже страх перед ботулизмом не помешал мне насладиться жирным, вкусным мясом со специями.

Все еще улыбаясь, Джейми покачал головой и проглотил кусок сосиски.

– Вот послушай. Еще подходя к дому, я примерно знал, где ты находишься, – из-за решеток на окнах. – Он приподнял бровь. – Судя по этим решеткам, ты произвела на его светлость чертовски сильное впечатление.

– Должно быть, – коротко бросила я, не желая думать о герцоге. – Продолжай.

– Так вот, – сказал Джейми, откусывая еще один кусок и с видом знатока смакуя его, – комнату я знал, но мне нужен был ключ, верно?

– Ну да, ты и собирался рассказать мне, как раздобыл его.

Он проглотил кусок сосиски.

– Я раздобыл его у экономки, но не без трудностей. – Он осторожно потер место чуть ниже ремня. – Судя по всему, эту женщину до меня несколько раз будили. И повторения она не жаждала.

– Ну еще бы, – сказала я, наслаждаясь картиной, представившейся моему мысленному взору. – Но ты, осмелюсь предположить, свалился на нее как редкий, освежающий фрукт.

– Сомневаюсь, англичаночка. Очень сомневаюсь. Она завизжала, как злой дух, и ударила меня ногами прямо по яйцам, а пока я стонал, сложившись пополам, она подлетела и замахнулась подсвечником – хотела размозжить мне голову.

– Ну и что же ты?

– Дал ей хорошего пинка – в тот момент ни о какой галантности я не думал – и связал завязками от ее чепца. Потом засунул ей в рот полотенце, чтобы не слышать, как она меня обзывает, обыскал комнату и нашел ключи.

– Прекрасная работа, – заметила я. – Но как ты узнал, где спит экономка?

– А я и не знал, – спокойно произнес он. – Мне сказала прачка, после того как я объяснил ей, кто я, и пригрозил зажарить ее на вертеле, если она мне не ответит.

Он криво улыбнулся.

– Я ведь тебе говорил, англичаночка, полезно иногда считаться варваром. Думаю, теперь все узнают о Рыжем Джейми Фрэзере.

– Да, если не знали, то узнают. – Я внимательно, насколько позволяла темнота вокруг, вгляделась в своего мужа. – А какой урон нанесла тебе прачка?

– Она вцепилась мне в волосы, – задумчиво сказал он. – Вырвала целый клок, прямо с корнем. Вот что я тебе скажу, англичаночка: если б мне пришлось когда-нибудь переменить род занятий, не думаю, что я связался бы с женщинами, которые плохо ко мне относятся, – было бы чертовски трудно зарабатывать на жизнь.

* * *

Перед рассветом пошел снег, перемежающийся дождем, а мы все ехали и ехали; наконец Эван Гибсон неуверенно остановил своего пони, неловко приподнялся в стременах, огляделся и указал на холм, возвышающийся по левую руку.

В такой темноте было невозможно подниматься наверх на лошадях. Мы спешились и, с трудом вытаскивая ноги из топкой грязи, повели их в поводу вдоль едва различимой тропы, вьющейся среди вереска и гранитных камней. На вершине холма мы остановились, чтобы перевести дух. Развиднелось, небо просветлело, но горизонт был затянут темными густыми облаками. Неизвестно откуда наползающие унылые серые сумерки сменили отступающую темноту ночи. Но теперь я, по крайней мере, могла разглядеть холодные ручейки, в которые проваливалась по щиколотку, и каменные завалы, на которых можно было подвернуть ногу.

У подножия холма стоял небольшой загон для скота и лепились друг к другу шесть небольших домишек; впрочем, трудно было назвать домами эти грубо сколоченные строения, припавшие к стволам лиственниц. Соломенные крыши поднимались над землей лишь на несколько футов, из-под них проглядывали каменные стены.

Около одной из лачуг мы остановились. Эван, как будто не зная, что делать, взглянул на Джейми, тот кивнул, мальчик быстро нагнулся и исчез под низкой кровлей. Я придвинулась к Джейми и положила свою руку на его.

– Это дом Хью Мунро, – вполголоса сказал он. – Я привез его домой, к жене. Парень пошел предупредить ее.

Я переводила взгляд с темной низкой двери на ужасный обвислый сверток, завернутый в плед, который мужчины снимали с лошади. Я почувствовала, как дрогнула рука Джейми. На мгновение он закрыл глаза, и его губы зашевелились; он шагнул вперед и подставил руки под тяжелый груз. Я глубоко вздохнула, убрала с лица волосы и вслед за Джейми шагнула под низкую притолоку.

В доме было не так ужасно, как я опасалась, хотя и весьма убого. Вдова Хью Мунро была довольно спокойна; опустив голову, она слушала слова соболезнования, которые произносил Джейми на мягком гэльском языке, по лицу ее ручьями текли слезы. Она повернулась было к пледу, укрывавшему тело, как будто хотела сдернуть его, но не решилась, одна рука ее так и замерла на изгибе смертного савана, другой она прижимала к себе маленького ребенка.

Около огня сбились в кучу несколько ребятишек – пасынки Хью, в грубо сколоченной люльке возле очага лежал спеленатый младенец. Глядя на него, я почувствовала некоторое облегчение: по крайней мере, от Хью что-то осталось. Обвела взглядом серые в тусклом свете лица детей, и в мою душу закрался ледяной страх. Как они выживут? Хью был их единственной опорой. Эван – смелый и волевой мальчик, но ему не больше четырнадцати, следующий по возрасту ребенок – девочка лет двенадцати; что с ними теперь будет?

У женщины было усталое морщинистое лицо, зубов почти не осталось. Я вдруг с ужасом осознала, что она, по-видимому, ненамного старше меня. Женщина кивнула в сторону единственной кровати, и Джейми осторожно положил на нее тело, снова заговорил с ней по-гэльски; уставившись на страшный сверток на кровати, женщина безнадежно качала головой.

Джейми опустился на колени около кровати, склонил голову и положил одну руку на мертвое тело. Он говорил тихо, но так четко, что даже я при моем слабом знании гэльского понимала его слова.

– Клянусь тебе, друг, и призываю в свидетели всемогущего Бога. Во имя твоей любви ко мне никогда твои близкие не будут нуждаться, пока у меня есть чем с ними поделиться.

Он долго стоял на коленях, молча, не двигаясь; в хижине было тихо, лишь слабо потрескивал торф в очаге да монотонно стучал дождь по соломенной крыше. От дождя волосы Джейми потемнели, и капли влаги, словно драгоценные камни, сверкали в складках его пледа. В последнем прощании он сжал руку в кулак и встал.

Джейми поклонился миссис Мунро и взял меня за руку. Мы собирались выходить, когда воловья шкура, висевшая в низком дверном проеме, отодвинулась, и я отступила назад, давая пройти Мэри в сопровождении Мурты. Вид у Мэри был растерянный, и выглядела она довольно странно: на плечи наброшен сырой плед, из-под оборки длинной ночной рубашки выглядывают грязные домашние тапочки. Завидев меня, она крепко прижалась ко мне, как бы благодаря за то, что я здесь.

– Я не хотела в-входить, – прошептала она, робко глядя на вдову Хью Мунро, – но Мурта настоял.

Брови Джейми вопросительно поднялись, когда Мурта почтительно кивнул миссис Мунро и сказал ей что-то по-гэльски. Маленький горец держался, как всегда, сдержанно и сурово, но сейчас, подумала я, в нем ощущается какое-то особое достоинство. Прямо перед собой он держал седельную сумку; чувствовалось, что в ней лежит что-то объемистое и тяжелое – наверное, прощальный подарок для миссис Мунро, подумала я.

Мурта положил сумку на пол у моих ног, выпрямился и перевел взгляд с меня на Мэри, потом посмотрел на вдову Мунро и, наконец, на Джейми, который, как и я, озадаченно смотрел на него. Убедившись таким образом, что внимание присутствующих ему обеспечено, Мурта отвесил мне церемонный поклон, так что прядь мокрых темных волос упала ему на лоб, и с достоинством произнес:

– Я принес вам этот знак отмщения, мадам, – он выпрямился и по очереди наклонил голову в сторону Мэри и миссис Мунро, – и правосудия – за все зло, причиненное вам.

Мэри чихнула и торопливо вытерла нос углом своего пледа. В ее широко открытых глазах застыло недоумение. Я посмотрела вниз на тяжелую сумку и внезапно ощутила ужасный холод, не имеющий ничего общего с холодом на улице. Вдова Хью Мунро опустилась на колени, твердой рукой развязала сумку и вытащила из нее голову герцога Сандрингема.

Глава 45

Проклятие всем Рэндоллам

Наш путь на север был долгим и мучительным. Мы боялись, что в нас узнают шотландских горцев, и потому нам все время приходилось скрываться и идти обходными путями. Не осмеливаясь ни купить, ни просить пищу, мы кое-как перебивались, воруя понемногу из оставленных без присмотра сараев или выкапывая в полях съедобные коренья, которые мне изредка удавалось найти.

Медленно, очень медленно, но мы продвигались вперед. О шотландской армии было известно только то, что она находится где-то к северу от нас. Поэтому мы решили двигаться в сторону Эдинбурга, по крайней мере, сможем узнать о ходе кампании. Уже несколько недель до нас не доходило никаких новостей. Я узнала только, что осада Стирлингского замка провалилась; Джейми слышал, что битва при Фолкерке принесла победу шотландцам. Но что происходило потом?

Когда мы оказались на мощенной серым булыжником Роял-Майл, Джейми тут же поскакал в штаб армии, а нас отправил на квартиру к Алексу Рэндоллу. Мы торопливо шли по улице, почти не разговаривая, боясь даже думать о том, что нас ждет.

Алекс был там. Когда мы вошли в комнату, у Мэри подкосились ноги и она едва не упала у его кровати. Пробудившись от своей дремоты, Алекс недоумевающе моргнул, затем его лицо озарилось такой радостью, словно он увидел перед собой посланника самого Господа Бога.

– О боже! – бормотал он, уткнувшись в ее волосы. – О боже!.. Я думал… Я молился… Только бы еще раз увидеть тебя. Только раз. О милостивый Иисус!

Просто отвернуться мне показалось недостаточно. Я вышла на лестничную площадку и полчаса просидела там, положив на колени усталую голову.

Решив, что приличия уже позволяют вернуться, я вошла в маленькую комнату, за несколько недель отсутствия Мэри снова ставшую серой и безрадостной. Я осмотрела его, осторожно скользя руками по истаявшей плоти. Странно, что он протянул так долго.

Он увидел правду по моему лицу и ничуть не удивился.

– Я ждал, – еле слышно произнес он, в изнеможении откидываясь на подушку. – Я надеялся… она придет еще раз. Я молился… Мои молитвы услышаны. Теперь я умру спокойно.

– Алекс!

Мучительный крик вырвался из груди Мэри – казалось, его слова причинили ей физическую боль, но он улыбнулся и погладил ее руку.

– Дорогая, мы давно знаем об этом, – прошептал он. – Не отчаивайся. Я всегда буду с тобой, всегда буду любить тебя. Не плачь, любовь моя.

Мэри покорно вытерла порозовевшие щеки, но слезы продолжали литься из ее глаз. Несмотря на глубокую печаль, она никогда еще не была так хороша.

– Миссис Фрэзер, – сказал Алекс; было видно, что он собрал все свои силы, чтобы обратиться с просьбой, – я должен сказать… завтра… не могли бы вы прийти еще раз, со своим мужем? Это очень важно.

На мгновение я заколебалась. Что бы Джейми ни узнал, он собирался немедленно оставить Эдинбург, присоединиться к армии и найти своих людей. Но вряд ли один день может изменить исход войны, и я не устояла перед двумя парами молящих глаз.

– Мы придем, – пообещала я.

* * *

– Я просто дурак, – ворчал Джейми, шагая по крутым, мощенным булыжником улицам к переулку, где снимал жилье Алекс Рэндолл. – Мы должны были уехать еще вчера, сразу, как только забрали у ростовщика твое жемчужное ожерелье. Ты что, не знаешь, сколько миль до Инвернесса? Не знаешь, что у нас не лошади, а клячи?

– Знаю, – нетерпеливо сказала я. – Но я обещала. И если бы ты его видел… Ну ладно, через минуту ты его увидишь и все поймешь.