Кэтрин подождала, убедилась, что он не вернется, зашла в туалетную комнату, закрыла дверь и стала раскручивать свою простыню.

Едва она легла в ванну, раздался гром, одна за другой засверкали молнии. Она вымылась с мылом, которое нашла рядом, и стала вытираться приготовленным заранее полотенцем. Сорочка в нескольких местах прилипла к еще сырому телу, но чувствовала она себя намного лучше, хотя и не очень уверенно, и пыталась расчесать распущенные волосы. Она вдруг зажмурилась от яркой вспышки молнии, сверкнувшей сквозь купол, потом раздался раскат грома. Испуганная, она поспешила к галерее, находившейся за комнатой. Дождь лил, как из ведра, стучал по стеклу, и молнии освещали серо-голубую завесу над головой. Она даже немного сжалась от напряжения, так как лилось прямо над головой, и настолько сильно, что трещало стекло. Казалось, что крыша вот-вот рухнет на оранжерею. Она посмотрела вниз, на пальмы и деревья в кадушках, которые безмятежно стояли, как призраки, широко раскинув свои ветви навстречу дождю. Она подумала, что им было бы лучше в сырой ночи, а не быть заключенными в этой тюрьме.

Снова сверкнула молния, среди зелени она увидела чью-то фигуру и испугалась. Это был Рован. Он стоял прямо в фонтане под струей воды, лившейся из кувшина, который двумя руками держала нимфа, а также из дудочки, на которой играл сидящий сатир, и изо ртов лебедей и ягнят. Глаза его были закрыты, руки опущены. Вода, стекавшая по его телу, во время вспышек молний блестела, а его совершенной формы тело отливало серебром. Среди нимф он стоял, подобно Меркурию, во всей своей мужской красоте, а пар, клубившийся вокруг него, напоминал волнообразные облака на Олимпе.

Что-то сильно тронуло Кэтрин, она по-иному посмотрела на себя, она стала за короткое время совсем другой, ведь никогда ранее мужское тело не восхищало ее, и она не знала, что им можно восхищаться. Когда ей в книгах попадались гравюры с греческими или римскими статуями, она не задерживалась на них взглядом, считая, что даже с эстетической точки зрения рассуждения о них не должны быть уделом леди. А внимание, которое уделяла Мюзетта мужским фигурам, например, на поединках фехтовальщиков, приводило ее в замешательство. Она совсем не хотела признавать в мужчинах физическое начало.

Но сейчас все было иначе. Сейчас Кэтрин честно признала красоту тела Рована и то, что он самый привлекательный мужчина, она оценила многостороннее развитие его ума, управляющего телом. До сих пор она не задумывалась над его проницательностью, дальновидностью и как-то не сопоставляла вместе эти достоинства. Она сопротивлялась этому, как могла. Признать это — значит потерять покой. А на самом деле он оказался намного значительней и сложней, чем в первые дни знакомства. А сама-то она какова! Была бы она нормальной, ни за что бы не стояла и не смотрела на голого мужчину.

Кэтрин сделала шаг назад, в спальню. Шум дождя, а может, перемещение свечи привлекло внимание Рована. Он открыл глаза, и взгляд его упал именно на то место, где она стояла. Он был совершенно неподвижен, но внутри уже разгорался невидимый пожар. Молнии, освещавшие его лицо и плечи то голубовато-золотым, то серебряным светом, были подобны стрелам, посылаемым с небес. Гром, от которого сотрясалась даже башня, казалось, шевелил воду вокруг его ног. Он не сделал ни одного движения: ни отвернулся, ни прикрылся. Только его взгляд, пронзительный даже через сумерки и наполненное паром пространство, казалось, опалял воздух.

Кэтрин почувствовала, как краска залила ее лицо, а внутри она вдруг запылала от возбуждения. Оно сосредоточилось где-то внизу, и тело сразу стало томным и тяжелым. Ей нестерпимо захотелось сбежать вниз по ступенькам, броситься навстречу ему и скинуть с себя сорочку. Усилием воли она заставила себя не делать этого. Испарина выступила у нее на лице, она глубоко вздохнула, повернулась и убежала.

Уже в комнате она стояла и прислушивалась к своему запаниковавшему сердцу, спрашивала себя, что же она, ради всех святых, скажет ему, когда он поднимется наверх. И вдруг, в тот же миг, оно же и подсказало ей очень простой ответ: ничего она ему не скажет, ничего, если, конечно, сможет.

Конечно, это слишком бесхарактерно, но как перенести встречу с тем, кто так смутил ее, а возможно, он еще и вздумает делать не совсем вежливые замечания насчет того, что случилось?

Она взобралась на постель, легла к самой стене лицом, спиной к свету, и решительно закрыла глаза.

Кэтрин не слышала, когда он лег. Долгий день, лекарство, подмешанное в вино и еще бродившее по венам, а также сильные эмоции сразили ее, как стрелой. И когда она снова открыла глаза, то увидела, что в комнату пробивается яркий солнечный свет, прокладывая по полу длинные желтые полосы. Рован лежал рядом, заложив руку за голову, и смотрел, как она спит. Кэтрин почувствовала на себе его настойчивый взгляд, тут же отославший ее снова к стене, где она засыпала.

Рован вдруг легко и нежно протянул к ней руку и задержал ее. От неожиданности волосы рассыпались и упали ей на лицо, а губы задрожали и побледнели. Но он тут же разжал пальцы и отпустил ее, а потом посмотрел на свою руку, как бы удивляясь, и спрятал ее под одеяло. Он нахмурился и произнес:

— Приношу свои извинения. Я не хотел сделать вам больно.

Кэтрин поверила ему, и это рассеяло ее страх, способность думать вернулась к ней.

— Вы хотели остановить меня, и вы сделали это. Зачем?

— Насколько я сам способен это понять, — ответил он, созерцая ее копну волос, которую она откинула с лица, — мне показалось, что вы убегаете от меня, словно обнаружили в своей постели чудовище.

Она уже не боялась поднять на него глаза, как будто он разрешил ей эту привилегию.

— Я… была поражена. Ведь сейчас за нами никто не шпионит, поэтому я не думала, что мы будем здесь вместе.

— Но ведь кровать только одна, а я уже достаточно належался на полу. Поэтому ничего странного в том, что я рядом. Давайте попробуем вновь.

— Да, нужна всего лишь ночь или, на худой конец, две, чтобы привыкнуть просыпаться рядом с мужчиной, особенно незнакомым.

— Но вы же не пытались убежать от меня вчера утром.

— То было другое дело, — она с трудом проговорила эти слова.

— Почему же? Потому что вы проснулись первой и не обезумели от моей неприкрытой наготы?

Что-то ей подсказало, что он знал о том, что она спала в его объятиях. Не успев как следует обдумать это, — смысл последних слов поразил ее.

— Неправда! — немедленно отозвалась она.


— Неужели? Тогда почему же вы не присоединились ко мне в фонтане?

— Я уже приняла ванну. — Это был не ответ, и Кэтрин прекрасно осознавала это.

— И кроме всего прочего, это глупо и невоспитанно? — Она не удивилась ноткам раздражения з его голосе.

— Вы опускаете вопрос желания. — Она в ужасе закрыла глаза, поняв, что этим словом заманила себя в ловушку.

— Очень рад, что вы упомянули об этом. Если бы вы не хотели присоединиться ко мне и, вообще, если подобные мысли не возникали в вашей голове, вы бы не выскакивали из постели, как испуганная девица.

— Хорошо, я вас боюсь, но не потому, что вы можете совершить то, чего я страшусь, а только потому, что к этому могут привести мои капризные порывы, пока мы с вами так близко друг от друга. Это вы хотели услышать?

— Нет, — раздраженно ответил Рован, проникая в ее глаза своим изумрудным взглядом.

— Незачем было спрашивать, — в ней вспыхнуло ответное раздражение.

— Ни за какое золото королевы Виктории я бы не отказался услышать это. Но сейчас будет еще труднее.

— Что? — Теперь ей легче было перестать дышать, чем спрашивать.

— Держать дистанцию.

Он откинул одеяло и быстро встал, даже не пытаясь скрыть, что и сегодня спал в своем обычном костюме, своей коже. Подошел к креслу, где лежала одежда, и только когда заправил рубашку в плотно прилегающие бриджи, взглянул на нее.

Кэтрин лежала и изучала свои ногти, не осме-лясь поднять на него глаза. Но и без этого она ясно помнила всего его в отблесках молнии.

Сегодня Рован выглядел значительно лучше. Синяк на лице был почти не виден, припухлость исчезла. Повязку с плеча он снял, чтобы не намокла. На ноге, правда, была рана от сабли, но и она почти затянулась. Несомненно, он восстановил свою необыкновенную силу.

Он вообще был каким-то необыкновенным. Какой другой мужчина оставил бы ее одну в постели после такого только что сделанного ею признания? Какой другой мужчина, запертый в башне, не ругал бы ее за то, что она виновата во всем? Кого бы еще можно было порубить саблей, сбросить с лошади, напоить таблетками и избить из-за нее и не дождаться в ответ ни слова упрека?

Кэтрин знала, что у него были свои причины на все, к ней имевшие мало отношения, но все же он платит за них слишком высокую цену. Она чувствовала вину за его молчание.

Звонок прервал ее мысли. Рован, собиравшийся подбросить в камин дров, сказал:

— Наконец-то, надеюсь, что кофе горячий.

Проходил день. Они все время сидели у камина, так как стало не по сезону холодно. Им было уютно, хотя и слышалось завывание ветра. Катрин вышивала. Рован немного почитал, потом взял мандолину, настроил ее, сыграл несколько баллад и отложил инструмент в сторону. Потом, заложив руки за голову и вытянув перед собой ноги, сидел и смотрел на пламя, лизавшее своими языками дрова.

Наконец как-то неуверенно попросил:

— Расскажите мне, как вы решились выйти замуж за Жиля Каслрая?

— Не догадываетесь сами? — спросила она, не отрывая глаз от шитья.

— Несколько дней назад я высказал вам свое предположение, но не уверен в нем. Расскажите.

— Совсем не интересная история, — ответила она, опуская работу на колени. — Моя мать вышла замуж за человека, которого любила с детства. Он был несколько безрассуден, необуздан в порывах. Шесть недель спустя после свадьбы он верхом приехал домой, будучи пьяным и промокшим под проливным дождем. Через четыре дня он умер от пневмонии. Через год мать вышла замуж за моего отца, наверное, пытаясь все забыть. Когда я родилась, она умерла от лихорадки, так все говорили. Но моя старая нянька сказала, что причиной смерти было разбитое сердце, ей не смогло помочь даже второе замужество.

Она ждала его ответной реплики, но ее не было, он просто очень внимательно смотрел на нее своими темными глазами.

— У меня всегда было чувство, что отец считал себя обманутым и что мать обездолила нас обоих. Мне всегда хотелось возместить его горе. Я была послушной и любящей дочерью, но всегда знала, что этого недостаточно. Я — не мама и не сын, который смог бы продолжить его фамилию. Отца послали в Англию получить образование. В Оксфорде он встретил Жиля, и они стали близкими друзьями. Долгое время потом они переписывались: отец скучал по Англии, а Жиль был заворожен слухами про Фелициану. И когда он был вынужден покинуть Англию, то купил здесь землю, рядом с владениями отца. Они часто говорили об их объединении. Жиль оказался удачлив, унаследовав из Англии состояние. Когда я повзрослела, сыграли свадьбу.

— Вы же могли отказаться.

— Может, и могла. Но кроме Жиля я совсем не знала мужчин, ни С одним не разговаривала, а о свадьбе всегда говорили, как о свершившемся факте. Я ясно помню, когда мне исполнилось тринадцать, няня рассказывала мне, как я выйду за него замуж и какой великолепный дом он строит для меня в Аркадии. И, кроме того, отец был не тем, кто принял бы мой отказ. И если бы я ушла из дома, то куда?

— Итак, Жиль много лет ждал вас, лелеял надежды на сына, но из этого ничего не вышло.

— Это было горьким разочарованием. Он настоял, чтобы мы поехали в Новый Орлеан, Нью-Йорк и даже в Вену. Ничего не помогло. В Европе ему сказали, что все дело в нем, но проблема связана не столько с его телом, сколько с головой, разумом. Они даже предположили, что это, может быть, из-за его личных неудач там, в Англии?

— Каким образом? — удивленно спросил Рован.

— Не знаю. Жиль никогда не говорил об этом. На какое-то время он примирился с обстоятельствами, а затем ему взбрело в голову то, о чем вы знаете…

Рован молчал, глядя на огонь, наконец произнес:

— Я думаю о Теренсе. Он, случайно, не был ли в прошлом году королем турнира?

— Он и Алан разделили победу. — Она понимала, куда вели его мысли, но что поделаешь?

— Может, Жиль предлагал брату то, что и мне? А Терена отказался и как юный идеалист-идиот сказал Жилю нечто такое, что тот расценил это как угрозу?

— А Жиль убил его, чтобы заставить молчать?

— Или заставил драться на дуэли?

Она не смотрела ему в глаза.

— Я не знаю.

— Вы не знаете? — не поверил он ей.

— Мужчины, как правило, не объявляют женщинам о поединке. Какая разница? Я вам могу только сказать, что ваш брат был найден мертвым у озера. Как он там оказался, кто его убил и когда, на эти вопросы у меня нет ответов. И у кого-либо тоже.