Потом она сказала себе, что как-нибудь спасет графа от этой женщины, которую не интересует ни дом, который он строит для нее, ни он сам — его мысли, чувства, душевные порывы.

И так же, как она интуитивно понимала графа, Дарсия чувствовала, что нежные слова любви, сказанные леди Каролиной, были неискренними.

Что-то другое скрывалось за ее настойчивым желанием провести сегодняшний вечер с графом в Лондоне.

Дарсия внезапно вспомнила, что, когда она впервые увидела леди Каролину, молодой человек, говоривший о ней, произнес: «Любуясь гладью вод, не забывайте о подводных течениях…»

Что он имел в виду? Дарсия терялась в догадках. Удастся ли ей узнать тайну женщины, которую та скрывает даже от того, кто ее любит?

В том, что граф любил леди Каролину, не было ничего удивительного. Бесспорно, она обладала классической, типично английской красотой. Как раз таких женщин художники рисуют со дня сотворения мира, а мужчины всех национальностей считают неотразимыми.

— Она прекрасна, действительно прекрасна! — с тоской признала Дарсия. Она словно выдохнула эти слова, и тут же услышала, что граф идет к ней по зимнему саду.

Она обернулась. На фоне струящегося сквозь стекло солнечного света граф казался окруженным ореолом божественного сияния. И в это мгновение Дарсия осознала, что будет бороться за этого человека, и никто, даже самая красивая женщина в мире, не сможет отнять его у нее.

Все неясные чувства и мысли о нем, бродившие в ее душе все эти годы, превратились в уверенность, что она его любит и предназначена ему судьбой.

Он принадлежал только ей. Дарсия знала это уже тогда, много лет назад, когда впервые увидела его за большим столом в доме отца и он открыл ей дверь, пожелав спокойной ночи.

«Я люблю его!» — затрепетало ее сердце.

Она знала, что это не просто влечение женщины к красивому мужчине. Это было совсем другое чувство — словно во мраке вечности она встретила и узнала свою вторую половину.

— Я должен извиниться за то, что прервал нашу беседу, — вежливо произнес граф, входя.

— Боюсь, я отнимаю у вас слишком много времени… — смущенно сказала Дарсия.

— Нет-нет, вы не правы, — ответил граф. — И сейчас, после того как я столько ждал вас и на тысячи вопросов еще не найдены ответы, вы не можете говорить об отъезде.

Дарсия поколебалась, затем сказала:

— Вообще-то я не спешу, но, поскольку я вряд ли приеду в Лондон к обеду, не сочтете ли вы невежливым с моей стороны, если я поем, прежде чем мы продолжим работу?

Граф вспыхнул:

— Как я мог быть столь негостеприимным и не подумать, что вы могли проголодаться. Но боюсь, что я совсем забываю о еде, когда занят домом. Возможно, кто-нибудь из моих слуг…

Дарсия жестом остановила его:

— Я захватила с собой завтрак для пикника, и вы окажете мне честь, если разделите его со мной.

— Вы самая предусмотрительная женщина из всех, что я знаю, — восхитился граф. — С радостью принимаю ваше приглашение.

Дарсия улыбнулась ему:

— Все в моей карете, и поскольку день просто великолепен, не могли бы мы расположиться в саду?

— Вряд ли может быть что-то лучше, — ответил граф.

Они вместе вышли и подошли к карете. Дарсия попросила лакея отнести большую корзинку с едой, которую брала с собой, на то место, которое выберет граф.

Граф повел их мимо пламенеющих темно-малиновым цветом рододендронов. За ними обнаружилась лужайка, окруженная деревьями и кустарником. Отсюда открывался такой же великолепный вид на долину, как и из окна дома.

— Бесподобно! — воскликнула Дарсия. — Давайте присядем в тени деревьев.

Лакей расстелил на траве два пледа, а Дарсия принялась распаковывать корзину. Граф уселся на плед и стал смотреть на нее.

— Ваша посетительница недолго пробыла у вас, — как бы между прочим отметила Дарсия, доставая серебряные мисочки с крышками, в которые нанятый маркизой в Лондоне французский повар положил экзотические деликатесы.

— Дама, о которой вы говорите, спешила, — ответил граф.

После небольшой паузы он спросил:

— Почему вы не хотели, чтобы вас кто-нибудь увидел?

— У меня есть причины не желать, чтобы кому-то стало известно, чем я занимаюсь.

— Это не ответ. Почему вам надо окружать себя такой таинственностью? Поймите, я даже не знаю вашего имени?

— Я уже говорила, что вы можете называть меня Дарсией.

— Ну хорошо, а если, предположим, мне надо будет вам написать?

— Вы знаете, где находится мой коттедж.

— Не похоже, чтобы этот коттедж был вашим домом, — заметил граф. — Я видел там весьма милые вещицы, но не могу представить в нем вас.

— Не понимаю, почему вас это настолько волнует.

— Если вы решили заинтриговать меня, чтобы заставить самому выяснить, кто вы такая и почему приехали ко мне, то, должен вам сказать, вы почти этого добились.

— Если вы пытаетесь подловить меня или заставить произнести какое-то признание, — сказала Дарсия, — то давайте, пожалуйста, сначала поедим. Быть может, тогда я буду более сообразительна, чем сейчас.

— Я всегда считал вас очень сообразительной! — вспыхнул граф.

Дарсия рассмеялась и протянула ему паштет.

— Думаю, мне не следует удивляться, что ваше поразительное чувство гармонии проявилось и в выборе блюд.

— Надеюсь, что и вино выбрано правильно, — ответила Дарсия. — Считается, что женщины прискорбно невежественны во всем, что касается напитков.

Граф посмотрел на бутылку вина, стоявшую в серебряном ведерке со льдом, которое лакей принес и поставил перед ними, пока они беседовали. Он плеснул немного в бокал, сделал маленький глоток и сказал:

— Превосходное вино. Позвольте заметить, я был уверен, Дарсия, что таковым оно и окажется, хотя вы и напускали на себя притворную скромность.

Дарсия обратила внимание, что он назвал ее по имени, но вида не подала. Граф наполнил оба бокала, поднял свой и произнес:

— За ту, которая пытается быть подобной сфинксу, но выглядит богиней с Олимпа.

Он отпил немного вина.

— Божественный нектар!

— Богиня с Олимпа? — с сомнением в голосе произнесла Дарсия. — Хотелось бы мне, чтобы это было так, но единственные богини, которые вас интересуют, вероятно, найдут свое место на стенах вашего дома.

— Кажется, вы не случайно заговорили об этом. Вы что-то хотите предложить?

Дарсия улыбнулась:

— Ваши слова навели меня на мысль, что в вашей просторной гостиной не хватает богини.

— Какой же? — взволнованно спросил граф.

— Я полагаю, что на большую стену хорошо бы повесить картину Луи Мишеля ван Лу «Венера, Меркурий и Купидон».

Какое-то время он недоверчиво смотрел на нее. Затем быстро, почти скороговоркой, сказал:

— Вы говорите мне об этом, потому что могли бы помочь приобрести эту картину?

— Если бы она вам понравилась.

— Если бы она мне понравилась! — повторил граф. — Это картина, о которой я всегда мечтал.

Но я даже не имею представления, где она может быть или кому принадлежит.

— Цветовая гамма картины, по-моему, как нельзя лучше подходит для этой комнаты. Розово-белое тело Венеры восхитительно оттеняется более смуглым торсом Меркурия, а Купидон у него на коленях придает композиции завершенность.

— Когда-то я видел репродукцию этой картины, но не очень хорошую.

— Я уверена, она послужит центром всего интерьера комнаты.

Граф поднялся, и Дарсия поняла, что мысленно он уже видит свою гостиную с картиной ван Лу на стене.

— Когда я смогу получить эту картину?

— Вы уверены, что хотите ее приобрести?

— Неужели это вы задаете мне такой глупый вопрос? Вы знаете, что я хочу приобрести ее сразу же, как вы привезете ее. Или, может быть, вы предпочтете, чтобы я сам приехал за ней?

— Вами руководит вежливость или любопытство? — задала ему вопрос Дарсия.

В ответ граф расхохотался:

— Признаюсь, я подумал, что это может помочь мне узнать, где же находится ваша сокровищница. Я прекрасно понимаю, что «Венера, Меркурий и Купидон» слишком велика для того маленького коттеджа в Летти-Грин, который якобы принадлежит вам.

— Я привезу вам картину завтра, — пообещала Дарсия. — Или вам это неудобно? Тогда, может быть, в какой-то другой день на этой неделе?

Возникла пауза. Дарсия знала, о чем думает граф: леди Каролина наверняка рассчитывает задержать его в Лондоне и на следующий день. Наконец он принял решение:

— Я вернусь завтра в полдень.

— Я позабочусь, чтобы картина была у вас к этому времени, — пообещала Дарсия.

— А вы сами приедете?

— Не уверена, — ответила она. — Для меня это может быть сложно.

— Что вы подразумеваете под словом «сложно»? — поинтересовался граф. — Кто еще распоряжается вашим временем?

— У вас нет права задавать такие вопросы.

— Поскольку вы проявляете определенный интерес к моему дому, вам придется ответить, — сказал граф. — И раз уж вы снова приехали, я бы хотел, чтобы вы ясно себе представляли, что я не успокоюсь, купив одну картину, мне нужно их намного больше.

— И сколько же?

— Я жду, что вы мне скажете это.

— Знаете, мне придется быть очень осторожной, а то вы опять вообразите, что я собираюсь отнять у вас ваш дом, — поддразнила его Дарсия.

— В день нашей первой встречи я был ужасно невежлив, — согласился граф. — Трудно объяснить, почему я неожиданно испугался вас, вашей интуиции, если это можно так назвать.

Дарсия не ответила, занятая едой.

— Ну вот, — продолжал граф, как бы подыскивая слова, — вы с убийственной точностью высказываете идеи, которые я еще сам для себя четко не определил. Разве может быть что-то лучше такого взаимопонимания?

От этих слов сердце Дарсии забилось быстрее. Но, стараясь ничем не выдать себя, она сказала:

— Я не хочу навязываться вам, милорд, но… Она замолчала, и граф нетерпеливо сказал:

— Хотелось бы, чтобы вы закончили свою мысль.

— …Но ваш дом, — тихо сказала Дарсия, — представляется мне столь великолепным, столь гармоничным и вдохновляющим, что хочу помочь вам сделать его совершенным, как он того заслуживает.

— Таким он и будет, — с уверенностью сказал граф. — Но, пожалуйста, поймите меня правильно: вы нужны мне! Порой я начинаю думать, что ничего не смогу сделать без вас.

Дарсия взглянула на него, стараясь придать своему лицу выражение обычной деловой заинтересованности, но каким-то образом он поймал ее взгляд, и ей уже было трудно не смотреть ему прямо в глаза.

Через силу Дарсия произнесла:

— Вы ничего не едите, мой шеф-повар будет очень огорчен.

Она сказала это не подумав, а граф тут же оживился:

— Значит, вы держите шеф-повара. Вынужден заметить, что он, вероятно, с трудом прячется где-нибудь в подвале, если таковой вообще имеется в домике в Летти-Грин.

Дарсия рассмеялась:

— Должна ли я признаваться, что этот завтрак приготовил для меня шеф-повар одной из моих подруг?

И это была правда, потому что повар был взят на работу маркизой, и, несмотря на то что жалованье он получал из денег отца Дарсии, она не считала его своим личным слугой.

— Не сомневался, что вы найдете какое-нибудь объяснение, — заметил граф, — но не скажу, что я в него верю.

— Не понимаю, почему.

— В вас есть что-то экзотическое, хотя это и не совсем точное слово. Нечто необычное, хотя вы очень просто одеты. Ощущение богатства — причем я имею в виду не деньги, а вашу сущность. — Его голос стал проникновенным. — Вы не соответствуете этому крошечному коттеджу и не принадлежите тихому мирку обыденной жизни, потому что ваши горизонты ограничиваются лишь небом.

Дарсия чувствовала, что вся дрожит, слушая его. Она не могла ничего сказать и молчала. А граф продолжал:

— Мне нужно ваше доверие, мне не нравится, что между нами есть какие-то секреты. Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду.

— Я не подозревала, что вы такой… ненасытный, — проговорила она после мучительной паузы.

— Ненасытный?

— Я предлагаю вам только ван Лу, а вы желаете большего.

— Может быть, то, чего я от вас жду, намного дороже любой картины.

— Означает ли это, что я должна предложить вам, чтобы вы не чувствовали себя обделенным, комод работы Крессента, который будет превосходно смотреться в Красной гостиной?

— Вы пытаетесь увести меня в сторону, — сказал граф. — Конечно, я знаком с работами Крессента. Он был скульптором, но делал и мебель, и, несомненно, это как раз то, что мне нужно: он составит пару другому комоду, который уже есть у меня. На нем вырезаны купидоны, и, на мой взгляд, это лучшая из его работ.

Дарсия улыбнулась:

— Купидоны в столовой, купидоны в обеих гостиных! Поистине, милорд, вы строите дом, наполненный символами любви!

Но граф не засмеялся ее шутке. Задумчиво поглядев на долину, он тихо сказал:

— Об этом я и мечтал, когда начали класть только первые камни в фундамент.