Она сделала реверанс и, прежде чем граф опомнился, вышла из гостиной, почти бегом миновала холл и, спустившись по ступенькам, оказалась на залитом солнцем дворе.

Подойдя к карете, она обернулась. Граф стоял у парадной двери и смотрел ей вслед.

Она помахала рукой на прощание и торопливо села в карету.

Ей очень хотелось оглянуться и убедиться, что он все еще смотрит ей вслед, но она подавила это желание. Что-то неведомое, но очень важное произошло в ее жизни, и, почувствовав это, Дарсия испугалась.

Она заехала в Летти-Грин; миссис Коснетт все еще была в Роуз-коттедж, и Дарсия предупредила ее, что на следующий день приедут забрать панели из сарая в саду.

— Я рада, что вы пристроили их, мэм, — сказала миссис Коснетт. — По правде говоря, муженек мой давно присмотрел этот сарай для своих инструментов.

— Да, он может им пользоваться, но у меня к вам есть просьба, миссис Коснетт.

— Какая, мэм?

— Вы не должны упоминать имени мисс Дарсии при тех, кто сюда приедет.

Решив, что миссис Коснетт такая просьба покажется странной, Дарсия объяснила:

— У мисс Дарсии есть причины, которые препятствуют ее возвращению в Англию. Боюсь, ей не понравится, если станет известно, что она распоряжается своими вещами из-за границы. Поползут слухи…

Дарсия могла рассчитывать лишь на то, что миссис Коснетт не станет проявлять излишнее любопытство, поэтому была удивлена, увидев в ее честных глазах понимание.

— Мне все понятно, что вы говорите, мэм. Мы все знаем, что его сиятельство не живет в Англии из-за всех этих скандалов. Очень скверные вещи болтали, да мисс Грейтон всегда говаривала, что и половине-то из них не верит.

— Уверена, что мисс Грейтон была права, — сказала Дарсия. — Люди любят преувеличивать, миссис Коснетт, но всем известно, что сплетни бывают лживыми и злыми.

Миссис Коснетт вздохнула. Дарсия продолжила:

— Я дружна с мисс Дарсией и надеюсь, что слухи вокруг имени его сиятельства скоро будут забыты и тогда Роули смогут вернуться домой, в Англию.

— Понимаю ваши чувства, мэм. Да и здесь много тех, кому недостает его сиятельства. Ну и, конечно, поболтать о нем все тоже не прочь, при нем и жить веселее было.

Дарсия не удержалась от смеха. В словах женщины была правда. Веселые выходки отца разнообразили жизнь тех, кто его окружал, а рассказы об этом великом авантюристе будоражили кровь. Но при этом все эти люди спокойно жили у себя дома, а отец в свой собственный дом вернуться не мог.

Она оставила миссис Коснетт, довольную тем, что ни ей, ни ее мужу не придется искать работу, и пообещала приехать на следующей неделе.

Затем Дарсия направилась домой. По дороге она строила планы, которые скорее всего удивили бы маркизу и уж наверняка встревожили бы графа.

Следующая неделя была расписана от начала и до конца: визиты, обеды, вечера, балы — по нескольку на день. Список полученных приглашений, который вел мистер Кертис, рос как снежный ком, пока Дарсия не взмолилась:

— У меня больше нет ни минуты свободного времени, его не хватает, даже чтобы писать письма, я до сих пор не разослала благодарности тем, от кого получила цветы еще неделю назад, а, согласитесь, те, кто приглашает нас на приемы, имеют некоторые преимущества.

— Я рад бы помочь вам, но, к сожалению, это не в моих силах, мадемуазель, — сочувственно произнес мистер Кертис.

— Ты ведь не жалуешься, ma chere? — вмешалась маркиза.

— Пока нет, но мне нужен свободный день, чтобы съездить в Роули-Парк.

— Разумно ли это? Эта поездка только расстроит тебя.

— Не думаю. Важно лишь, чтобы там никто не узнал, кто я такая. — Говоря это, Дарсия посмотрела на мистера Кертиса.

— Я предполагал, что вы поднимете этот вопрос, мадемуазель. За домом присматривают новые люди, все прежние слуги, как вы помните, были отправлены на пенсию, и, если вы сами не будете к ним заходить, они вряд ли увидят вас.

— Это как раз то, что я хотела узнать, — сказала Дарсия. — Я возьму ту же карету, что и в прошлый раз. Хотелось бы, чтобы она была подана завтра к одиннадцати часам утра.

— Дарсия, Дарсия, не принимай поспешных решений! — воскликнула маркиза. — Мы обещали завтра быть на обеде у герцога Бедфордского.

Дарсия улыбнулась:

— Вот здесь-то вам и придется вспомнить о дипломатии, но не забудьте потом рассказать мне, какое оправдание вы придумали.

На следующее утро, ровно в одиннадцать часов, Дарсия сбегала по ступенькам, как школьница, отпущенная на каникулы.

День выдался теплый. Дарсия снова была в простом платье, а ее шляпа с широкими полями для защиты от солнца, была украшена только веночком из полевых цветов и несколькими зелеными ленточками под цвет ее глаз.

Она была такой юной и очаровательной, что лакей, провожавший ее до кареты, с восхищением посмотрел ей вслед.

Сначала она заехала в Роули-Парк и при виде дома, теперь пустого и запертого, почувствовала, как к глазам подступили слезы.

Ребенком она была так счастлива здесь, и теперь ей хотелось, как, впрочем, многим до нее, повернуть время вспять.

Как хорошо было бы снова смотреть из окна детской, радуясь солнышку, и знать, что сразу после завтрака они вместе с отцом отправятся на верховую прогулку.

Бывали, правда, и дни, когда его не было рядом. Где-то там, в Лондоне, он снова шокировал всех своим поведением или искал развлечений на континенте.

Но зато сколько было радости, когда он возвращался! Казалось, все в доме оживало в его присутствии, становилось волнующим и захватывающим, время мчалось словно на крыльях, и казалось, что в сутках не хватает часов, минут, секунд.

Дарсию впустили в дом, и она прошлась по комнатам. Чехлы из голландского полотна покрывали мебель, укрыты были и картины. Вместо привычного аромата цветов, в доме стоял тот тяжелый запах, свойственный нежилым помещениям.

Дарсия переходила из комнаты в комнату в поисках того, за чем приехала. Найдя, она попросила смотрителя отнести это в карету.

Отъезжая, Дарсия почувствовала, что возбуждение, охватившее ее еще в Лондоне, усиливается. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Ее раздражало, что лошади так медленно взбираются на холм. Но вот наконец перед ней предстал дом графа, еще более красивый, чем он показался ей в первый раз. Она видела его таким, каким он должен был стать по завершении строительства, и не замечала ни груды камней, ни штабелей доски, ни снующих рабочих. Она видела зеленый бархат лужаек, кустарники и цветники, обрамляющие аллеи традиционного французского парка.

И душа ее ликовала и пела от этой красоты.

Дарсия приблизилась к дому, но, прежде чем успела подняться по ступенькам, навстречу вышел граф, протягивая ей руку:

— Наконец-то вы здесь! Я уже начал думать, что больше вас не увижу! Как вы могли так долго не приезжать? Как вы могли забыть, что так нужны мне?

Он взял ее за руку и повел по восточной галерее гак быстро, что Дарсии приходилось почти бежать.

— Все уже готово! Я сразу, как только прибыли панели, заставил всех работать. Я так ждал вас, чтобы вы оценили сделанное.

Он провел ее в комнату для завтрака, и, увидев закрытые панелями стены, Дарсия поняла, что ничего лучше для этой комнаты придумать было бы невозможно.

В лучах солнца, проникающих из окон, резные купидоны и обвивающие их ленты, казались золотыми. Хрустальная люстра на бронзовых цепях свисала с потолка в центре комнаты. Все было именно так, как она себе представляла.

Граф стоял и наблюдал за выражением ее лица.

— Подошло! Все подошло! — Дарсия захлопала в ладоши.

— Подошло в совершенстве, как будто эти панели были созданы для этой комнаты! — согласился граф. — Но как вы могли знать… Как вы догадались, что это именно то, что мне нужно?

Она не ответила, разглядывая люстру, и он продолжал:

— Мне хотелось, чтобы комната была полностью готова к вашему приезду. Поэтому я сразу же повесил люстру и зеркало именно так, как вы предлагали.

Дарсия остановилась в дверном проеме и поэтому еще не успела увидеть зеркала над камином, который был справа от нее. После слов графа она повернулась посмотреть на него. Зеркало было в золотой раме, украшенной резными купидонами, в точности как на панелях Ришелье.

— Вы не разочарованы? — спросил граф, словно просил ее одобрения.

— Все именно так, как я рисовала эту комнату в своем воображении, — тихо проговорила Дарсия.

Ей показалось, что граф вздохнул с облегчением. Потом он спросил:

— Не пройти ли нам по дому? Только после вашего отъезда я осознал, что не следовало отпускать вас так быстро. Мне действительно нужна ваша помощь.

Дарсия засмеялась:

— А мне показалось, что мое присутствие вас раздражает.

— Как вы могли такое подумать? — с живостью возразил граф, но, прочувствовав, что в ее словах есть доля правды, тут же добавил: — Вы правы, как всегда. Да, мне казалось, будто вы вторглись в мои владения и если я не буду осторожен, то потеряю то, что до сих пор считал только своим.

— Я вовсе не хотела вас поучать.

— Знаю, знаю, — сказал он. — Я сам потом злился на себя из-за своего глупого поведения.

— Считать своим то, что действительно принадлежит тебе, — это вовсе глупость.

— Да, но можно скатиться до эгоизма и стать собакой на сене. Но я говорю не об этом. Тогда, беседуя с вами, я столкнулся с чем-то, что никогда не встречалось мне раньше.

— Что вы имеете в виду?

— Я почувствовал… как бы это объяснить… будто в вашей власти таинственным, или, если хотите, магическим, способом точно определять, что необходимо для этого дома.

Дарсия рассмеялась:

— Я не колдунья, поверьте мне.

— Возможно, но это меня встревожило.

— А сейчас вы забыли о своих страхах?

— Я убедил себя, мисс Дарсия, что вы проницательная и умная деловая женщина. Вот и сейчас вы наверняка знаете не хуже меня, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не просить, нет, умолять вас поскорее поведать мне, что еще вы привезли и подойдет ли это для моего дома.

— Уверена, что подойдет, но вы затрудняете мою задачу, — сказала Дарсия.

— Каким образом?

— Я видела лишь две комнаты, а остальные вы не захотели мне показать.

— Простите меня и не держите, пожалуйста, зла на мое поведение, которое, признаюсь, было непростительным.

Он подумал, что Дарсия может не принять извинений, и добавил:

— Я готов умолять вас о прощении любым способом, если хотите, я встану на колени перед вами, только не исчезайте опять. Я даже сам заезжал к вам в коттедж. Женщина, которая была там, сказала мне, что не знает, когда увидит вас снова. Можете себе представить, как я беспокоился?

— Мне и в голову не пришло, что вы станете беспокоиться по этому поводу. — Дарсия действительно была поражена. — Совершенно очевидно, что в прошлый раз вы только и думали, как бы от меня избавиться.

— Вы жестоки, — с упреком сказал граф. — Ведь я уже принес вам свои извинения. К тому же я был сурово наказан за свое поведение. Ну почему бы нам не начать все сначала, с того момента, как судьба привела вас в мою жизнь?

Дарсия подумала, что невозможно продолжать сердиться на человека, который так привлекателен в своей неподдельной искренности.

— Считайте, что вы прощены, — ответила она. — Я действительно привезла кое-что, и это вас заинтересует.

Глаза графа загорелись, и когда он давал указания рабочим, голос его звучал взволнованно.

Оставшись одна, Дарсия прошла через открытую дверь в зимний сад, а затем в столовую. Она отметила, что за это время в комнате была проделана большая работа, и теперь оставалось только разместить гобелены и повесить люстру.

И все-таки для полного завершения недоставало последнего штриха. Но вот в комнату внесли то, за чем она ездила в Роули-Парк… Раздался восторженный возглас графа. Перед ними была картина Буше, изображавшая купидонов. Дарсия знала, что ее изысканная цветовая гамма придаст завершенность комнате, в которой предполагалось разместить гобелены, сделанные по эскизам того же художника.

Граф не спускал с картины восторженных глаз.

— Я повсюду искал что-то похожее, — произнес он. — Откуда она у вас? Кому она принадлежит?

— Она принадлежит мне.

— Теперь, возможно, да, — уточнил он. — Но от кого вы ее получили?

Граф ждал ответа, и после небольшой паузы Дарсия сказала:

— Я никогда не раскрываю имен своих клиентов.

— Значит, это ваша профессия? Дарсия не отвечала.

— И вы ведете дела одна? Но вы же еще так молоды. Может быть, вы представляете интересы своего отца? — допытывался граф.

Дарсия отошла к окну и стала любоваться пейзажем. Граф подошел к ней.

— Я хочу услышать ответ.

— Я думаю, милорд, — произнесла она, — что у каждого из нас есть свои секреты, и я не вижу причин делиться ими с посторонними… или с малознакомыми людьми.