Алана набросила халат и босиком вышла из комнаты. В конце коридора стоял Старый Китаец с Медведем. Он кивнул собаке, и та подбежала Алане. Они вместе спустились по лестнице в зал, где у камина сидел Вулф с бокалом виски.

Уставившись в огонь, он задумчиво теребил большим пальцем нижнюю губу. У Аланы сжалось сердце. Она устроилась в кресле напротив. Через некоторое время Вулф бросил на нее сумрачный взгляд.

– Я рад, что ты села подальше от меня.

– Я боялась помешать тебе.

– Они приедут за тобой.

– Они? Кого ты имеешь в виду?

– Я имею в виду твоего отца. Он наверняка пошлет кого-нибудь за тобой. Плевал он на твою записку, в которой ты сообщаешь, что беременна и выходишь за меня замуж. Он ни за что не отдаст тебя мне, тем более что приближается день твоей свадьбы с Хеменуэем.

– Отец не посмеет преследовать меня, тем более при сложившихся обстоятельствах… Я никогда не вернусь к нему.

Она плотнее запахнула халат и поежилась.

– Иди ко мне, – позвал ее Вулф, распахнув свои объятия. – Я согрею тебя.

Алана устроилась у него на коленях. Ей было тепло и уютно в его объятиях. Вулф прижал Алану к своей груди, положив ладонь на ее живот.

– Я уже чувствую, как он шевелится, – сказала она, нежась в его объятиях.

– Шевелится? – удивился Вулф.

– Ну да. Это такое ощущение, как будто внутри меня бабочка бьет крылышками.

Вулф усмехнулся.

– И когда у нас должен родиться ребенок? – спросил он, покрывая поцелуями ее шею.

– В конце октября, – ответила Алана, с наслаждением вдыхая его запах.

Вулф приподнял бровь.

– Ну надо же…

– Ты не сердишься?

– С чего ты взяла?

– Ты говорил, что не хочешь детей. Ты спрашивал меня, знаю ли я, как принять меры предосторожности, и я ответила, что знаю.

Вулф пожал плечами. Алана провела рукой по его волосам.

– Ты – вылитый Александр Макгилливрей с портрета, который весит наверху, в галерее. – Она вздохнула. – И твой отец тоже. Вы все похожи друг на друга.

– Мне все так говорят, – сказал Вулф с усмешкой. – От матери мне достался только рот.

«А еще тебе достались глаза моего отца», – подумала Алана и содрогнулась. Ей вдруг стало не по себе, и Вулф почувствовал это.

Он заглянул ей в глаза.

– Что случилось?

Алана покачала головой и спрятала лицо на его груди. О, как было бы хорошо, если бы Старый Китаец не сказал ей правду! Почему именно она должна рассказать обо всем Вулфу? Впрочем, она не доверила бы сделать это ни Старому Китайцу, ни Эйдену, ни миссис Гатри. В глубине души Алана понимала, что должна сама сообщить Вулфу страшную тайну. Она надеялась, что после этого он не возненавидит ее, ведь между ними в последнее время возникла прочная связь.

– Почему ты молчишь, Алана? – спросил Вулф, легонько тряхнув ее за плечо. – Что с тобой случилось? Если ты боишься, что отец заберет тебя отсюда, то не беспокойся, я не позволю ему сделать это. Я приму меры предосторожности. Завтра утром я выставлю вокруг замка посты.

Алана ничего не ответила, тяжело вздохнув.

– Если хочешь, мы можем завтра же пожениться, – предложил Вулф.

Она напряглась.

– Тебе не нравится эта идея?

– Почему же? Нравится, – прошептала Алана.

Вулф крепче прижал ее к груди.

– Скажи, что случилось? Я чего-то не знаю? Если так, то немедленно говори, что тяготит тебя!

– Нет, Вулф, давай отложим этот разговор и вернемся к нему через неделю, – со слезами на глазах сказала Алана. – Умоляю тебя! Я хочу, чтобы ты показал имение. Мне хочется знать, как ты жил тут в детстве. Это важно для меня.

Вулф пристально взглянул на нее.

– Ну, хорошо, – наконец сдался он. – А когда мы поговорим о нашей свадьбе?

– Тоже через неделю.

– Через неделю… – повторил Вулф и взглянул на часы. – Значит, ровно через семь дней в этот же час ты расскажешь мне, что заставило тебя так сильно нервничать.

Алана поудобнее устроилась на коленях Вулфа и снова прижалась щекой к его груди.

– Не кажется ли тебе, что мы несколько запаздываем с решением важных вопросов? – спросил Вулф шутливым тоном. – Если мы будем долго тянуть со свадьбой, нашему ребенку придется присутствовать на ней.

Алана улыбнулась, пытаясь скрыть свои чувства.

– Так-то лучше, – промолвил Вулф, взъерошив ее волосы. – Люблю, когда ты улыбаешься. Честно говоря, ты напугала меня своими слезами. Ты спрашивала, не возненавидел ли я тебя из-за того, что ты забеременела? Как такая мысль вообще могла прийти тебе в голову?

«Ты можешь возненавидеть меня, – подумала Алана, закрыв глаза. – Можешь… И это случится через неделю».

Глава 25

Прогулявшись по территории усадьбы, Вулф и Алана вернулись в замок. У Аланы было чувство, как будто она попала в сказку. Подумать только: Вулф родился в окружении целого клана родственников, готовых служить ему верой и правдой, но прожил значительную часть жизни в одиночестве. От этой мысли ей становилось грустно.

– Я хочу показать тебе еще кое-что, пока не стемнело, – сказал Вулф и, приобняв Алану за талию, повел ее на третий этаж. – Эта комната – точная копия той комнаты, в которой я жил в школе-интернате.

Комната произвела на Алану глубокое впечатление. Она позволила ей лучше понять Вулфа, заглянуть в его прошлое. Книги, фехтовальные рапиры, школьные трофеи, одежда – все выглядело так, как будто мальчик, живущий здесь, только что покинул ее. Взяв с письменного стола ручку, Алана повертела ее. Хотя Вулф стоял за ее спиной, она не могла отделаться от чувства, что будто шпионит за ним. Она открыла лежавшую на столе тетрадь и увидела слова, написанные в два столбика детским почерком. Это были оскорбления и бранные выражения на разных наречиях.

– Что это? – с недоумением спросила Алана.

Губы Вулфа тронула улыбка. Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному косяку.

– Вот так я учился ругаться.

– И сколько же тебе тогда было?

– Одиннадцать. Именно в этом возрасте я пришел к выводу, что жизнь – всего лишь игра, и решил играть по старосаксонским правилам.

«Боже, – ужаснулась Алана, – значит, привычка Вулфа браниться не случайна, а была намеренно сформирована в детстве».

– Теперь я понимаю, зачем ты так часто прибегаешь к брани. Ты произносишь ругательства, чтобы выпустить пар, излить свой гнев.

Вулф издал смешок.

– Это прекрасный способ избавиться от негативных эмоций.

– Но тебе больше не надо прибегать к брани, Вулф.

По его лицу пробежала тень, и у Аланы сжалось сердце.

– Мне нравится использовать в речи грязные словечки, – заявил он и увлек Алану к узкой койке, на которой спал в детстве. – Особенно когда чувствую под собой твое тело.

Он прижал ее руку к своему паху, чтобы Алана оценила степень его возбуждения. У нее перехватило дыхание.

– О, Вулф, только не здесь!

– Почему?

– А что, если кто-нибудь сюда войдет?

Прохладный воздух коснулся ее обнаженных ног. Она не заметила, когда Вулф успел задрать юбки.

– Пойдем лучше в нашу спальню…

– О, мы непременно пойдем туда, дорогая. Но чуть позже.


Призрачный свет луны, струившийся в окно, прочертил дорожку на полу спальни. Алана дремала, положив ладонь на грудь Вулфа, которая ритмично вздымалась и опускалась от его ровного дыхания. На душе Вулфа было покойно. Он наслаждался тем, что в его объятиях лежит любимая женщина.

Вздохнув, он провалился в очередной сон.

Вулф снова был маленьким мальчиком. На этот раз он стоял рядом с кроватью матери, не желая смотреть ей в лицо. Он знал, что она мертва. Услышав гулкие шаги в коридоре, Вулф понял, что убийца возвращается, и нырнул под кровать. Дверь открылась.

Сердце Вулфа бешено колотилось, он изо всех сил старался подавить рвущийся из груди крик. Из уха матери выпала серьга и с глухим стуком упала на пол. Он протянул руку, чтобы схватить ее, но серьга превратилась в лужицу свежей крови.

Незваный гость вошел в комнату, и Вулф увидел знакомые черные волосы и толстую короткую шею. В проеме открытой двери он увидел второго мужчину, который стоял на стреме. Свесившаяся с кровати безжизненная рука матери мешала ему разглядеть этого человека. Вулф немного сместился в сторону и увидел лицо стоявшего в коридоре мужчины. Оно было хорошо ему знакомо. Вулф стал задыхаться, пытаясь избавиться от кошмара, и переключил внимание на убийцу. Тот вдруг резко повернулся и уставился на Вулфа глазами, налитыми кровью. В них читалась ненависть.

Это был Малоун!

– Ааа! – заорал Вулф и проснулся от собственного крика.

Он вскочил с кровати и стал бегать по комнате.

– Вулф! – окликнула его Алана.

Она тоже встала и закуталась в простыню.

– Ты знала, что мою мать убил твой отец? – взревел он.

Быстро надев брюки, Вулф сунул ноги в сапоги и сурово взглянул на Алану. Она стояла бледная как смерть, не в силах пошевелиться.

– Я…

– Черт побери, говори, ты знала, да?

– Я узнала об этом совсем недавно.

Эти слова вонзились в его сердце, как острый нож.

– Убирайся! Я больше не желаю видеть тебя!

– Боже мой, Вулф, нельзя же так! Прошу тебя, дай мне возможность все объяснить.

Сбросив простыню, Алана надела халат. Она хотела подойти к Вулфу, но, увидев его ожесточенное лицо, попятилась.

– Объяснить?! Ты должна была уже давно сделать это!

В это мгновение вся боль, накопившаяся в его душе за долгие годы, вырвалась из-под спуда и взорвалась, как бочка с динамитом. Он схватил нож с тумбочки и с ревом начал потрошить матрас на кровати. Вулф с таким остервенением расправлялся с ним, как будто матрас был его злейшим врагом. С безумной яростью Вулф вспорол подушки и порезал постельное белье. В комнате под потоки брани и крики Аланы о помощи летали перья и пух.

Дверь с громким треском распахнулась, и в спальню вбежал Эйден. Вслед за ним появилась миссис Гатри.

– Он все знает! – воскликнула Алана. – Он видел это во сне!

– Уведите ее отсюда, – приказал Вулф, тяжело дыша. – Я не хочу больше видеть членов семейства Малоун. Позовите сюда Старого Китайца.

Эйден схватил Алану за руку и подтолкнул ее к миссис Гатри.

– Уведите ее, прошу вас!

В спальню вошел Старый Китаец.

– Ах, это вы? – воскликнул Вулф, повернувшись к нему. – Вы думали, я ни о чем не узнаю? Но я видел вас во сне! Это вы стояли на стреме в коридоре, когда Малоун душил мою мать! Трусливый убийца, подлый сукин сын!

Ни один мускул не дрогнул на лице Старого Китайца. Он слушал обвинения Вулфа с бесстрастным лицом. Взгляд его черных пронзительных глаз как будто проникал в душу Вулфа и видел всю его подноготную.

Вулф поднял нож. Однако Эйден встал между ним и наставником.

– Не делайте того, о чем будете потом жалеть до конца своих дней, Вулф! Вы не знаете доподлинно, что произошло в ту ночь!

– Убирайтесь с моей дороги!

Вулф пнул небольшой столик, и он отлетел к стене.

– Старый Китаец не совершал того, в чем вы его обвиняете, – продолжал защищать гостя Эйден. – Он честный человек. Он не был в сговоре с Малоуном.

Вулфа охватил новый приступ ярости.

– Ах, значит, вы тоже обо всем знали? – взревел он, испепеляя Эйдена гневным взглядом.

Вулфу казалось, что его все предали. Пот ручьями стекал по лицу. Он тяжело, прерывисто дышал.

– Выходит, о том, кто убил мою мать, знали все, кроме меня! И никто ни словом не обмолвился об этом! Почему вы не сказали мне правду?

– Я знаю, как сильно вы страдали, сколько бед вам довелось испытать. Но если сейчас вы расправитесь со Старым Китайцем, это не воскресит вашу мать! Она не хотела бы, чтобы ее сын превратился в убийцу, и вы об этом знаете. Прошу, выслушайте нас, а потом решайте, что делать!

– Хорошо, говорите! – произнес суровым тоном Вулф, все еще сжимая в руке нож.

– Старый Китаец пришел в ту ночь к вам в дом не для того, чтобы убивать, – начал Эйден, – а для того, чтобы предотвратить убийство.

– Значит, он дерьмово справился со своей задачей!

Вулф провел ладонью по лицу. Он внимательно следил за всеми, кто находился в комнате, особенно за лжецами – Аланой и Старым Китайцем. Его мозг лихорадочно работал.

– Хватит сочинять, кузен Эйден! – сказал он устало. – Вы прекрасно знаете, что Старый Китаец – мастер восточных единоборств. Если бы он хотел предотвратить убийство, то не стоял бы, как истукан, в коридоре, а действовал!

Услышав, что Алана всхлипывает, он бросил в ее сторону сердитый взгляд и увидел, что вокруг нее суетится миссис Гатри. И вдруг Вулф явственно осознал, что все вокруг давно знали правду. Все, кроме него! Эта мысль болью отозвалась в его душе. Его предали те, кому он бесконечно доверял и кого любил! Вулф почувствовал к этим людям лютую, смертельную ненависть. Она захлестнула его душу ледяной волной. Ему захотелось жестоко отомстить предателям.