Щеки Порции покрылись красными пятнами, она потупила взгляд.

– Я себя хорошо чувствую, – промолвила упрямо, взявшись за край стола пальцами. – Раскаты у меня в желудке одним бульоном не заглушить. – Ее взгляд, переливающийся голубыми искорками, снова метнулся на него. – Или вы хотите держать меня взаперти, пока я буду оставаться у вас?

Смелая девчонка. Хит почувствовал, как его губы дернулись, но сдержал предательскую улыбку. Какой бы привлекательной она ни казалась, он не смягчит своего отношения к ней, не вспомнит, как она окрутила его там, на той грязной дороге.

– В Акерсбери, к югу отсюда, есть таверна, она может похвастать фаршированным фазаном, повторить которого нашему повару не под силу. Уверен, вам стоит отправиться туда. Не пожалеете.

– Довольно! – выпалила бабушка. – Леди Порция только что прибыла. Она еще не готова уезжать. – Обратив взгляд на Порцию, графиня произнесла успокаивающим тоном: – Не позволяйте ему задираться. Он не хотел показаться грубым, моя дорогая. Вам здесь очень рады.

– Нет, – вставил Хит, скрежеща зубами и думая, когда именно он перестал управлять тем, что происходит в его собственном доме.

Бабушка, хоть и была особой сварливой, обычно уступала ему. Да, она годами пыталась подсовывать Хиту годящихся для брака девушек, но в последнее время жизнь была относительно спокойной – запас подходящих молодых дам, которых он еще не отпугнул от себя, иссяк. Его взгляд упал на Порцию. Как видно, бабушке уже приходилось искать свежих кандидаток в дальних уголках Англии.

– Ей здесь не рады, – окончательным тоном произнес он, сжимая в кулаке салфетку под столом.

– Не обращайте на него внимания, Порция. – Бабушка махнула в его сторону. – Как и большинство мужчин, он сам не понимает, что для него лучше.

– А леди Порция для Хита лучше? – хмыкнула Констанция над краем бокала. Потом помолчала, аккуратно отпила и добавила: – Все мы знаем, что это невозможно.

– Не лезь не в свое дело, Констанция, – бросила Мина со своей стороны стола, закатывая глаза.

Взгляд Констанции вспыхнул.

– Вот еще! Это касается всех нас…

– Хватит! – взревел Хит, вскакивая на ноги.

Взоры присутствующих обратились на него.

Швырнув салфетку на стол, он строго обвел взглядом каждого члена семьи, после чего сказал леди Порции:

– Вы хотите остаться здесь? Прекрасно, можете оставаться, если понимаете, что напрасно тратите время. Домой вы все равно отправитесь без мужа.

Щеки Порции вспыхнули. Дрожа от негодования, она прошипела:

– Вы… вы напыщенный павлин! Вы все еще считаете, будто я преследую вас? Да если вы даже встанете на колени и будете умолять меня, я никогда не выйду за вас!

– Вот и хорошо, – огрызнулся он, опускаясь на стул.

– Вот и хорошо! – выпалила она в ответ.

Бабушка долго на них смотрела, потом ее губы медленно сложились в улыбку.

– Вот видите, вы уже начинаете в чем-то соглашаться. Думаю, прекрасно поладите.

Хит закрыл глаза с мыслью, что наконец-то стало понятно, какая линия его рода имеет склонность к безумию.

* * *

Порция накинула шаль на плечи и посмотрела на фонтан. Жемчужный свет луны окрасил журчащую воду серебром. За фонтаном темнел вереск, молчаливый и дикий в сумерках. Сквозь полутьму на вереске и утесниках поблескивал, искрился, как граненое стекло, иней. В воздухе пахло свежестью, чистотой, приближающейся весной, новой, захватывающей жизнью. В сравнении с этой свежестью Лондон имел затхлый, спертый воздух.

По логике вещей она знала, что не сможет скрываться здесь вечно. Дома Порцию ждала семья и беспрестанная череда претендентов на ее руку, если она вернется без жениха. Но сейчас, на какое-то короткое время она была в безопасности. И могла упиваться покоем, книгами и едва ощутимым привкусом свободы, которую ее мать вкушала в полной мере.

Конечно, это не совсем то, о чем она мечтала, – ей хотелось стоять перед Парфеноном, подставляя лицо под теплое, ласковое греческое солнце, – но и это маленький кусочек свободы, которым она может наслаждаться до тех пор, пока в состоянии выдерживать мрачные взгляды Констанции и грубость графа.

В голове у нее вспыхнул облик Хита. Ястребиные черты и глаза цвета грозовой тучи. Все ее тело беспокойно загудело, как задетая струна скрипки, разбуженная, дрожащая от заключенной в ней энергии. «Ну, хорошо, может быть, покой здесь не будет полным», – призналась себе Порция.

Она не видела его уже два дня, с тех пор как он нагрубил ей за обеденным столом. «Ей здесь не рады». Жар обжег ее щеки, опалил гордость. Высокомерный наглец. Он думал, что это она хочет заключить с ним брак? Какая несусветная глупость.

Два дня, а от него ни звука. Два дня она вскидывалась и напрягалась всякий раз, когда слышала шаги. Как будто надеялась увидеть его.

Леди Мортон бесконечно жаловалась, пространно рассуждая о безответственности наследников перед их семьями.

– Он сейчас во вдовьем доме, – жизнерадостно сообщила Констанция за обедом, когда леди Мортон сделала небольшой перерыв в своей обличительной речи, чтобы отхлебнуть черепахового супа из ложки. – С Деллой.

– Констанция, – зашипела леди Мортон, и ее ложка звякнула о тарелку. – Ну хватит!

Порция перевела взгляд с одной дамы на другую.

– Кто такая Делла?

– Экономка во вдовьем доме, – ответила леди Мортон, избегая взгляда Порции, после чего потянулась за бокалом.

– Да, – проронила Констанция, лукаво блестя глазами. – Экономка.

Порция прекрасно поняла ее мысль.

Хит жил во вдовьем доме с женщиной по имени Делла.

С любовницей.

Вздохнув, она поежилась от холода, удивляясь, почему этот вздох прозвучал так горько. Конечно же, ей нет никакого дела до этого мужчины и его любовниц. Да и неожиданностью это для нее не стало. У столь низкого человека, который не таясь целует служанок, наверняка имеются многочисленные пассии. Она больше и не вспомнит о нем ни разу.

– Что вы здесь делаете?

Порция подпрыгнула от раздавшегося у нее за спиной скрипучего голоса. Дрожь пробежала по ее телу, и она плотнее натянула шаль. «Не оборачивайся! Не оборачивайся!»

– А я-то думал, что вы уже отказались от своего замысла, – добавил он.

Прозвучавшие слова были ей отвратительны, но, несмотря на это, от его голоса по ее телу разлилось тепло, как от глотка хереса.

– Вы ожидали, что я уеду? – спросила Порция, довольная тем, что ее голос не дрогнул. – Поэтому прятались? Думали, не застанете меня?

– Мне пришло в голову, что в вас все же проснется чувство гордости.

Порция тут же обожгла его гневным взглядом через плечо, который должен был осадить наглеца.

Однако от вида его крупной фигуры, стоящей у открытой двери балкона и озаряемой светом из гостиной, у нее перехватило дыхание. Одетый во все черное, он снова выглядел, как в ту первую ночь. И, как в ту первую ночь, простота его наряда многократно усиливала его привлекательность, делала одновременно соблазнительным и опасным. Неотразимым. Непохожим на джентльменов дома, в Лондоне. На тех, кого она находила очень даже «отразимыми».

– Чувство гордости? – повторила она, думая, что уж чего-чего, а гордости у нее хватает. Возможно, даже с избытком.

Если бы не гордость, она бы давно уступила Бертраму и вышла замуж, стала бы слушать нравоучения бабушки об ответственности и долге, а имя Деррингов ценила бы выше собственного счастья и свободы. Если бы не гордость, она написала бы кучу писем матери, умоляя ее вернуться домой и забрать к себе брошенную дочь.

И возможно, если бы не гордость, она отбросила бы осторожность и приняла грязное предложение, которое один нехороший человек не так давно сделал ей в соседней таверне.

– Да, – произнес он неулыбчивыми губами, рассматривая ее из-под тяжелых век. – Чтобы не оставаться там, где вас явно не хотят видеть.

– Снова за старое, да? – процедила Порция. – Я же говорила вам, у меня на вас нет никаких планов. Я просто хочу…

– Спастись, – перебил он ее, приближаясь к ней гулкими тяжелыми шагами по каменному балкону. – Я помню. – Ветер бросил на лицо Хита его слишком длинные волосы. – И от чего же нужно спасаться дочери герцога? – спросил он с явной насмешкой.

«От положения дочери герцога», – безмолвно прокричал ее разум. От того, чтобы стать товаром, который будет продан с аукциона без мысли о душе, находящейся внутри упаковки Деррингов. Не говоря уже об ожиданиях, неприкрытом давлении, бесчисленных правилах, которым была подчинена ее жизнь, о скуке и одиночестве.

– От чаепитий? Званых вечеров? Прогулок верхом по парку? – глумился он.

«Да». И это еще не все. Далеко не все. Но одного взгляда на его холодное лицо хватило, чтобы понять: для него все это не серьезно. Он не поймет, насколько это тяжело. Мужчины этого не понимают. Они просто считают, что женщины должны делать то, что им говорят, и получать удовольствие от пустых занятий. Именно этого от нее ждал Бертрам. Этого отец ждал от матери. Вне всякого сомнения, граф Мортон был слеплен из того же теста.

Качая головой, она снова посмотрела на вереск, на тихую ночь, которая ни о чем ее не просила. Он был не тем человеком, который станет слушать задушевные признания или объяснения, почему она бежала от чаепитий и званых вечеров. Он не видел ничего, кроме себя и своих бед. И в ту минуту она была одной из таких бед.

– Вам не понять.

– Вы меня плохо знаете.

Порция перевела взгляд на Хита, и ее глаза невольно опустились на его рот, на эти чувственные губы, которые заставляли девушку таять.

«Вы меня плохо знаете».

Если бы ему только было известно, как отчаянно ей хотелось постичь его лучше. Бабушка наверняка была бы довольна тем, что у нее возникают такие мысли. К счастью, можно было не бояться, что он разделит ее, Порции, порывы. Он по-прежнему способен быть живым воплощением зла, но она больше не безымянная девица, которую можно соблазнить ради развлечения.

Он подошел ближе, навис над ней, подавляя ее своим огромным ростом. Она отклонилась, насколько было возможно, и лишь каменная балюстрада не позволила ей отодвинуться еще дальше. Сердце бешено заколотилось у нее в груди, всего на секунду она отважилась поднять на него взгляд и увидела, что он всматривается в ее лицо, обшаривает его глазами, изучает каждую черточку, не пропуская ничего. Смотрел он странно, лихорадочным, напряженным, жадным взором. Как будто никогда прежде не видел ничего подобного.

Вдруг он протянул руку и взял прядь ее волос. Рассматривая локон, изучая, потер волосы между пальцами. Отпустив, провел тыльной стороной пальцев по ее щеке, оставив на коже огненный след.

Дыхание застряло у нее в горле, замерло, застыло, как птица перед хищником. И она, словно добыча, отвернулась, опустила глаза, желая, чтобы он отошел от нее, так же отчаянно, как хотела, чтобы он остался.

Он втянул носом воздух рядом с ее щекой.

– Вы пахнете так хорошо. Бергамот и лимон.

Порция подняла глаза, скользнула взглядом по его подбородку, рту, носу, взглянула выше и встретилась с ним глазами. Взор Хита был непреклонен и тверд. Ей показалось, что одного этого взгляда достаточно, чтобы сорвать с нее все покровы, открыть все ее тайны, все, что она скрывала от мира. Вероятно, заглянуть в ее душу не так уж и сложно. Просто раньше никто не пытался.

– Что вы такое? – тихо промолвил он, голос – струйка тепла в воздухе, такая близкая, что опалила ее губы.

Порция крепко зажмурилась и быстро покачала головой, чтобы он, глядя на нее, не смог увидеть то, что творилось у нее внутри.

– Н-ничего, – пробормотала она, задыхаясь.

– О нет, – возразил он голосом тихим и уверенным так близко, что его дыхание качнуло прядь волос у нее за ухом. Большой палец мужчины ласкал мочку ее уха умелыми, чувственными движениями. – Вы определенно… что-то.

– Хит? – раздалось где-то сзади. – Это ты? Когда ты вернулся?

Глаза Порции широко открылись.

Констанция вышла на балкон и нахмурилась, увидев их гостью, стоящую за братом.

– Леди Порция. – Она сложила руки на груди и едва заметно кивнула в знак приветствия.

Хит опустил руку и отступил назад, не сводя с Порции пугающего взгляда.

– Я пойду к себе, – пробормотала она и обошла его стороной, стараясь не касаться. – Спокойной ночи.