Хит. Тупая боль начала биться у нее под ложечкой. Его образ заполнил ее разум, ее душу. Когда, в какое мгновение он стал для нее всем? Когда сделался частью каждой ее мечты, каждой надежды на будущее?

«О, Астрид, как ты могла?»

– Нет, – выдохнула она, не открывая глаз, чтобы не видеть сидевшего рядом человека, не слышать уродливую правду, что текла из его уст и прокатывалась по ней ужасными волнами. – Нет, – повторила она, точно одно это слово было способно вырвать ее из этой страшной действительности.

Пальцы, твердые, как железо, схватили ее за подбородок.

– Да.

Желудок Порции снова подпрыгнул. Сглотнув, она открыла глаза и посмотрела на своего похитителя, смерила его взглядом, как будто каждый дюйм ее тела не дрожал от мысли о браке с ним, о том, что, возможно, ей больше никогда не увидеть Хита, не почувствовать его прикосновение. Вырвавшись, она передвинулась на край сиденья, как можно дальше от Оливера, пока ее плечи не уперлись в стенку экипажа.

Он скользнул следом за ней, и его маленькие темные глаза сузились от хищного удовольствия.

– Несколько часов в этом экипаже – и брак со мной будет для вас единственным выходом. – Он кивнул, удовлетворенно выпятив подбородок. – Я хочу, чтобы вы исполнили данное обещание.

Руки Саймона схватились за подол ее ночной рубашки. Порция отпрянула настолько далеко, насколько позволяла дрожащая стенка у нее за спиной.

Но он наседал.

– Мы ведь не можем выдавать вас замуж в этом, не так ли? – Толстые пальцы работали быстро. Две огромные уверенные лапы сгребли ее ночную рубашку в кулаки. Она ударила по наглым рукам, но он продолжал говорить, поднимая подол все выше и выше, не обращая внимания на ее удары. – Ваша невестка собрала вам вещи. Весьма заботливо с ее стороны, да?

Если руки на ночной рубашке говорили о его намерениях недостаточно красноречиво, то плотоядная улыбочка на устах не оставляла сомнений. Он собирался надругаться над ней прямо здесь и сейчас.

– Саймон, пожалуйста… – Ее голос оборвался сдавленным всхлипом, когда его руки сжали ее голые колени. Твердые, грубые пальцы впились в нежную плоть и с силой раздвинули ноги Порции, вселив немыслимый ужас в глубины ее сердца.

«Все это не по-настоящему. Это страшный сон». Пульс заухал в горле, она принялась отчаянно отбиваться ногами, не обращая внимания на то, что желудок снова взбунтовался, грозя новым приступом тошноты.

Саймон опустился на нее всем своим огромным весом – гора, выбившая дух из ее легких, прижавшая ее к стенке экипажа так сильно, что она испугалась за свои кости.

Кряхтя, Порция боролась за дыхание, жизнь, свободу. Она извивалась, изо всех сил стараясь освободить оказавшиеся зажатыми между их телами руки. Все это время ее колени продолжали неистово дергаться, биться, пытаться сбросить жадные руки.

Он слегка отклонился, чтобы расстегнуть брюки, и ее страх удвоился, опалил ее внутренним огнем.

Время остановилось. Порция замерла, заключенная в непроницаемый пузырь ужаса. Она смотрела на него, мужчину, намеренного учинить над ней насилие: яростное дерганье желваков, пот, блестящий на носу и проступивший бисеринками на верхней губе, открытый рот и влажные, покрытые налетом зубы.

Звуки усилились и превратились в рев у нее в голове. Возбужденное сипение его дыхания. Скрипы и стоны раскачивающегося экипажа. Грохот дождя. Топот копыт по раскисшей дороге.

Ее взгляд взлетел, начал безумно метаться из стороны в сторону – воробушек, ищущий безопасное место, чтобы приземлиться. Его брюки соскользнули с ног и упали на пол, и звук их падения словно разбудил ее, заставил действовать. Взгляд Порции упал на защелку двери в нескольких дюймах слева от нее.

С молитвой на устах она подалась вперед и что было сил ударила его ногой в грудь. Ее рука метнулась к защелке, секунду повозилась с ней, и дверь открылась. Порыв ветра распахнул ее настежь. Дождь ударил в лицо девушки, застлал проносящиеся мимо размытые силуэты деревьев.

Зажмурившись, она прыгнула. Ветер и ливень подхватили ее. Земля бросилась ей навстречу. Приземлилась Порция неуклюже. Ноги разъехались на мокрой почве, а экипаж прогромыхал дальше. Она попыталась сохранить равновесие, но все равно упала. Острая боль опалила левую лодыжку.

Шатаясь, падая на четвереньки, Порция пробралась в густые кусты, растущие вдоль дороги. Там она продолжала прорываться вперед, раздвигая ветки, не обращая внимания на воду, холод, боль в лодыжке. Заросли цеплялись за промокшую ночную рубашку, вырывали распущенные волосы. Но она двигалась вперед, решив затеряться в лесу.

Каждый шаг заставлял ее вздрагивать от боли, дыхание сделалось судорожным и неровным. Порция закусила губу так, что почувствовала на зубах медный привкус крови. Вскоре другой звук прорвался сквозь дождь и гулкие удары сердца в груди.

Голосá.

Саймона. И кучера.

Они приближались, тяжелые шаги сапог по лесной подстилке эхом разносились по лесу.

– Порция?

Уже ближе. Намного ближе.

Опустившись на четвереньки, девушка подползла к ближайшему дереву и прижалась спиной к шершавой коре. Поджав колени к груди, попыталась успокоить дыхание, собраться с мыслями. Ее уши улавливали малейшие шумы: голос, шорох, движение – все, что отличалось от звуков ветра и дождя. Разогнув ноги, она поползла дальше по жидкой грязи.

– Порция!

Она замерла. Голос раздался совсем близко. Так близко, что девушка испугалась, как бы ее не обнаружили. Застыв как камень, подняла взгляд. Сердце остановилось у нее в груди. Приподнявшись на корточках, Порция прижала кулак к губам, пытаясь сдержать готовый сорваться крик.

Слева от нее, прислонившись к дереву, меньше чем в двух ярдах от того места, где она сидела в грязи, стоял Саймон. Он смотрел не на нее, а прямо перед собой. Ее сердце забилось быстро, как барабанная дробь. Наверняка он увидит ее белую одежду. Она решилась посмотреть вниз и облегченно выдохнула. От белого не осталось и следа. Закрыв глаза, Порция замерла, превратив себя в часть пейзажа, неподвижную, словно лежащий на земле камень.

Саймон убрал мокрые волосы со лба и посмотрел налево, направо, не замечая ее.

– Порция? – проревел он.

Она содрогнулась и стиснула руки, впиваясь ногтями в ладони, надеясь, что остается невидимой.

Бросив страшное проклятие, он отправился дальше, громогласным голосом выкрикивая ее имя.

Когда его тяжелая поступь стихла, она с трудом встала в полный рост и побрела обратно к дороге. Выбравшись из зарослей, осмотрелась. Экипаж стоял справа от нее в нескольких ярдах. Лошади пощипывали свисающие низко ветки боярышника.

С вырывающимся из груди сердцем она поспешила вперед, но осторожно, чтобы не испугать лошадей. Забравшись на козлы, схватила вожжи и дернула запястьями.

Лошади и не подумали сдвинуться с места.

– Ну же! – взмолилась она, снова дергая вожжи.

Одна из лошадей оглянулась на нее, недовольно прядая ушами, и продолжила щипать траву.

В этот миг из-за деревьев вырвался Саймон. Внутри у нее все оборвалось, с губ сорвался короткий стон. Его лицо, все в пятнах разных оттенков красного, сделалось бледным как смерть, когда он увидел ее на месте кучера. С диким ревом он бросился к экипажу, испугав умиротворенных лошадей.

Порция схватила с сиденья хлыст и стегнула их. При обычных обстоятельствах она ни за что не ударила бы лошадь так сильно, но кислый привкус страха во рту лишил ее щепетильности.

Хлыст исполнил свое предназначение. Лошади рванули вперед с такой скоростью, что Порцию бросило назад на спинку жесткого сиденья.

– Остановитесь! – крикнул Саймон, размахивая руками, когда карета понеслась на него. Лошади не сбавили скорости… и Порция не намеревалась сворачивать влево или вправо, чтобы объехать подлеца.

В последний миг он отпрянул в сторону.

Обернувшись, она увидела, как Саймон погрузился в грязь. Один сапог он держал у груди, а его напряженное выражение лица указало ей на то, что мужчина не увернулся от экипажа невредимым. И поделом ему.

Снова повернувшись лицом вперед, она прищурилась, защищая глаза от хлестких струй дождя, и попыталась взять на себя управление лошадьми, чтобы сбавить головокружительную скорость. Изо всех сил натянув вожжи, Порция выехала за поворот.

Морщась из-за ударивших в щеки ветра и дождя, она отвернула лицо. И поэтому увидела всадника на лошади, когда было уже слишком поздно.

Он возник из серой завесы непогоды, будто призрак, дух, оживленный волшебным образом. И всадник, и его конь были черны как ночь.

Она натянула вожжи, вопль застрял у нее в горле, а ее пальцы сжались на гладкой коже.

Лошадиные крики вспороли воздух, пронзительные и жутковато напоминающие человеческие. Кровь прихлынула к голове Порции. Сердце ухнуло в живот – экипаж накренился на бок, оторвав два колеса от земли. Она мертвой хваткой вцепилась в вожжи, этот спасательный трос, единственное, что удерживало Порцию на вершине кареты, когда ее тело вылетало из козел.

На какую-то долю секунды взор девушки встретился со взглядом надвигающегося всадника. Глаза, серые, как ненастное небо, мгновенно вспыхнули, узнав ее. И сердце Порции взыграло от радости.

– Хит! – Ее крик зазвенел в воздухе, чужой и далекий, как будто кричал кто-то другой.

Потом руки вдруг оказались пусты, она попыталась схватиться за ускользающие вожжи, хоть за что-нибудь, но ничего не поймала. Ничего, кроме ветра.

Порция пролетела кувырком по воздуху, словно невесомая тряпичная кукла. Деревья и небо пронеслись перед ее глазами одним размытым пятном. Земля поднялась ей навстречу головокружительным водоворотом, огромная утроба, готовая проглотить ее целиком.

* * *

Хит спрыгнул с Яго еще до того, как лошадь остановилась. Он обогнул перевернутый экипаж, лишь краем глаза посмотрев на визжащих, пытавшихся освободиться лошадей.

Горький страх охватил его, наполнил рот, обжег ноздри.

– Порция! – надрывным голосом крикнул он, высматривая девушку у дороги. – Порция! – Ужас овладел сердцем мужчины и крепко сжал его.

Потом он увидел ее маленькое, безжизненное тельце, утопающее в грязи на обочине. Он побежал. Лишь на мгновение, но ему показалось, что он никогда не доберется до нее. Что никогда снова не обнимет ее. И никогда не скажет вслух то, что его сердце знало с самого начала. Он любил ее. Даже когда думал, что не должен иметь с ней ничего общего, не мог себя остановить.

Его дрожащие руки на краткий миг замерли над девушкой, прежде чем он прикоснулся к ней, взял за плечи и бережно приподнял, уповая на то, что Господь Бог не может быть настолько жесток и дать ему Порцию лишь затем, чтобы отнять ее так быстро.

Дождь барабанил по ее пепельному лицу.

– Порция? – Он провел рукой по ее щеке, с облегчением почувствовав тепло. Его пальцы скользнули к ее шее, прикоснулись к той точке, в которой сильно и равномерно бился пульс. – Порция, – сказал он снова, произнося ее имя с тоской и надеждой.

Ее глаза открылись, мигая, глядя на него в замешательстве.

– Хит?

– Вы ранены? – спросил он, обшаривая девушку глазами, точно рвался сам лечить ее раны.

– Нет. Но, по-моему, я переехала Саймона экипажем.

Он рассмеялся, его сердце забилось облегченно и наполнилось радостью.

– Что ж, вряд ли я из-за этого лишусь сна.

Она поморщилась.

– Вы пришли? – промолвила Порция, сдерживая всхлипы, вздымавшие ей грудь. – Как вы узнали…

Он взял ее лицо в ладони.

– Астрид мне все рассказала. Но это не важно. – Он проглотил подступивший к горлу комок. – Мы и так потеряли слишком много времени. Я потратил годы… – Он осекся и решительно покачал головой. – Но я не собираюсь больше тратить с вами ни секунды.

Ее глаза, голубые и блестящие за пеленой слез, пожирали его.

– Я люблю вас, Порция, – сказал Хит, чувствуя, какое громадное облегчение принесли слова, которые, как ему когда-то казалось, он был не способен произнести. Слова, что томились у него внутри всю его жизнь, дожидаясь освобождения, того, что их освободит эта женщина. – Выходите за меня. Не из-за долга, не потому, что мы должны. Выходите за меня потому, что я люблю вас. – Глядя в ее широко раскрытые немигающие глаза, он прорычал: – Выходите за меня, черт побери, или я сойду с ума!