— Ребята, вам чего? — призвал я на помощь все свое знание языка тигринья. Сердце у меня так сильно колотилось в грудной клетке, что я испугался, что не расслышу ответ.

На какой-то миг они растерялись — не ожидали, что американец будет говорить на их наречии. Высокий ожег меня взглядом. Нелепым фоном продолжал звучать Гленн Гоулд.

— Марш за нами! — скомандовал старший. Я не мог допустить, чтобы Сильвию забрали эти типы. Только через мой труп. В буквальном смысле.

— А ну, прочь с дороги! — проревел я в ответ, прибавив несколько ругательств, которые слышал от больных, когда им было особенно больно. Мой богатый словарный запас снова заставил боевиков опешить.

Я крикнул Сильвии, чтобы она быстро садилась за руль и дала мне знать, когда будет готова ехать. Она была в шоке.

— Не надо, Мэтью! Лучше сделаем, как они говорят.

В этот момент один из нападавших сделал мне знак подойти. Я не двинулся с места, хотя видел, что он готов нажать на курок.

— Сильвия, скорее! — снова крикнул я. И опять — никакой реакции.

Глаза бандита вспыхнули злобой. Было видно, что он не намерен шутить. В эту минуту мной руководил инстинкт — я стал самцом, готовым любой ценой защитить свою подругу.

Над моим ухом вдруг просвистела пуля, со всей определенностью обозначив мой отрыв от цивилизации. В слепой ярости я выставил пистолет и выстрелил в грудь своему врагу. Выстрел был меткий, я бы его наверняка уложил, если бы он не успел присесть на колени и уклониться от пули. Не дожидаясь, когда он поднимется, я вскочил на подножку джипа. И тут увидел третьего, он стоял с другой стороны от дороги. Он поднес автомат к плечу и целился прямо в Сильвию.

Инстинктивно, без малейших колебаний, я выстрелил. Его отбросило назад. Боже мой, я убил человека! Это был самый ужасный момент в моей жизни, но времени на раздумья не было. Я быстро перегнулся в кабину, тряхнул Сильвию за плечо и что было мочи прокричал ее имя. Это привело ее в чувство. Она вдруг ожила, взялась за рычаги, и мы тронулись с места, вздымая облако пыли.

Но пули уже летели в нас со всех сторон. Мы постепенно набирали скорость. Я высунулся из окна и разрядил во врага всю обойму. Что тут началось! Воздух был напоен ощущением близкой смерти.

В следующее мгновение меня что-то ударило в висок. В голове у меня вспыхнуло, как салют в День независимости.

И все померкло.

ЧАСТЬ II

Лето 1978

12

Из окна лился нежный солнечный свет. Луч ласкал мое лицо. Я медленно приходил в себя. Постепенно я осознал, что лежу в больничной палате. Череп у меня раскалывался; в руку была вколота игла, от нее шла трубка к капельнице. Надо мной с измученным и обеспокоенным лицом склонилась мама. Что она тут делает? Где я? На мамином лице отразилось облегчение, когда я наконец открыл глаза.

— Мэтью, ты меня слышишь? — в тревоге спросила она.

Я еще не вполне очнулся, но первой моей мыслью было: «Где Сильвия?»

Я изо всех сил пытался что-то сказать, хватал ртом воздух, но звука не было.

Чья-то рука нежно коснулась моей, и я услышал голос брата:

— Мэтью, не волнуйся. Тебе здорово досталось. Теперь будешь хвастать перед внуками, как получил пулю в голову и выжил. Мало того — еще дожил до того возраста, чтобы им рассказывать.

Мне наконец удалось издать членораздельный звук.

— Чаз, с ней все в порядке? Она спаслась? Брат будто не понял моего вопроса и успокаивающим тоном сказал:

— Постарайся не волноваться. Главное — что ты поправляешься.

— Нет! — возразил я, все больше впадая в раздражение.

В поле зрения возник коренастый седой мужчина в белом халате и прервал наш разговор. По-английски он говорил со странным акцентом.

— Доктор Хиллер, вы знаете, где вы находитесь?

В тот момент я не смог бы с уверенностью сказать даже, кто я такой.

Джентльмен все с тем же забавным акцентом пояснил:

— Вы в университетской клинике города Цюриха.

В Швейцарии? Не сказать, чтобы от этого известия у меня наступило просветление в мозгу. Как я тут оказался?

— Меня зовут профессор Таммус. Вы поступили к нам пять дней назад с «пулей в клиновидной кости, совсем рядом, с веществом мозга. Положение было весьма серьезное. Я незамедлительно провел операцию и рад, что вы снова с нами.

Мама продолжила объяснение:

— Мы прилетели на прошлой неделе, вместе с Малкольмом. Всю операцию он был рядом с профессором Таммусом. Говорит, блестящая работа. Но у него, к несчастью, масса своих неотложных пациентов, и он был вынужден тут же мчаться назад в Диборн.

В голове у меня был туман, а то, что я услышал, никак не способствовало его рассеиванию.

— Но как я здесь очутился?

— Тебя доставил частный санитарный самолет, — ответил Чаз.

Я в отчаянии взглянул на профессора.

— А кто еще со мной был?

— Один молодой нейрохирург и медсестра.

— А девушки-итальянки там не было? — Я смотрел на него умоляюще. — Там должна была быть девушка! Со мной была Сильвия, я это точно помню. Красивая, темноволосая, рост примерно сто шестьдесят.

— Боюсь, на борту больше никого не было, — с категоричностью хирурга объявил Таммус.

Должно быть, меня здорово накачали лекарствами, потому что мне никак не удавалось донести до моих родных, что это дело крайней важности. В тот момент я даже не знал, жива ли Сильвия. При одной этой мысли у меня упало сердце.

— Чаз! — Я требовательно посмотрел на брата. — Как вы узнали, что я здесь?

— Нам позвонил один доктор из Милана. Он не вдавался в детали. Просто сообщил, что ты был ранен и отправлен самолетом в Цюрих, на операцию к одному из лучших нейрохирургов мира. Насколько я мог убедиться, это была чистая правда.

Тут в разговор опять вмешался профессор.

— Вы помните, что было до вашего ранения? — спросил он.

Я напрягся. Попытка припомнить совсем недавние события оказалась для моего мозга непомерным усилием. Однако я, вопреки напряжению, попытался взять штурмом крепость своей памяти и разбить ее каменные стены.

— Там были эти двое. Нет, трое. С автоматами. Хотели взять нас в плен. Они открыли огонь. Я отстреливался. Кажется, одного уложил. — Даже теперь мне была невыносима мысль о том, что я мог убить человека. Меня больше волновала судьба любимой женщины, и я воскликнул: — Когда на нас напали, со мной была Сильвия Далессандро! Кто-нибудь, в конце концов, скажет мне, что с ней?

Ответила мама. В ее голосе слышалось беспокойство:

— Мэтью, мы сами знаем только то, что тебе рассказал доктор. В Америке промелькнуло сообщение о том, что в Эритрее получил ранение американский врач. Ни о каких других пострадавших информации не было.

А брат добавил:

— Надо полагать, если речь идет о такой знаменитой фамилии, газеты написали бы что-нибудь вроде «Похищена богатая наследница».

Я не знал, что и думать.

— Но это невозможно! — взорвался я. — Не могла же она просто исчезнуть!

Мое отчаяние передаюсь окружающим. Родные начинали все больше тревожиться за меня. Каждый старался придумать способ меня успокоить.

— Может быть, доктору Пелетье что-то известно? — предположил Чаз. — Вообще-то он вчера звонил, и мы обещали дать ему знать, как только ты придешь в себя.

— Хорошая мысль! — обрадовался я. — Давай прямо сейчас с ним и свяжемся.

Чтобы дозвониться до Эритреи, пришлось потратить почти два часа, но наконец я услышал в трубке голос Франсуа. Он звучал так, словно пробивался через огромную толщу помех.

— Добро пожаловать в мир живых, Мэтью. Я рад, что ты снова с нами. Восхищаюсь твоей отвагой. Только я не понял: что на тебя нашло, что ты ударился в дешевый героизм?

— Кончай болтать. Сильвия жива? Она не погибла?

Он помялся, потом ничего не выражающим тоном произнес:

— Конечно, жива. Благодаря тебе. Она и привезла тебя назад.

— Тогда где она?

— Я правда не знаю, Мэтью, честное слово!

Хвала господу, подумал я. Женщина, на которой я собрался жениться, жива и невредима. Но почему она не здесь? Не со мной?

— А кто организовал мою транспортировку? — спросил я.

— Ну, я, — ответил он.

В своем беспомощном состоянии я и то понимал, что он что-то утаивает.

— А куда поехала Сильвия?

— Я думал, она с тобой, в Цюрихе. Последнее, что я видел, — как она держит тебя за руку, пока тебя загружают в вертолет.

— Какой еще вертолет?

— Да все из тех же, что работают на нефтяной платформе в Красном море. Ну, которые помогли нам перевезти медикаменты из аэропорта. Помнишь? Тебя взяли на борт, и Сильвия была с тобой. Слушай, старик, ты ведь ей жизнь спас!

— Франсуа, у тебя есть номер ее телефона в Милане?

— Есть. Только боюсь, он тебе ничего не даст.

Так, он что-то знает, но не хочет говорить.

Но что?

— Все равно дай его мне.

Я протянул трубку Чазу, и тот под диктовку Франсуа записал длинный ряд цифр. После этого я быстро попрощался и велел брату немедленно набрать этот номер.

Ответил глубокий мужской голос.

— Могу я поговорить с Сильвией Далессандро? — очень вежливо по-итальянски произнес я.

— Прошу меня извинить, сэр, — лаконично ответил он.

Черт, даже не спросишь, дома Сильвия или нет. Я собрал остатки сил и решил пойти ва-банк.

— А с синьором Далессандро можно поговорить?

— Простите?

— Послушайте, не валяйте дурака, — разозлился я. — Соедините меня со своим боссом. Дело касается его дочери, которой я спас жизнь.

Почему-то эти слова произвели впечатление. Меня попросили не вешать трубку. Через несколько мгновений к телефону подошел джентльмен, который говорил по-английски не хуже диктора Би-би-си.

— Добрый вечер, доктор Хиллер. Это синьор Далессандро. У меня нет слов, чтобы выразить вам благодарность за ваш поступок. И я очень рад слышать, что вы пошли на поправку. Я за вас очень беспокоился. Слава богу, теперь прогноз благоприятный.

Вот это да! Он, значит, следил за моим состоянием, но не удосужился снять трубку и лично меня поблагодарить? Внутренний голос подсказывал, что долго говорить мне не дадут, поэтому я сразу перешел к делу:

— А где Сильвия?

Его ответный выпад — ответом и не назовешь! — был гладок, как шелк.

— Мэтью, она была очень расстроена всем случившимся. Думаю, вы и сами это понимаете.

— А могу я с ней поговорить?

— Не думаю, что сейчас удобное для этого время.

Черт, какой менторский тон!

— Когда же, по-вашему, будет «удобное время»?

— Полагаю, в данный момент нам лучше прервать этот разговор, — вежливо, но твердо заявил он. — До свидания, доктор.

У меня было сильное предчувствие, что с семейством Далессандро я общаюсь в последний раз, поэтому я был полон решимости не класть трубку, а высказаться до конца.

— Черт побери, господин Далессандро, неужели вы не понимаете, что ради нее я убил человека?

Он даже не дрогнул. Ответ прозвучал с безукоризненной сдержанностью — и, кажется, вполне искренне:

— Мэтью, я по гроб жизни буду вам благодарен за то, что вы спасли жизнь моей дочери.

Он повесил трубку.

Я в отчаянии упал на подушку. И пожалел, что пуля, попавшая мне в голову, не сделала своего дела до конца.

13

«ДИНАСТИЧЕСКИЙ БРАК ОБЪЕДИНЯЕТ ДВА КРУПНЕЙШИХ ПРОМЫШЛЕННЫХ СЕМЕЙСТВА ИТАЛИИ

Милан, 4 августа 1978. Сегодня в Милане произошло знаменательное событие. Самый богатый жених Италии Никколо Ринальди, сорока одного года, сын и наследник владельца мультинационалъной корпорации «МЕТРО», соединил свою судьбу с доктором Сильвией Далессандро, двадцати пяти лет, дочерью председателя Совета директоров еще более крупного промышленного конгломерата «ФАМА».

Наблюдатели уже предсказывают, что этот брак неизбежно приведет к самому крупному корпоративному слиянию за всю историю итальянской промышленности.

Церемония бракосочетания прошла в узком кругу, с участием только самых близких друзей.

Невеста, уроженка Милана, получила образование в римско-католической школе Святого Варфоломея в Уилтшире, Англия, после чего закончила медицинский факультет Кембриджского университета. Молодая пара намерена жить в Милане».

Мама с Чазом поначалу пытались утаить от меня эту новость. Наивные! Они забыли, что весь мир хлебом не корми, дай посудачить о таком событии. Как в сказке про принцессу и принца. В клинике стояли телевизоры, и каждый телеканал счел своим долгом поведать о бракосочетании. Так что я видел этот репортаж бессчетное число раз и на всех мыслимых языках.

Следующие несколько недель мой рассудок балансировал между неверием и навязчивой идеей. Временами я молился о том, чтобы это оказался кошмарный сон. Вот я очнусь и к великому облегчению обнаружу, как обстоят дела в действительности.