Уильям Купер - Сцены провинциальной жизни

— Скорей всего, нет. — Я фыркнул. — Для торгового флота ты вполне натаскан по арифметике. Как, кстати сказать, и по некоторым другим основным дисциплинам.

В глазах страдальца блеснул озорной огонек и мгновенно погас.

— Не понимаешь ты, Джо.

— Что именно?

Стив сказал с неожиданной силой:

— Я хочу встречаться с женщинами.

— Такую возможность торговый флот тоже предоставляет. Во время стоянки в порту.

— Нет, я серьезно.

Я отвернулся. — Я так и понял. — Наступила долгая тишина, слышалась только птичья возня и щебет в ближних кустах. Стив пошевелился — вероятно, повернулся ко мне, чтобы лучше видеть выражение моего лица.

— Ты считаешь, что это глупости? Что ни говори, мне всего семнадцать.

— Нисколько не считаю. Не глупее того, что делают все кругом.

— Я хочу познакомиться с девушками.

Я кивнул головой.

— Ты небось думаешь, что это ограниченность и стремление к шаблону?

Я не сдержал улыбки.

— Да нет, Стив.

— Как временами хочется быть таким же, как все. До жути таким же.

— Боюсь, не обнаружишь ли ты, что это до жути пресно.

— В том-то и беда, Джо. Боюсь, что обнаружу.

— Так пусть это тебя не останавливает!

— Не остановит. Пускай пресно — я все равно хочу встречаться с девушками.

Я не это имел в виду, но предпочел не уточнять.

— И хорошо бы Том это усвоил.

Думаю, Том это усвоил вполне, раз пытался занять у Стива целых три вечера в неделю.

— Никак не заставлю себя поговорить с ним про это, Джо.

Я предвидел, что недалек тот день, когда он заставит себя, но промолчал.

Стив повернулся и лег грудью на калитку, вглядываясь в даль пастбища. Эта акция не осталась незамеченной: молодые бычки стали подходить ближе, истолковав ее как намерение угостить их чем-нибудь вкусненьким. Стив взял валун и покатил на них.

— Такое облегчение, что я тебе рассказал.

Непонятно, от чего облегчение — что рассказал про торговый флот, то есть насочинял, или что рассказал про свои юношеские горести, то есть сказал правду. Бывает, что люди получают большое облегчение, когда поверяют другому, неправду — Стив получал такое сколько раз.

Я сказал:

— Образуется — в жизни, знаешь, оно так всегда. Неизвестно, что я под этим подразумевал, но я давно убедился, что белиберда подобного рода звучит утешительно.

Стив сказал:

— Пожалуй, мне пора двигать. Есть в это время автобус? — Он посмотрел на меня взглядом беспомощного младенца.

— На столе лежит расписание. Ты знаешь где.

Теряя силы с каждым шагом, Стив побрел через дорогу и скрылся за дверью. Я погрузился в размышления. Я размышлял о Стиве с Томом, о нас с Миртл, о том, как все непросто, непрочно, непоправимо в человеческих отношениях.

Меня вывело из задумчивости явление Тома в автомобиле. Явление внезапное, шумное, непредвиденное, грозное.

— Ты не видел Стива?

— Видел. Он здесь.

— Где — здесь?

— В доме.

Том вылез из машины. Я как стоял, облокотясь на калитку, так и продолжал стоять. Лицо Тома предвещало бурю, слегка выпученные глаза метали молнии.

— Я так и знал, что застану его здесь.

Странно. С чего бы Тому разыскивать Стива в таком неподходящем месте — за городом? У меня шевельнулось подозрение, не подстроено ли это.

Том подошел и стал рядом, с видимым усилием напустив на себя беспечность. Он поправил галстук. Галстук был винного цвета — ошибка, на мой взгляд: при ярко-рыжей шевелюре: и багровой физиономии излишне вводить еще один оттенок красного.

— Хорош был день сегодня. — Том мельком взглянул на небо, где таяла лазурь под нежными перстами заката; мельком — на ряды живых изгородей, по которым, шевеля листву, пробегал вечерний ветерок. Да, мельком: ибо только я собрался произнести восторженную тираду во славу местной флоры, как он уже предложил:

— Ну что, пошли в дом? — И, как бы подчеркивая, что торопится в дом не затем, чтобы выяснить, что делает Стив, прибавил напыщенно и веско: — Я должен сделать важное сообщение.

Мы зашли в дом. Том воззрился на Стива. Стив украдкой теребил страницы автобусного расписания.

Том сел. Мы тоже сели.

— У меня для вас новость, — сказал Том. — Сегодня за ленчем я имел с главой нашей фирмы чрезвычайно полезную беседу относительно моего вступления в ОБЭ. С этим все улажено…

— Поздравляю, — перебил его я, думая, что это и есть важное сообщение.

— …и потому, — продолжал Том, — я точно назначил себе день отъезда в США. И только что заказал билеты. Я покидаю Англию пятнадцатого июня.

Мы со Стивом онемели; я — от изумления, Стив — от неожиданности. Том не отрываясь глядел на Стива.

Бессмысленно было прикидываться, будто эта новость не накалила атмосферу, и, когда я с шутливой непринужденностью уронил «Ну и ну!», это было сделано в надежде немного ее разрядить.

Стив не отрываясь глядел в пол. От Тома веяло силой и решительностью.

— Это большая ломка, — сказал Том, — но это необходимо. Слава богу, мы это делаем своевременно! — Он перевел взгляд на меня. — Роберт говорит, пора решать, когда ехать тебе.

Я кивнул. Признаться, во мне шевельнулось раздражение. По-моему, Том слишком нажимал на меня. Можно сколько угодно соглашаться с оценкой обстановки, но не так-то просто на этом основании переходить от слов к делу. От Тома не укрылось, что мое воодушевление идет на убыль.

Оттягивать дальше было бы крайне неразумно.

— Не спорю.

Убыль во мне воодушевления была вызвана не тем, что я изверился в нашей способности исторического предвидения. В нашу способность исторического предвидения я верил свято, поскольку она зиждилась на слове Роберта. Мне просто жаль было расставаться с Англией.

Мы с Томом обменялись мнениями о последних событиях в Европе. Этих мнений я здесь приводить не стану, из опасения, как бы вы не назвали нас с незаслуженной суровостью горе-пророками — будем считать, что я поступаюсь жизненной достоверностью во имя искусства. Одно могу сказать: эти мнения были далеко не безосновательны. Явите снисхождение тем, кто заблуждается в преддверии событий; это простительнее, чем твердить: «Я так и думал», когда они произошли.

Обмен мнениями был краток, ибо Том был всецело поглощен тем, как отзовется на его сообщение Стив. Я чувствовал себя неловко. Я был на сто процентов уверен, что теперь-то Стив не преминет пустить в ход свою байку насчет торгового флота. В комнате воцарилось тяжелое молчание. Я прервал его:

— Не хочет ли кто хересу?

Том с натянутой, преувеличенно любезной улыбкой изъявил такое желание. Стив передернул плечами. Пока я доставал бутылку из шкафа, Том просматривал мои письма — точнее, изучал конверты у меня на столе, верный стремлению познать человеческую натуру. Конверты я запечатал на всякий случай.

— Я вижу, ты написал мисс Иксигрек. — Том помолчал. — Конечно, я бы на твоем месте давным-давно съездил в Лондон с ней повидаться.

Я налил всем хересу, и мы поднесли рюмки к губам. Мы с Томом отпили по глотку; Стив даже не пригубил.

— Том, я завербовался в торговый флот.

Эффект был сокрушительный. То ли херес попал Тому не в то горло, то ли ярость кинулась в лицо, но он побагровел, как свекла.

— Что такое? — крикнул он, брызжа слюной. Он вскочил. — Ах ты щенок безмозглый! — Он шагнул к Стиву, и Стив испуганно сморщился, как будто ждал, что Том его ударит. Стив был выше ростом, но Том был, безусловно, сильнее. — Выкладывай по порядку, что ты натворил!

— Записался в торговый флот.

— Подробности! — гремел Том. — Мне нужны подробности!

Я сказал уже, что на лице у Стива был написан испуг — да, был, и в то же время у меня определенно создалось впечатление, что он наслаждается происходящим.

— Когда? — допытывался Том. — Где?

Стив отвечал — небрежно, слегка вызывающе, не смотря на свой показной испуг. Глазки у него поблескивали лениво и хитро. Том выходил из себя, и мне вдруг сделалось жаль его. Я пожалел бы его еще больше, если бы верил, что в словах Стива есть хоть доля правды.

— Это нужно остановить, и немедленно!

— Поздно, Том.

— Я тебя выкуплю!

Стив оторопел. Он уже сам готов был поверить, что нанялся во флот, раз этому поверил Том, и принимал всерьез речи Тома, как Том — его речи.

— Я тебя выкуплю! — повторил Том. — Ты несовершеннолетний.

— А деньги? — с мукой в голосе спросил Стив.

Том огляделся.

— Может быть, еще не поздно поехать и немедленно аннулировать твою подпись.

Видно, он разбирался в юридической стороне вопроса немногим лучше меня. Он взял Стива за плечо.

— Прямо сейчас ехать? — с ужасом спросил Стив.

— Разумеется.

— Но я не хочу.

— Ты что, не видишь, балбес, чем это чревато? — Том свирепо выкатил на него глаза и раздельно, внятно, как капрал рядовому, пояснил: — Если не начнется война, я уеду в Америку. А если начнется — ты уйдешь в море. В любом случае нас ждет разлука навсегда!

На роже Стива под внешним налетом скорби обозначилась каменная невозмутимость.

— Навсегда, понимаешь? — загремел Том.

Бедный Том, думал я. Я предвидел, что объяснение может затянуться надолго: Стив сидел, с удобством развалясь на стуле, а Тому была неведома усталость.

Улучив минуту затишья, я рассудительно вставил:

— Вероятно, делу не поздно дать обратный ход, если действовать, не тратя время попусту. — Я знал, что Том не способен устоять против призыва к действию, и видел в нем средство спровадить их обоих с дачи в город.

— Совершенно верно. — Том схватил Стива за руку и потянул со стула.

— Только не сейчас, Том. Сегодня мы опоздали. Все закрыто. Сейчас ехать нельзя. Я не хочу.

— Едем!

Стива насильно оторвали от стула.

— Дай хоть сперва херес допью! — взмолился он.

Том не слушал. Стива оторвали и от хереса. «И поделом тебе, негодный мальчишка!» — подумал я. Том втащил его в автомобиль и нажал на стартер.

Из автомобильного нутра вырвался непонятный лязг, и больше ни звука.

Автомобиль не заводился.

Том пробовал снова и снова. Он вылез и поднял капот. Потом опять сел в машину. Срывающееся дребезжанье — и вечная гробовая тишина. Стив, нахохлясь, молча сидел в машине. Том, пыша энергией и багровым румянцем, действовал: то брался крутить ручку, то расхаживал взад-вперед. Я бездействовал: может быть, в редких случаях я мнил себя ученым, но на звание механика не претендовал никогда.

Том проворчал: — Не заводится, холера, — хотя это и так было ясно.

И тут нам обоим одновременно пришла в голову та же мысль.

— Придется остаться до утра, — властно произнес Том.

Я собрался было сказать, что им еще не поздно на последний автобус, но вспомнил, что времени у Тома осталось всего до 15 июня — я ни минуты не сомневался, что 15 июня он уедет навсегда. «Кто я такой, — спросил я себя, — чтобы мешать горемыке потешить душеньку последний месяц?» Тем более что я ждал завтра Миртл только во второй половине дня.

— Хорошо, — сказал я. — Я хотел сегодня попозже еще наведаться в трактир.

Том кивнул.

— А мы пока пойдем погуляем. — Он оглянулся. А ну, Стив, ступай надень пиджак.

Стив нехотя выполз из машины, скрылся в доме и вышел уже в пиджаке. Том не спускал с него глаз. Они зашагали по проселку. Голос Тома, удаляясь, набирал силу. Объяснение продолжалось.

Я вернулся в дом и налил себе еще рюмку хереса, и обратил внимание, что рюмка Стива стоит порожняя — за те несколько секунд, когда Стив заходил за пиджаком, он не забыл опрокинуть рюмочку. Ну как тут было удержаться от улыбки!

Болшоу с супругой пригласили меня к ужину. Но раньше я предусмотрительно назначил свидание Миртл. Интерлюдия у нас кончилась. Ее сменило то же положение, что и прежде, с той разницей, что теперь оно стало еще тягостнее.

Улица, на которой жила Миртл, вела к парку. Едва я ступил на нее — а я немного опаздывал, — как тотчас увидел Миртл, которая, по-видимому, уже уходила, направляясь куда-то по своим делам. Вечер стоял светлый, и я еще издали определил, что она снова впала в глубокое уныние. В последние дни лицо у нее все больше вытягивалось. Я, наверное, холодная, бесчувственная свинья, но я окрестил это выражение «царевна-несмеяна». Ей-богу, она сгущала краски. Я искренне огорчался и — уж так я устроен, грешный человек, — слегка раздражался, что должен терпеть угрызения совести. Я ласково поцеловал ее.