— Ремни, — проговорила Наора, и Лара кивнула ей. Вместе они принялись развязывать священные узлы.

— Бесполезно, — с трудом прошептала царица, — никакие приспособления, никакие священнодействия не облегчат этих родов.

Рука Пасифаи дотронулась до руки Лары и сжала так, что у той потекли слезы из глаз.

— Вытяни ребенка, — потребовала царица; от напряжения ее глаза вылезали из орбит.

— Я не могу.

— Ты должна это сделать. Роды затянулись по твоей вине. Это все из-за тебя и твоего проклятия.

Ика вспомнила, как эта женщина сама требовала проклясть Миноса и его потомство.

Лара собралась с духом.

— Мы поможем ребенку родиться, — сказала она решительно. — Не бойтесь, моя госпожа, совсем скоро вы будете баюкать его в своих руках.

Сказав это, Лара подошла к ее раздвинутым ногам и погрузила руку в утробу. Напевая про себя, словно убаюкивая ребенка, она старалась придать его телу верное положение. Осознав размеры плода, Лара стала молиться. Голова его была слишком большой, чтобы пройти через узкий родовой канал.

Царица вскрикнула, и очередная схватка пододвинула ребенка ближе. Лара покрылась холодным потом: если она быстро не вытащит его, ребенок может умереть, так и не начав дышать. Она должна действовать очень решительно.

Лара потащила плод на себя, не обращая внимания на выражение ужаса на лице Наоры и на крики, разносившиеся эхом по всей пещере. Время замедлило свой ход. Она почувствовала ступни, ноги ребенка, но плечи освободить никак не удавалось.

В отчаянии Лара приказала жрицам навалиться на живот Пасифаи. Те молча выполнили приказание, и, пронзительно крикнув, Пасифая разродилась; ее сына выбросило прямо в руки Лары.

Ребенок закричал ужасным криком. Если раньше жрицы были просто бледны, то, увидев искаженное тело новорожденного, они стали белее погребальных одежд.

Ика догадалась об их мыслях: «Что скажет царь, когда увидит своего сына?»

Все на Крите знали, с каким нетерпением царь ожидает появление наследника.

Крикнув, чтобы они следили за царицей, Лара перерезала пуповину. Осматривая новорожденного, она боролась с приступами душевного смятения. Вся его левая половина была вытянута вверх, словно он все еще пытался удержаться во чреве. Связки были растянуты, некоторые кости вывихнуты, вероятно, даже сломаны.

Но она обладала искусством исцеления. Возможно, не все еще потеряно, и она спасет его. Для этого требуется время, удача и терпение.

Но Рок ей их не предоставил.

Желая взглянуть на сына, в пещеру ворвался Минос, и его рев был ужаснее всех криков царицы.

Жрицы в страхе прижались к стенам, стараясь не попасться ему на глаза, и Лара оказалась одна возле царицы.

Минос повернулся к ней, гнев его был страшен. Выхватив ребенка из ее рук, он вглядывался в сына с отвращением.

— Ты! — крикнул он, показывая ей ребенка. — Видишь, что ты наделала, вмешавшись не в свое дело? Ты предательница!

Лара вздрогнула от боли. Ика почувствовала удар, словно пощечина досталась ей. Все ее тело дрожало.

Положив ребенка на грудь своей жене, он ткнул пальцем по направлению к выходу из пещеры.

— Вон! — крикнул он. — Убирайся отсюда, пока я тебя не убил.

Шагнув назад, Лара повернулась и побежала к выходу, но вдруг кто-то крепко схватил ее.

— Дори, в чем дело?

Ика поняла, что никуда больше не бежит и что Туза держит ее. Видение исчезло.

— Здесь нельзя жить, — сказал он тихо, — это священная пещера царицы.

— Я знаю.

Взглянув на пустой стол, она не смогла удержаться и снова задрожала. Страх Лары все еще оставался в ней.

— Я видела. Рождение.

Туза проследил за ее взглядом.

— Минотавра?

Ика кивнула, смутно сознавая какую-то непоследовательность в разговоре — слишком быстро Туза догадался, о чем идет речь.

— Лара не виновата. Она хотела помочь, вылечить его.

— Я знаю, — Туза говорил шепотом, словно оказывая почтение духам прошлого. — Моя мать была с ней той ночью, она была кормилицей. Она рассказывала, что Лара потом прибежала к ней, желая помочь, но было уже поздно. Минос приказал оградить сына от посторонних. Лара не могла добраться до него.

— Что же это за человек такой, Туза, который запирает собственного ребенка? Я видела его, несчастного младенца. Он не так уж был и уродлив. Не более, чем…

Перед ней вдруг возник ее спаситель, одна сторона которого была вполне нормальной и даже красивой, а другая, левая, оставалась вытянутой вверх.

— Поосторожнее высказывайся о царе, — строго сказал Туза, прежде чем Ика успела закончить фразу.

— Но…

— Я говорю тебе, будь осторожна, — настоятельно повторил он, взяв ее под руку и ведя к выходу, — если не хочешь привлечь внимания к себе и своему греческому великану.

Подумав о том, что Минос может сделать с Язоном, Ика решила не высказывать вслух своей догадки. Если ее спаситель действительно Минотавр…

— Ну вот и твой подопечный нас ожидает, — сказал Туза, помогая ей выбраться из пещеры.

Язон, прихрамывая, подошел к ним.

— Все в порядке? — спросил он с беспокойством. — Ты такая бледная.

Ика отбросила тревоги и улыбнулась, не желая тревожить его.

— Все хорошо. Эта пещера… она такая темная… Я просто немного испугалась.

Язон вопросительно посмотрел на Тузу. Тот был мастер скрывать правду и, отпустив ее руку, указал налево.

— Я только что сказал Дори, что обнаружил прекрасную пещеру возле моря. Пойдемте, я покажу.

Туза направился в ту сторону, и Ика последовала было за ним, но Язон задержал ее и пристально посмотрел ей в лицо. Он ничего не сказал, но в его глазах она увидела подозрение.

— Вы идете? — спросил Туза, выйдя на тропинку.

Язон что-то пробормотал и отпустил ее руку.

— Потом поговорим, — сказал он, тоже выходя на тропинку.

Ика озадаченно смотрела на него, потом оглянулась на таинственную пещеру. О чем он хочет поговорить? Она не знала, как объяснить ему свои видения, ведь она и сама их почти не понимает.

Язон сидел на подстилке, ожидая, когда Дори закончит умываться; он подозревал, что она намеренно долго не возвращается. Наверняка она думает, что он уже не будет задавать вопросов: он слаб и устал после долгого пути, ковыляя за ней со своей палкой.

По-настоящему Язон устал от ожидания. Схватив палку, он напряг мускулы. Если Дори собирается уйти от него к Тузе, он узнает это.

Ика сидела на выступе возле пещеры, прислонившись к камню спиной; луна освещала ее лицо, а сама она смотрела на море. Его сердце сжалось при виде ее — такой маленькой, потерянной, одинокой. Язону захотелось обнять ее, укрыть, защитить.

— Ты любишь его? — спросил он; хриплый голос выдавал его волнение.

Ика посмотрела на него с замешательством.

— Что?

— Твоего Тузу. Я должен знать, хочешь ли ты уйти к нему.

Она посмотрела так изумленно, что он побоялся, как бы она ни рассмеялась ему в лицо.

— О, Язон, нет, этого не может быть никогда. Он мне друг, почти как брат.

— Он надеется на иное. Я видел, как он на тебя смотрел.

Она отвернулась, и Язон понял, что она знает об этом.

— Он тебя принуждал? — спросил он, подвинувшись ближе.

— Туза? Конечно, нет.

— В той пещере тебя что-то расстроило.

Она смотрела вперед, делая вид, что с интересом разглядывает море.

— Ты многого не понимаешь. И я не могу объяснить.

Он отодвинулся.

— Бедный, глупый Язон. Так вы оба говорите? Как он, бедный, поймет запутанные дворцовые интриги, когда он даже имени своего не помнит?

— Нет, вовсе не так.

Она обхватила колени руками. Язон подумал, что поступает неправильно. Мгновение назад он хотел только защищать ее, а теперь злится и жалуется на нее, как избалованный ребенок. Сжав палку, он сполз вниз и сел совсем рядом с ней.

— Извини. Но ведь нелегко смотреть на происходящее и ничего не понимать. Я чувствую себя беспомощным, и мне это не нравится. Разве ты не понимаешь? Ты — единственная моя связь с миром. Когда ты уйдешь, мне придется остаться ни с чем, и сам я буду ничем.

Она снова отвела взгляд на море.

— Я не собираюсь оставлять тебя.

— Тогда поговори со мной. Поделись своими сведениями.

— О чем ты хочешь узнать?

— Для начала объясни мне твои постоянные отлучки с Тузой. Он сказал, что теперь будет чаще уводить тебя, но куда? — Язон был сам себе противен из-за испытываемых подозрений и ревности.

— Я думала, ты понимаешь, — сказала она, удивленная вопросом. — Мне нужно тренироваться, ведь меня выбрали для танца на арене. Это большая честь для гречанки, которая провела почти всю свою жизнь на рыбацком корабле.

— Воительница, танцовщица, морячка. Немало для девушки.

Легкая улыбка проскользнула по ее лицу.

— Не знаю. Иногда я кажусь себе кораблем, который волны швыряют по морю. И что бы со мной ни случалось, из всего приходится извлекать выгоду.

Ика говорила это шутливым тоном.

— Меня привезли сюда как рабыню, — продолжала она, — но Туза Помог мне, представив как подругу-критянку. Он сказал, что мое упорство и цвет кожи помогут мне добиться успеха, какой никогда еще не выпадал на долю греков.

— И ты чувствуешь себя в долгу перед ним?

Она, казалось, не замечала горечи в его голосе.

— В какой-то степени да, но мне кажется, я бы и без его помощи стала танцовщицей, такова моя судьба. Иногда я не могу отделаться от мысли, что та богиня, которую они зовут Матерью, что-то хочет от меня.

Ика смотрела куда-то в даль и продолжала:

— Насчет того, что произошло в пещере, я думаю… это тоже связано с богиней. Я не хотела лгать тебе, Язон. Я и сама мало что понимаю.

— Расскажи мне об этом, возможно, я помогу тебе.

— Да нет, ты подумаешь, что я потеряла рассудок.

— Я? — он постучал пальцем по голове. — Кто я такой, чтобы так думать?

Она слабо улыбнулась.

— Дело в том, что меня посещают видения. Видения прошедших событий. — Ика сглотнула и продолжала. — И вот сегодня в пещере я видела рождение того, кого я уже встречала здесь и кому доверяла.

— А теперь не доверяешь? — спросил он, услышав прошедшее время.

— Туза говорит, что никому не следует доверять. Здесь, в Кноссе, все не так, как кажется.

— Но я ведь не такой, — он коснулся рукой ее подбородка, чтобы придать убедительность своим словам. — Мне ты можешь верить.

Она посмотрела на него, затем улыбнулась такому простодушию.

— Я знаю, ты на самом деле так думаешь, но ведь у тебя была когда-то другая жизнь. Пока ты всего не вспомнишь, ты не можешь ничего утверждать.

Язон отпустил ее подбородок, поняв смысл ее слов. Действительно, если его сон говорил правду и его отец действительно был царем, то он мог быть вполне помолвлен с другой, а может быть, уже и женат. Непросто нарушить царский обет.

С беспокойством он подумал о золотоволосой женщине из его снов, которую звали Ика.

— Ты сказала, что видела меня на арене, — сказал он. — И конечно, там упоминалось, откуда я, из какого рода. Я же должен быть откуда-то.

Ика отвечала медленно, с неохотой.

— Никто не знал, откуда ты и где был, прежде чем стать начальником царской охраны на Мессалоне.

— Мессалона? — в его сознании промелькнули цвета — красный и черный. — Скажи, была ли со мной женщина? С золотыми волосами, по имени Ика?

— Нет, — ответила она быстро. — Я не знаю никакую Ику с золотыми волосами. А почему ты спрашиваешь?

— Каждую ночь она проникает в мои сны. Лицо ее неясно, и кроме того, что ее зовут Ика, я ничего не знаю. Но я уверен, если бы мне удалось ее найти, она рассказала бы о моем прошлом.

— Может быть, — отвечала она упавшим голосом. — Но она могла бы причинить тебе еще большую боль.

Ужасно — каждый раз, как он вспоминает об этой загадочной Ике, у него начиналась головная боль.

— О, Язон, почему бы нам не забыть об окружающем мире? — спросила она неожиданно с мольбой в голосе. — Почему бы просто не побыть наедине, здесь, сейчас?

Он взял ее руку в свою и поцеловал кончики пальцев.

— Сегодня ночью никого не будет, только я и ты, Дори. И наш новый дом.

Ее улыбка росла, согревая его.

— Зачем мы зря теряем время?

— Идем, — сказал он, сжимая ее руку и пытаясь встать, — не будем терять времени.


При приближении царя Дафна едва могла сдерживать волнение. Минос такой сильный, мужественный, а она так долго лишена мужского внимания. Был, правда, Сарпедон, но он ведет себя как брюзжащая мать. А Миносу достаточно посмотреть на женщину, и она начинает таять под его взглядом.