В общем, Климу удалось кое-как отшутиться и отвертеться. Друзья, уже далеко не трезвые, продолжили предаваться милым человеческим слабостям. На лужайке перед бассейном, да и в самом бассейне, воцарился прежний жизнеутверждающий бедлам. Даже вредная Дашка от Клима отстала, лишь изредка одаривала презрительными взглядами. Да что ему, двадцатидвухлетнему зубру, взгляды какой-то малолетней вертихвостки…

Реализуя свою программу-максимум на сегодняшнюю ночь, Клим не заметил, как увлекся. Хорошим коньяком легко увлечься. Именно увлечься, а не бездумно напиться. Теперь парню было по-настоящему хорошо, и звезды на черном бархате неба горели ослепительно ярко, и хотелось слагать вирши в честь их загадочной красоты.

Он еще долго сидел бы вот так, подставив лицо лунному свету, если бы не гости. Гости, которые начали расслабляться на пару часов раньше, чем он, устали. Гости хотели спать. Самые стойкие и самые благоразумные разбрелись по дому в поисках места для ночлега. Самые слабые и невоздержанные, в лице Димона и Кушнерева, трогательно обнявшись, уснули прямо под столом. Их заливистый храп вносил диссонанс в лирическое настроение Клима, мешал «единению с космосом»…


…В его комнате было не так чтобы очень темно – полная луна заглядывала в окно, ее свет с успехом восполнял недостаток освещения, – но Клим в своем нынешнем лирическом настроении не заметил лежавшую на кровати женщину. А когда заметил, чертовски удивился.

Нет, он еще помнил, что привел в свой дом девчонку-подкидыша. Помнил, как говорил ей: «чувствуй себя как дома», но сейчас в его постели спала совершенно другая девушка. У этой девушки были такие ноги, что просто – ах! И позвоночник ее изгибался волнительно и призывно. И на пояснице с чувственными ямочками дерзко красовалось клеймо в виде трилистника. А на ягодицы, логическое продолжение ног и поясницы, Клим, не отрываясь, смотрел бы целую вечность. Что это? Судьба решила явить ему свою милость, заменила неуклюжую лягушку на царевну?

Клим скользнул взглядом вверх по позвоночнику, рассчитывая насладиться видом девичьей спины, но спину коварно прикрывала его собственная рубашка, измятая, несколько раз перекрученная вокруг тонкой талии. Он даже застонал от досады. Кажется, судьба решила его подразнить, спрятать от глаз все самое интересное.

А он не отступится!

Нет, теперь, когда он увидел эти ямочки и это немыслимое клеймо, он просто перестанет себя уважать, если остановится на полпути и не узнает, насколько хорошо все остальное…

Его судьба спала очень крепко. Или притворялась, что спит. У судьбы были по-детски острые лопатки и трогательная впадинка у основания шеи. Было невыносимо хорошо касаться губами этой впадинки и вдыхать тонкий аромат чуть влажных волос. Он и не догадывался, что на женском теле есть такие целомудренные и одновременно магнетически чувственные места.

Наверное, совершая свои чудесные топографические открытия, Клим увлекся. Потому что его судьба нетерпеливо повела плечом и сделала попытку проснуться: перевернулась на спину, открыла глаза. Глаза были сонными и очень красивыми. В обманчивом лунном свете они казались антрацитово-черными. От дневной легкомысленной синевы не осталось и следа. И лицо оказалось красивое. Из-за чуть раскосых глаз, из-за высоких скул и слишком бледной кожи красота эта не была канонической. Чтобы ее увидеть и оценить, нужен мерцающий лунный свет.

Кажется, судьба решила, что он ей снится – улыбнулась ему чуть удивленно и закрыла глаза. Клим усмехнулся – у него есть пара способов доказать свою реальность этой спящей красавице. И он намерен использовать их все, по очереди…


Ей снился Клим. Клим шептал какие-то смешные глупости и лез с поцелуями. Сон был очень интересный и очень романтичный. Ей никогда раньше не снилось ничего подобного. И щекочущее кожу горячее дыхание, и соль поцелуев, и тяжесть чужого тела, и боль… разве во сне бывает больно?..


Его судьба проснулась окончательно. Еще бы она не проснулась, в самый кульминационный момент! Она же красавица спящая, а не мертвая…

Она проснулась, и ей что-то не понравилось. Но Климу уже было недосуг разбираться, почему девушка кричит и царапается. Может, от избытка чувств… так бывает, он знает. В любом случае он уже не сможет остановиться, чтобы поподробнее расспросить свою строптивую судьбу о причинах ее недовольства. Спросит потом…


Алиса знала, что такое бывает. Она даже знала, как это называется. Но, оказывается, она не знала главного – для этого согласия женщины не требуется. Даже если ей тяжело, и больно, и нечем дышать…

Вот он, оказывается, какой, другой мир, – жестокий и равнодушный. А она, дура, так старалась стать его частью…


Ух, как хорошо! Он, матерый двадцатидвухлетний зубр, понятия не имел, что может быть так хорошо. Все-таки он баловень судьбы. Этой ночью судьба не поскупилась на сюрпризы и чудесные превращения. Клим счастливо улыбнулся, перекатился на бок, посмотрел на девчонку.

Она лежала на спине, бездумным взглядом уставившись на лунные узоры на потолке. Теперь, когда он мог не торопиться и позволить себе роскошь рассмотреть ее во всех подробностях, она не казалась ему такой уж волшебно-чувственной. Самая обыкновенная девчонка, просто с высоким потенциалом. Когда-нибудь, если она достанется опытному мужчине, из нее может выйти толк, такого рода магнетизм дорого стоит. Но это в обозримом будущем, а пока – это самая обычная девчонка.

Наверное, нужно было ей что-нибудь сказать, хотя бы «спасибо», но Клим не стал, почувствовал, что ей не нужна его благодарность. Вместо «спасибо» он сказал «спокойной ночи», а она даже не кивнула в ответ, лежала, забросив руки за голову, разглядывала лунные узоры. Она выглядела так, словно ее только что посетило озарение, не слишком приятное, но очень важное. В этот момент Клим понял, что ошибся, потенциал у нее намного выше, чем ему показалось сначала. Ему вдруг захотелось стать тем самым «опытным мужчиной», узнать, а как оно, когда на полную катушку, со стопроцентной отдачей. Но шестое чувство шепнуло – «не сейчас, может быть, утром».

Утром так утром. Он поговорит с этой… черт, он ведь до сих пор не знает, как ее зовут, – завтра, предложит ей что-то вроде покровительства. А пока нужно поспать, уже светает…


Хорошо, что он оставил ее в покое. Если бы он полез с разговорами или, не дай бог, с ласками, Алиса бы не выдержала, сорвалась в истерику. А ей не хотелось, чтобы он запомнил ее вот такой: слабой, рыдающей над своей загубленной девичьей честью. Что уж теперь? Сделанного не вернешь. Кажется, он уснул… Хорошо…

Рубашка сильно измялась, ее бы погладить, да нечем. Алиса аккуратно повесила ее на бортик ванны. Ее собственная одежда была еще чуть влажной, но теперь это уже не имело никакого значения. Девушка вышла на веранду, посмотрела на загорающийся красным горизонт. Скоро наступит утро, и все узнают о том, что она сделала, о том, что с ней сделали. Обязательно узнают, это уже отпечаталось на ее лице, въелось в кожу…

– …Надеюсь, ему понравилось, – послышался насмешливый голос.

Алиса вздрогнула, обернулась – в плетеном кресле, забросив ногу за ногу, сидела Даша.

– Ты о чем? – От смущения язык стал сухим и неповоротливым.

Даша закурила, сказала с непонятной горечью:

– Да все о том же. Климу понравилось… быть с тобой?

– Тебя это не касается.

Даша согласно кивнула:

– Он говорил, что ты уродина, долго не желал соглашаться.

– На что соглашаться? – Алиса не хотела спрашивать, но все равно спросила.

Даша ответила не сразу, выпустила колечко дыма, понаблюдала, как оно растворилось в предрассветном тумане.

– Не бери в голову. – Она небрежно махнула рукой. – Просто подружка Клима заболела, и мы поспорили, что он заменит ее первой встречной. Вернее, пятой встречной, любит наш Климушка цифру пять! Ну вот. – Даша сделала драматическую паузу. – Пятой, к его ужасу, оказалась ты. Да ты не переживай. Судя по всему, для него внешность партнерши не имеет решающего значения.

– Какой партнерши? – спросила Алиса шепотом.

– Сексуальной. Какой же еще? – Даша глубоко затянулась и зашлась кашлем.

Все нормально… Все хорошо. Алиса как-нибудь с этим справится. Девушка потерла виски. Вот она, плата за право узнать, какой он на самом деле, другой мир. Ну и что, что плата слишком велика? Что уж теперь?..

Даша перестала кашлять, достала что-то из кармана джинсов, протянула ей.

– Вот, бери.

– Что это?

– Это деньги, Клим попросил тебе передать. Да бери, бери. Тут сто баксов. На пластическую операцию не хватит, но зато сможешь купить себе какую-нибудь приличную шмотку.

Алиса взяла купюру, повертела в руках, спросила срывающимся от унижения и обиды голосом:

– Почему он сам их не отдал?

– Ну, кто ж его знает? – Даша развела руками. – Может, постеснялся. Он же у нас парень с принципами.

– Да, я понимаю. – Стодолларовая бумажка жгла ладонь огнем, Алиса сунула деньги в карман.

– Хорошо, что понимаешь. – Даша покровительственно улыбнулась. – И вот еще что: езжай-ка ты домой, пока все спят. А то остальные в курсе этой дурацкой затеи. Еще начнут с расспросами приставать. Тебе, наверное, неприятно будет. Тут метрах в трехстах от дома, возле продовольственного магазина, бомбилы кучкуются…

Дальше Алиса не слушала, смотрела на зарождавшийся в небе рассвет и ни о чем не думала. В голове было пусто – спасибо тебе, Господи!

Ворота ей открыл заспанный, ко всему равнодушный охранник. Даже не поинтересовался, куда это она собралась в такую рань. А может, охранник тоже в курсе?..

К магазину Алиса не пошла, направилась к речке. Походила по берегу, посмотрела на стлавшуюся над водой сизую дымку. Зря Клим ее спас. Лучше бы не спасал, не пришлось бы сейчас примеряться, выискивать место поглубже, чтобы уж наверняка…

Ее спугнули рыбаки: не станешь же сводить счеты с жизнью на глазах у посторонних? И вообще, это не выход, это трусость и душевная слабость. Не дождутся! Кто конкретно не дождется, Алиса не знала, но именно эта острая и злая мысль выдернула ее из вязкого мира разбитых иллюзий и душевных терзаний.

На пятачке перед магазином стоял лишь один потрепанный «жигуленок». Остальные таксисты, наверное, еще спали. Да и про хозяина этой машинки ничего нельзя было сказать наверняка, может, он тоже спит.

Алиса присела на самый край покрытой росой скамейки, приготовилась ждать.

– Эй, красотуля! Мы едем или просто отдыхаем?

Алиса подняла голову – прямо перед ней стояла высокая, очень худая женщина в джинсах и растянутом свитере. Женщина курила и рассматривала ее с ленивым интересом.

– Наверное, мы едем. – Алиса нашарила в кармане стодолларовую бумажку, протянула таксистке. – Этого хватит?

Женщина заграбастала купюру, сказала весело:

– Это, красотуля, зависит от того, куда ты хочешь попасть.

– Мне бы в Москву.

– Ну, тогда хватит, и еще останется. – Женщина погасила сигарету, махнула рукой: – Ну, что сидишь? Поехали!

В машине было тепло, намного теплее, чем на улице, пахло дешевыми духами и дешевыми же сигаретами.

– Давай знакомиться, что ли, путь-то неблизкий. – Таксистка протянула узкую, смуглую ладонь. – Я Зинаида, но лучше просто Зинон.

– Алиса. – Она пожала протянутую руку, вымученно улыбнулась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось тишины, но ее новая знакомая, похоже, тишины не признавала. Она включила мотор, посмотрела на Алису угольно-черными, азиатского разреза глазами, спросила:

– С дачи едешь?

Алиса молча кивнула.

– Хорошо отдыхалось?

– Лучше не придумаешь. – Она вспомнила, как ей отдыхалось, и громко всхлипнула. Так долго и старательно сдерживаемые слезы неожиданно вырвались наружу. Она ревела, а Зинон молчала, давала ей возможность выплакаться.

Слезы закончились быстро, оставив во рту противный металлический привкус. Алиса вытерла лицо рукавом джинсовки, виновато посмотрела на таксистку. Та прикурила новую сигарету, спросила со странной смесью раздражения и участия:

– Выревелась?

Алиса кивнула.

– Тогда рассказывай.

– Что рассказывать?

– Все по порядку. Я по первой профессии психолог. – Зинон иронично усмехнулась, выпустила струйку дыма. – А по второй – таксистка. А таксисты, они все равно что исповедники. Рассказывай, не бойся. Сама увидишь – легче станет.

И Алиса вдруг доверилась этой странной женщине с грубоватыми манерами, дурными привычками и психологическим образованием, рассказала все: и о приглашении на дачу, и о бассейне, и о Климе, и о своем грехопадении, и о том, что она оказалась той самой дурой под пятым номером.

– А вот этим, – она кивнула на лежавшую на приборной панели сотню, – он со мной расплатился, когда все закончилось.

Зинон покосилась на деньги, коротко кивнула.

– То, что баксы взяла, одобряю. Не хрен тут гордость демонстрировать. Сейчас жизнь такая: или ты ее, или она тебя. А вот все остальное… Знаешь, красотуля, я бы этого так не оставляла, я бы с этими ублюдочными разобралась.