Зубы мужчины смыкаются на затвердевшем, проступающем сквозь кружево соске, заставляя судорожно втянуть воздух сквозь зубы и мстительно скользнуть, буквально кончиками пальцев, по натянутой ткани боксеров. Почувствовать, как он инстинктивно подаётся вперёд, улыбнуться победно, ровно на секунду, пока уже его пальцы не проберутся под ткань моих трусиков.

Стон вырывается непроизвольно и звучит слишком громко в звенящей тишине спальни, но я никогда не умела быть тихой, а в этот раз не стоит и пытаться, слишком велики эмоции и чувства, даже сейчас. А уж когда меня избавляют и от белья, оставив одни чулки и цепочку на шее…

Это слишком. Слишком много всего и сразу. Много меня, его, и нас вместе тоже много. Кожа к коже, губы к губам и влажные волосы, прилившие к шее, пока Илья перебирает пальцами, играет с моим телом словно на музыкальном инструменте. Что и говорить, он точно знает, какие клавиши стоит нажать.

Этого мало. Слишком мало и хочется большего, стань одним целым, пробраться ему под кожу да так и остаться там, хотя бы на эти минуты. И я тяну «пожа-алуйста» так, словно от этого зависит жизнь. Или смерть. Моя маленькая смерть.

Шелест фольги на несколько секунд вырывает из небытия, а затем, спустя мгновение дискомфорта, возвращает обратно. Туда, где нет ни времени, ни горизонтали кровати, только два тела, сплетённые в одно. Напряжённые предплечья, за которые я хватаюсь, в попытке удержать себя на краю этого безумия. Платина волос, особенно светлых в неверном свете. Угол скул, которые я выцеловываю в тот момент, когда Илья даёт такую возможность.

Но всё больше сам, и целует, и двигается ровно в том темпе, не медленнее и не быстрее, что надо, и убирает упавшую на лицо, мешающуюся прядь, таким жестом, что просто плакать хочется от его нежности.

В какой-то момент я оказываюсь сверху, а сам мужчина — сидящим, облокотившись на спинку кровати. Это неловко, никогда не понимала, как вести себя в этой позе, но Илья не даёт стушеваться, а помогает и направляет, задаёт ритм, обхватив ладонями бёдра. Я даже начинаю понимать всю прелесть своего положения, вот эту мифическую, но такую реальную сейчас доминантность, сладкую и вкусную, прямо как его губы. А когда он передвигает одну руку между нашими телами…

Телепат, точно говорю. Ему хватает пары секунд для понимания, как и где следует дотронуться, чтобы добить меня окончательно. А ещё спустя несколько я осознаю — всё, надолго меня не хватит. Вообще хоть на сколь-нибудь не хватит, потому что это предел. Моих возможностей и возможностей тела, так долго мечтавшего о разрядке.

Я подаюсь вперёд, уткнувшись лицом ему в плечо, немного неудобно, но на хрен его сейчас, это удобство. Только бы не останавливался.

Пожалуйста…

Пожалуйста…

Пожа…

Меня скручивает в первых спазмах оргазма, но мужчина продолжает двигаться, делая его ещё острее, продлевая чудеснейшую из агоний. А стоит только расслабиться слегка, разжать судорожно сцепившиеся, непонятно когда, руки на его плечах, движения становятся активнее, почти грубее. И Илья следует за мной, стиснув талию в тисках и простонав на ухо нечто весьма некультурное, но сейчас прозвучавшее признанием совершенной обалденности произошедшего.


— Ну, Илюш, мне правда-правда нужно съездить домой, — канючу я, сидя на стуле в его футболке поверх белья и притянув ноги к груди.

Данный элемент гардероба мне вручили ещё вчера, на ворчание «голая спать не буду», и на ночь он заменил ночнушку, а утром сошёл за платье. Мини-платье, если быть точной, так как мужчина явно выбирал самую короткую из имеющихся.

Сам Илья в это время стоит у плиты, поджаривая гренки на завтрак (ароматом уже пропитан воздух, так что я периодически сглатываю слюну) и, заодно, демонстрируя не менее аппетитный филей в чёрных боксерах. И вот напрочь не понимает, зачем мне куда-либо уходить.

— У меня кот некормленый.

— И корова не доена, — насмешливо продолжает мужчина, оглянувшись через плечо. — Разве сосед не справится с таким ответственным делом?

Да, про соседа приходиться рассказать — без лишних деталей, понятное дело, да и приукрасив, что живём мы вместе с первого курса. В моей голове это вполне гарантия того, что отношения между нами исключительно добрососедские и беспокоиться здесь не о чем. Ну и конечно это просто абстрактный одногруппник, а не тот, что бестактно пялился на нас в торговом центре неделю назад. В любом случае я искренне надеюсь, что с Феем Илья не пересечётся никогда, поэтому всё будет в порядке.

— Он накормит сухим кормом, а Люциан его не любит. И рисовый суп тоже не любит, а в холодильнике ничего приличного больше нет, я же убежала к тебе на свидание и не приготовила ужин…

— Если хочешь что-то приготовить, моя кухня полностью в твоём распоряжении.

— Илюш…

Я начинаю раздражаться, пока совсем немного, но всё-таки. Серьёзно? Одна ночь, и он считает себя возможным контролировать меня? Нет, мужчину вполне можно понять, он просто хочет провести со мной побольше времени, раз уж в будние дни возможности почти не выдаётся.

Но готовка была условием при переезде к Котову, а обещания я привыкла выполнять. Тем более этот дурак явно не сильно озаботится пропитанием, а купит какую-нибудь гадость. Эй, я его не для того на нормальную еду перевела, чтобы опять желудок портил.

— Хорошо, — прочитав нечто, только ему понятное в моём лице, Илья вздыхает. — Сейчас позавтракаем и я тебя отвезу.

— Спаси-ибо, ты чудо, — мигом состроив мордочку лемура из «Мадагаскара», тяну я. — А вечером я сама приехать могу, хочешь? У меня машина, между прочим.

— Не стоит, я приеду, когда скажешь, — и стоит открыть рот, чтобы уточнить, не сексист ли он и не против ли девушек за рулём, поясняет. — Вторая машина во двор не поместится, а бросать на улице не очень хочется. Да и мне просто приятнее, когда ты сидишь рядом.

Ну, или так. Выкрутились, господи Романов.


— А ты в понедельник опять куда-нибудь уезжаешь? — по дороге домой решаю уточнить я.

— Нет, четыре дня я здесь, улетаю в четверг вечером. Одно заседание в пятницу, другое во вторник, так что в выходные меня не будет в городе.

Я стараюсь не вздыхать слишком уж расстроено, но мужчина всё равно слышит и поворачивается, отвлекаясь от дороги:

— Извини, это…

— Да прекрати, всё нормально. Я же понимаю, что это твоя работа.

Хоть и обидно, безусловно, ведь только в выходные можно расслабиться по-настоящему и не заниматься на свидании подсчётом часов, которые осталось спать до пар, если ты ляжешь вот прямо сейчас. Но это и правда его работа, любимая причём, да и доходная, судя по всему, глупо было бы обижаться на то, что нельзя изменить.

— Понимания иногда недостаточно, — отзывается Илья.

Причём таким тоном, словно в простых с виду словах скрыт какой-то другой, не сразу понятный смысл. Да и рука на руле напрягается настолько, что вены на запястье видны особенно отчётливо. Он пока молчит, но я прямо печёнкой чувствую, что вот сейчас… сейчас…

— По крайней мере для моей бывшей жены оказалось недостаточно.

Если бы я подбирала саундтрек к своей жизни, то вот на этом моменте заиграла Пятая симфония Бетховена. Которая «та-да-да-дам!».

Язык к нёбу буквально прилип, но это к счастью, ибо не представляю, что я могла бы ляпнуть. Нет, я, конечно, знала — наступает такой возраст, когда понравившийся мальчик может быть не только занят, но и женат. Только он, оказывается, уже наступил.

Вот Лиза-то обрадуется, она всё возмущалась, что Илья слишком идеальный и ждала подвоха. Интересно, семейное положение к подвохам относится?

Господи, о чём я думаю? Какая-то Мишкина каша в голове… Выбрал он время для минутки откровений, нечего сказать. Хотя ладно, как будто узнай я об этом вчера, оделась бы и ушла. Да сейчас!

Так, успокаиваемся, не в убийстве же признался. Вот это было бы несколько не к месту, да. А что к месту? Ну, разоткровенничаться в ответ, например. О, да, «Да ничего страшного, с кем не бывает. Я вообще уже три года влюблена в одного парня, только даже самой себе в этом признаться не хочу. А, да, это тот самый сосед и живём мы вместе с начала сентября, но я уже на стенку лезу и скоро сама его зажму в тёмном уголке». Ох, боюсь, не оценит Илюша, совсем не оценит.

— Кристина, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь? — прерывая водоворот мыслей, просит мужчина, когда я едва сдерживаю нервный смешок.

— Погоди, я…эм…несколько удивлена, — угу, учительница русского языка, впервые прыгнув с парашютом, была потрясена, удивлена и крайне обескуражена, но вслух кричала совсем другие вещи. — И давно вы?..

— Официально — чуть больше полугода, а разошлись почти год назад.

Понять бы теперь, много это или мало. Ведь одно дело расстаться с парнем и не встречаться ни с кем полгода и совсем другое — развестись с женой. Ай, вот мало мне поводов к размышлению было, а?

— И вы…

— Не общаемся, — каким-то мифическим способом читая мои мысли, вновь отвечает на них Илья. — Кристина, я просто не хотел бы, чтобы это вскрылось случайно, и ты подумала, что я специально утаил эту информацию.

— Да, я… понимаю. Спасибо тебе за это. Извини, просто я, правда, не знаю, как реагировать на подобное. Понимаю, пять лет небольшая разница в возрасте, но с такими вот ситуациями я ещё не сталкивалась. Ревнивые бывшие подружки, отравляющие жизнь — это да, а вот такое…

— Ну, зато бывшая жена, при условии, что ушла она сама, жизнь отравлять точно не будет, — с наигранным позитивом успокаивает Илья.

И я выдыхаю. В самом деле, от того, что я узнала, хуже он не стал. Даже хорошо, в какой-то мере, узнать всё именно так, а не походя обнаружив свадебные фото, например, или обручальное кольцо где-нибудь в шкатулке.


— Маленькая, всё точно в порядке? — уточняет мужчина, целуя меня на прощание, перед расставанием на долгие несколько часов.

— Точно, — совершенно искренне откликаюсь я, на секунду утыкаясь носом в щёку, с начавшей пробиваться щетиной. — С тебя фильм на вечер, с меня что-нибудь вкусненькое, как тебе идея?

— Постараюсь не ударить в грязь лицом, — козыряет Илья.

— К пустой голове руку не прикладывают, — смеюсь я, поймав ладонь и шутливо укусив за палец. — До вечера, Илюш.

Только бы не нуар, а? Ну да ладно, пусть это так и останется самым крупным его минусом.



Глава 11


Правильно говорят — не зарекайся, очень правильно. Стоит решить, даже для самой себя, что чего-то никогда не будет, как госпожа Фортуна выглядывает из-за угла и хмыкает: «Никогда, говоришь? Окей, вызов принят!»

А начиналось-то всё очень даже хорошо.

На этой неделе Илья трудится как большинство простых офисных клерков, с девяти до шести, с перерывом на обед. И пунктуально забирает меня после к себе, на ужин и просмотр чего-нибудь по ящику, плавно переходящий в куда более приятное времяпрепровождение. По крайней мере, именно так всё происходит в понедельник и вторник, и ничто, как говорится, не предвещает беды.

В среду я освобождаюсь пораньше (день рождения заведующего кафедрой — это вам не шутки, тут не до каких-то студентов, пар и прочих глупостей) и полдня исполнительно шуршу по дому, изображая нечто среднее между кухаркой и уборщицей. А когда количества наготовленного может хватить как минимум на полдеревни, в голову приходит мысль. Нет, даже не так — Мысль. С большой буквы, да.

Ну, на самом деле, это ведь нелогично, готовить для законного соседа, но не делать того же для куда более законного молодого человека. Тем более если он весьма несовременно оставляет запасной ключ под ковриком, образно говоря. И, набросав на листочке список покупок для планируемого сюрприза, я выдвигаюсь.

Конечно, совсем неожиданностью инициатива не станет, рассказать о том, что я жду Илью у него же дома придётся, но… Думать в такой момент о мелочах совсем не хочется, да и приятно мужчине должно быть в любом случае.


Заскочив на мойку и приведя в порядок «шкурку» металлического коня, я направляюсь в сторону набережной, параллельно радуясь почти пустой (по сравнению с приближающимся часом-пик так вообще) дороге. Но радость оказывается недолгой.

Авто ведёт себя как-то странно, постоянно норовя забрать в сторону, а тут ещё сосед по потоку отвлекает звуковым сигналом. Но не успеваю я в ответ разразиться чем-нибудь не очень культурным, как замечаю вполне себе знакомый любому не-чайнику жест. Вот чёрт…

Кивнув неожиданному помощнику, я включаю поворотник и перестраиваюсь в крайний правый, выискивая место для остановки. А припарковавшись, врубив аварийку и выскочив из машины, только убеждаюсь — дела отстой.