Тем не менее она любила слушать. Не было ничего, что успокаивало или заколдовывало больше, чем музыка.

Сюзанна, заблудившаяся в закоулках собственного сердца, слегка вздохнула, когда замерли последние звуки.

— Красиво. — Кики подошла, чтобы поцеловать волосы сестры. — Я вся грязная.

— Не с того места, где я сижу. — Улыбаясь, Сюзанна повернулась, гладя руку сестры, и наткнулась на бинт. — О, Кики, что случилось?

— Просто поцарапала пальцы.

— Ты хорошо все промыла? Когда в последний раз ты делала укол от столбняка?

— Притормози, мамуля. Ранка чиста, как свисток, укол от столбняка я делала полгода назад. — Кики села на скамью и оглядела комнату. — Где все?

— Дети быстро заснули… я надеюсь. Пошевели пальцами.

Кики вздохнула и подчинилась.

Довольно кивнув, Сюзанна продолжила:

— Лила ушла на свидание. Мэнди просматривает бухгалтерские книги и что-то еще. Тетя Коко поднялась к себе час назад, чтобы принять пенистую ванну и положить огуречные ломтики на глаза.

— А этот?

— Думаю, уже в кровати. Ведь почти полночь.

— Да? — Потом Кики улыбнулась. — Ты ждала меня.

— Нет. — Пойманная с поличным, Сюзанна засмеялась. — Точно. Починила грузовик Фини?

— У него снова не горели фары. — Кики широко зевнула. — Подозреваю, что он делает это нарочно только для того, чтобы я пришла и перезарядила батареи. — Она потянулась руками вверх. — Он угощал меня омарами и вином из одуванчиков.

— Если бы он по возрасту не годился тебе в дедушки, я бы подумала, что он без памяти влюблен в тебя.

— Так и есть. И это взаимно. Так, я что-нибудь здесь пропустила?

— Тетя хочет провести séance [9]

— О, нет.

Сюзанна слегка пробежалась пальцами по клавишам, импровизируя.

— Завтра ночью, сразу после ужина. Она настаивает, что прабабушка Бьянка хочет нам что-то сообщить… и Тренту тоже.

— А он-то какое отношение имеет ко всему этому?

Сюзанна погладила руку Кики.

— Если мы решим продать ему дом, он в какой-то мере унаследует и ее.

— Что мы собираемся делать, Сюзанна?

— Возможно, именно это мы и должны сделать.

Кики встала, поиграла с кисточками торшера.

— Мой бизнес приносит довольно хороший доход. Я могла бы получить под него ссуду.

— Нет.

— Но…

— Нет, — повторила Сюзанна. — Ты не станешь рисковать своим будущим ради прошлого.

— Но это и мое будущее.

— А это наше прошлое.

Сюзанна тоже поднялась. Когда такой свет загорался в ее глазах, даже Кики понимала, что лучше не спорить.

— Я знаю, как много значит для тебя этот дом, да и для всех нас. Возвращение сюда после Бакса… после того, как наш брак развалился, — осторожно промолвила Сюзанна, — помогло мне придти в норму. Каждый раз, когда я вижу, как Алекс или Дженни скатываются с перил, я вспоминаю саму себя. Я вижу, как мама сидит за фортепьяно, слышу папу, рассказывающего истории перед камином.

— Тогда как ты можешь даже думать о продаже?

— Потому что я научилась смотреть фактам в лицо, даже неприятным.

Она поднесла руку к щеке сестры. Только пять лет разделяли их. Но иногда Сюзанна чувствовала, что все пятьдесят.

— Иногда что-то случается с тобой или вокруг тебя, с чем ты не можешь справиться. И когда это случается, ты выбираешь самое важное в своей жизни и продолжаешь жить.

— Но дом важен.

— Скажи честно, как ты думаешь, сколько еще мы сможем продержаться?

— Мы можем продать литографии[10],  лиможский фарфор, несколько других вещей.

— И просто оттянуть несчастье. — Сюзанна слишком много и слишком хорошо знала об этом. — Раз пришло время расстаться с домом, думаю, мы должны расстаться, сохранив хотя бы немного достоинства.

— Значит, ты уже все решила.

— Нет. — Сюзанна вздохнула и снова села. — Каждый раз, когда я считаю, что все решила, начинаю думать по-другому. Перед ужином мы с детьми пошли к утесам. — Она мечтательными глазами смотрела сквозь затемненное окно. — Когда я стою там, глядя на залив, то чувствую что-то настолько невероятное, что останавливается сердце, и я не знаю, как правильно поступить, Кики, не знаю, как лучше. Но боюсь, что понимаю, что должно быть сделано.

— Это ранит.

— Знаю. — Кики села рядом с ней и положила голову на плечо Сюзанны. — Может, случится чудо.

Трент наблюдал за ними из темного коридора и очень жалел, что подслушал их разговор. Жалел, что встревожился. Но это случилось, и по причинам, которые не хотел анализировать, он действительно встревожился. Тихо Сент-Джеймс пошел назад вверх по лестнице.


— Дети, — сказала Коко, уверенная, что находится на грани безумия, — почему бы вам не почитать хорошую книгу?

— Я хочу играть в войну. — Алекс размахивал воображаемой саблей по воздуху. — Смерть последнему врагу.

«И этому ребенку только шесть, — подумала Коко. — Кем он станет через десять лет?».

— Цветные карандаши, — с надеждой предложила она, проклиная дождливые субботние дни. — Почему бы вам обоим не нарисовать красивые картинки? Мы можем повесить их на холодильник, как на художественной выставке.

— Детское занятие, — ответила Дженни, пятилетний циник. Она подняла невидимую лазерную винтовку и выстрелила. — Бабах! Ты убит, Алекс, и полностью расщеплен.

— Расщеплен манекен, а совсем не я. Я окружил себя силовым полем.

— Ага, как же.

Они посмотрели в глаза друг другу с взаимной неприязнью, которую могут чувствовать дети, сидя дома взаперти. Заключив молчаливое соглашение, они переключились на рукопашный бой. Пока сорванцы боролись на потрепанном обюссонском ковре[11] , Коко возвела пристальный взгляд к потолку.

По крайней мере, битва происходила в комнате Алекса, так что большой ущерб не может быть нанесен. Мелькнула соблазнительная мысль выйти и закрыть дверь, чтобы оставить их разбираться друг с другом, но в конце концов она несет за них ответственность.

— Вы можете поранить друг друга, — начала Коко извечное предостережение взрослого ребенку. — Помните, что случилось на прошлой неделе, когда Дженни до крови разбила тебе нос, Алекс?

— Ничего она мне не сделает.

Мужская гордость вышла на передний край, когда он накинулся, чтобы удержать проворную сестру на коврике.

— Сделаю, сделаю, — напевала та, питая надежду снова разбить ему нос.

Она, как ножницами, обхватила его маленькими ножками.

— Извините, — произнес Трент от дверного проема. — Я, кажется, помешал.

— Нисколько. — Коко взбила волосы. — Просто некие юные особы находятся в приподнятом настроении. Дети, поздоровайтесь с мистером Сент-Джеймсом.

— Смотри-ка, — обратился к нему Алекс, изо всех сил пытаясь перебросить сестру через спину захватом руки за шею.

Трент ответил улыбкой, вселившей в пораженную Коко вдохновляющую идею.

— Трентон, могу я попросить вас об услуге?

— Конечно.

— Все девочки работают сегодня, как вы знаете, а у меня есть парочка небольших поручений, поэтому мне надо ненадолго уйти. Вы не станете сильно возражать, если я попрошу вас очень недолго присмотреть за детьми?

— Присмотреть?

— О, с ними не будет никаких неприятностей. — Коко просияла сначала ему, потом своим внучатым племянникам. — Дженни, не кусай своего брата. Калхоуны сражаются честно.

«Когда не борются грязно», — подумала она.

— Я вернусь еще до того, как вы почувствуете, что я ушла, — пообещала она, с облегчением проходя мимо него.

— Коко, не уверен, что я…

— О, и не забудьте о séance сегодня вечером.

Она поспешила вниз по ступенькам и бросила его на произвол судьбы.

Дженни и Алекс перестали бороться и посмотрели на него круглыми глазами. Они были готовы рвать друг друга зубами и ногтями, но без колебаний объединялись против внешней силы.

— Мы не любим приходящих нянь, — с угрозой промолвил Алекс.

Трент качнулся назад на пятках.

— Я уже уверен, что мне не нравится ей быть.

Рука Алекса скользнула теперь вокруг плеч сестры, а не шеи. Ее рука обвилась вокруг его талии.

— Больше не любим.

Трент кивнул. Если он легко справляется со штатом в пятьдесят человек, то уж, конечно, справится с двумя капризными детьми.

— Понятно.

— Когда мы прошлым летом ездили с визитом в Бостон, у нас была приходящая няня. — Дженни подозрительно посмотрела на мужчину. — Мы превратили ее жизнь в ад.

Трент замаскировал смешок кашлем.

— И каким же образом?

— Наш отец подсказал, что надо сделать, — заявил Алекс. — И он был рад, что мы избавились от нее.

Детское злословие перестало забавлять. Трент изо всех сил пытался сдержать жгущий глаза гнев и просто кивнул. Очевидно у Бакстера Дюмонта своеобразные представления о методах воспитания детей.

— Я однажды запер мою няню в туалете и выбрался из окна.

Алекс и Дженни обменялись заинтересованными взглядами.

— Здорово получилось, — решил Алекс.

— И она кричала часа два, — сымпровизировал Трент.

— Мы положили ужа в кровать нашей приходящей няни, и она выскочила из дома в одной ночной рубашке.

Дженни самодовольно улыбнулась и посмотрела на Трента, чтобы понять, насколько он впечатлен.

— Молодцы.

«Что теперь?» — спросил себя Трент.

— У вас есть какие-нибудь куклы?

— Все куклы грязные, — ответила Дженни, лояльная к брату.

— Отрубим им головы! — закричал Алекс, вызвав смех сестры, и запрыгал, размахивая воображаемым мечом. — Я злой пират, а вы мои пленники.

— Хм, я в прошлый раз была пленницей. — Дженни поднялась на ноги. — Теперь моя очередь быть злым пиратом.

— Я первый сказал.

Она отвесила ему здоровенный пинок.

— Мошенник, мошенник, мошенник.

— Малышня, малышня, малышня, — просвистел он и толкнул ее обратно.

— Прекратите! — закричал Трент, пока они не поубивали друг друга.

Непривычный мужской голос заставил их остановиться на полпути.

— Сегодня я злой пират, — сообщил он, — и собираюсь сбросить вас обоих в море.

Он наслаждался этим. Их детское воображение, возможно, было слегка окрашено кровавыми настроениями, но играли они честно, по установленным правилам. Огромное количество людей его круга остолбенело бы, увидев Трентона Cент-Джеймса III ползающим по полу и стреляющим из водяного пистолета, но он хорошо помнил, как сам сидел дома взаперти в дождливые дни.

Игра перешла от пиратов к космическим мародерам и индейским воинам. В конце одного особенно страшного сражения все трое растянулись на полу. Алекс, держа в руке резиновый томагавк, так долго изображал убитого, что просто заснул.

— Я победила, — заявила Дженни, затем в головном уборе с пером, падающим на глаза, прижалась к боку Трента.

И тоже, как свойственно наигравшимся детям, мгновенно заснула.

В таком положении их и нашла Кики. Дождь мягко струился по окнам. В ванной на нижнем этаже капли почти музыкально падали в ведро. Звуки были нежными, словно дыхание.

Алекс растянулся на животе, пальцы все еще сжимали оружие. Кроме тел пол был усеян миниатюрными автомобилями, побежденными фигурками солдат и несколькими пластмассовыми динозаврами. Обходя жертвы побоища, Кики вошла внутрь.

Она и сама не смогла понять своих чувств, обнаружив Трента, спящего на полу с племянниками. Но насчет чего она была совершенно точно уверена — что если бы не увидела это зрелище своими глазами, никогда бы не поверила.

Галстук и ботинки сняты, волосы спутаны, низ льняной рубашки влажный.

Толчок ее сердца был медленным, чутким и очень реальным. Почему он выглядит… милым, подумала она и тут же запихнула руки в карманы. Просто абсурдно. Такой мужчина, как Трент, никогда не будет милым.

Возможно, дети невольно поразили его, размышляла она, и склонилась над ним. Он открыл глаза, мгновение смотрел на нее, затем издал какой-то сонный звук глубоко в горле.

— Что вы делаете? — прошептала она.

— Точно не скажу.

Он поднял голову и посмотрел вокруг. Дженни свернулась у него под рукой, Алекс уткнулся в другой бок.

— Но думаю, что я единственный оставшийся в живых.

— Где тетя Коко?

— Ушла по каким-то делам и поручила мне приглядывать за детьми.

Девушка подняла бровь.

— О, да, вижу.

— Боюсь, что произошло кровопролитное сражение, унесшее множество человеческих жизней.

У Кики дергались губы, пока она шла к кровати Алекса за одеялом.

— Кто победил?

— Дженни считает победителем себя. — Трент мягко вытащил руку из-под головы девочки. — Но боюсь, Алекс не согласится.